Он сделал все, что мог 18 сентября прошлого года в Москве умер Егор Владимирович Яковлев * Женщина номер один

20 сентября 1934 года в Риме родилась София Лорен

* Куда ведет дорога? 20 сентября 1968 года в Москве умерла писательница Александра Яковлевна Бруштейн

   18 сентября прошлого года в Москве умер Егор Владимирович Яковлев, журналист, один из самых видных деятелей и участников «перестройки». Уход Яковлева был, конечно, трагедией для близких и большой бедой для коллег и учеников – а их у него было немало. Да и просто горьким известием – возраст не столь уж безнадежно-смертный, а у Яковлева оставалось еще множество планов и энергии. Но, как это ни печально, следует признать: он осуществил свою земную миссию, выполнил все, что ему было предначертано – этого, предначертанного, было очень много, – и больше, увы, не смог бы ничего сделать. И дело было не в исчерпанности внутреннего потенциала – изменилось время.

   Егор Яковлев корнями уходил в шестидесятые годы, когда происходило его становление как личности и журналиста: оттуда его идеализм, невольная преданность идеям ленинизма, от которых он впоследствии освобождался мучительно, но, как представляется, так и не избавился окончательно, оттуда его повадки непререкаемого лидера. Человек яркий и одаренный, он был плотью от плоти советской системы, хотя, несомненно, принадлежал не к ее бездумным апологетам, а словно бы к внутренней, очень мягкой, впрочем, оппозиции – но все это в структуре, почти не выбиваясь из нее. Естественно, сама его неординарность порой создавала почву для конфликтов: так слишком выразительным и независимым показался журнал «Журналист» – детище Яковлева, созданное им из задрипанного узкоспециального издания «Советская печать», – что повлекло за собой снятие главного редактора и «ссылку» его в «Известия». История же с «Московскими новостями», которые Яковлев преобразил из «агитлистка для иностранцев», пригодного разве что для изучения английского языка в советских вузах, в издание, выхватываемое из рук и чуть ли не размножаемое от руки, – эта история достойна войти в учебники, в главу: «Перестройка в Советском Союзе».

   Если не повторять благоглупости о том, что вся гласность была «разрешена сверху» и дозировано отмеривалась каждому из редакторов, придется признать, что на поле свободы Яковлев несколько лет вел неустанное сражение, отвоевывая каждый шаг как новый плацдарм. И, надо сказать, он был прекрасным полководцем: в меру самовластным, в меру демократичным – во всяком случае, его, вспыльчивого, но умевшего ценить подчиненных и радовать их, по-настоящему любили соратники.

   До сих пор остается неотвеченным вопрос: что было бы, останься Яковлев в «МН»? Положа руку на сердце – кардинальных изменений в истории страны, разумеется, не произошло бы, однако грустно, что все с таким трудом произведенные завоевания он оставил людям, не сумевшим рачительно распорядиться приобретенным.

   Его последнее детище – «Общая газета», начав выходить едва ли не как подпольный листок во время путча, содержала в себе идею единения во имя идеалов демократии и просуществовала ровно столько, сколько жили еще эти идеалы. С их смертью – во всяком случае, как массового явления, – газета приказала долго жить, и Яковлеву пришлось ее продать.

   С телевидением у Яковлева тоже не сложилось – изменились времена и возникли новые требования к журналистике, соответствовать которым Егор Владимирович и не мог, и, похоже, не очень-то хотел.

   Журналистика Яковлева – это журналистика времени, но ведь это можно сказать о всякой журналистике – участь ее в руках злободневности. Яковлев был прекрасным журналистом и великолепным редактором, он честно сделал все, что мог. Если кто-то сегодня может сделать больше – пускай сделает, ну или хотя бы попробует.

   20 сентября 1934 года в Риме родилась София Лорен.

   В отличие от большинства кинодив, София Лорен не скрывает своего возраста – ей это просто не надо. Поэтому два года назад она с удовольствием праздновала семидесятилетний юбилей, а сегодня, вероятно, не менее охотно примет от нас поздравления с днем рождения.

   Выйдя из самых что ни на есть низов, начав с карьеры модели, Лорен не только прочно утвердилась в позиции лучшей актрисы Италии, но и по сей день – что поистине поражает, – возглавляет список самых красивых женщин планеты. Во всяком случае, в прошлогоднем опросе ее имя стоит первым.

   Разменяв восьмой десяток, оставаться секс-символом для современников – для этого, право же, надо располагать гораздо большим арсеналом, нежели красивое лицо и отличная фигура. Хотя, бесспорно, внешними данными Бог ее не обидел. И тем не менее, суть не в том. В конце концов, нос Софии длинноват, скулы чересчур выдаются, рот – почти негритянский, а в эстетике той поры, когда она начинала свой профессиональный путь, это вовсе не выглядело столь бесспорным, как сегодня. В том-то и штука, что своим мощным талантом и не менее мощной харизмой Лорен смогла убедить мир в том, что именно такие скулы и рот являются эталоном красоты – и кинозвезды, звездочки и просто красотки, которые сегодня старательно «накачивают» губы силиконом, вряд ли четко понимают, кому они обязаны столь привычным уже стандартом внешности.

   И, в конце концов, даже не это главное. В отличие от множества звезд и звездочек, Лорен прежде всего – прекрасная профессиональная актриса, заставляющая зрителя не любоваться ее красотой – это происходит помимо воли и попутно, – а подключаться к ее состоянию, переживая его как свое. Она не боится стать и некрасивой, и смешной, потому что ее задача – донести с экрана то, что хочется сказать, а не блеснуть лишний раз выразительным поворотом.

   Блестящей актрисой она и останется в памяти и на пленке – но и чертовски красивой женщиной – до конца пути – пусть он будет как можно более долгим.

   20 сентября 1968 года в Москве умерла писательница Александра Яковлевна Бруштейн.

   Вышло так – возможно, в связи с некоторыми причинами, о которых речь ниже, – что имя Александры Бруштейн осталось хорошо известным в литературных кругах, а также в кругу «фанатов» ее главной книги – «Дорога уходит в даль», но вовсе не на слуху у широкой публики. Это очень жаль и обидно.

   Александра Яковлевна родилась в 1884 году в Вильно. Население города представляло собой странную смесь русской, польской, литовской и еврейской публики, причем эти слои существовали сами по себе, почти изолированно, смешиваясь лишь «по краям».

   Сашенька Яновская – так зовут юную героиню автобиографической трилогии Бруштейн, которую с полным правом можно считать альтер эго автора, – родилась в интеллигентной еврейской семье, впрочем, вполне светской и бесконечно далекой от иудаизма. Религиозные традиции сохранялись лишь в семье бабушки-дедушки, да и то в виде лишь обрядовых шаблонов поведения, не наполненных метафизическим смыслом.

   Отец Сашеньки, врач, доктор милостью Божией, посвятил жизнь выполнению данной им клятвы Гиппократа, которую, в отличие от многих собратьев по цеху, он воспринял раз и навсегда как непосредственное руководство к действию. Он лечит людей, никак не увязывая размер оказанной помощи с гонораром – последний для него, похоже, вообще почти не существует. Человек он абсолютно бескорыстный, бесконечно благородный и законченный трудоголик.

   Кредо семьи – четкое убеждение в приоритете гуманности, необходимости помощи ближнему, сострадания к неимущим и, в сущности, формулируется как «все люди – братья», хотя этот тезис не называется вслух и не зиждется ни на каких первоисточниках, не опирается ни на какой духовный стержень. Просто – безоговорочно порядочные люди. И, как ни грустно – этого недостаточно и это чревато.

   Естественно, Яновские живут не в безвоздушном пространстве, а на окраине Российской империи, которая отнюдь не являла собой Царствия Небесного на Земле и содержала немало несправедливости, горя, обид и страданий. Девочка, воспитанная в милости к падшим и доброте, не могла не видеть всего этого, такого печального, и реагировала с присущими ей пылом и непосредственностью. Выходило так, что существующий порядок вещей категорически неприемлем и подлежит непременным и кардинальным изменениям. Вокруг Сашеньки Яновской – множество людей, очень разных, и самые симпатичные из них – так или иначе вовлечены в революционное движение. Обожаемый папа относится к революции с пассивной симпатией – может быть, его невысказанное поощрение более всего подталкивает девочку к мысли, что именно этому стоит посвятить жизнь. Начав с бесплатных занятий с типографскими рабочими, подрастающая Сашенька довольно быстро оказывается вовлечена в конкретную революционную работу – это происходит плавно, логично и неотвратимо.

   Читатель, которому известно, во что вылилась поначалу безобидная, похвальная и вполне достойная идея – сделать всех счастливыми, с тоской следит за судьбой Сашеньки Яновской. Тоска эта никак не запрограммирована автором, который словно бы не обременен этим знанием и воспринимает собственное повествование совершенно «один к одному» – тем глубже пласт трагедии, казалось бы, не предусмотренный Бруштейн – или преднамеренно не замеченный ею.

   Благодаря этой непредусмотренности, для тенденциозного читателя книга приобретает совсем иной смысл, нежели тот, который выкристаллизовывается в контексте исторического знания. Скажем, в Интернете существует сайт «фанатов» «Дороги…», которые воспринимают ее как текст, призванный нести в мир утраченные нынче коммунистические идеалы. Воспринимают именно так, начисто игнорируя скрытый трагизм повествования и те реалии, которые, казалось бы, игнорированию уже вовсе не поддаются.

   Книга написана прекрасно, живым, легким и ясным языком, читается взахлеб, и полна юмора, который не является плодом некоего «остроумничания» или желания расцветить повествование, но естественно вырастает из авторского отношения к жизни: жизнерадостного, азартного и веселого – ценность, которую невозможно приобрести старанием, которая дается от Бога, и очень нечасто.

   Кроме того, необыкновенно интересна сама фактура – скажем, быт женского закрытого учебного заведения, который нынешнему читателю совсем незнаком, – да еще и преподнесенная с присущей Бруштейн добросовестностью и любовью к деталям, не говоря уже об изяществе слога и необыкновенной достоверности персонажей. Все, кто читал книгу, не могут удержаться от того, чтобы ее не цитировать – в кругу читателей, не слишком, впрочем, широком, «Дорога…» оказалась разобранной на цитаты, не меньше «Двенадцати стульев» – текст просто напрашивается на это.

   Если же вернуться к причинам, по которым «Дорога уходит в даль» не заняла подобающего места в русской литературе, придется еще раз констатировать, что, не будучи прочитанной вместе со вторым, третьим и остальными пластами смысла, книга оказалась в потоке советских детских книг, призванных воспитывать «будущих революционеров», чем, безусловно, если не оттолкнула, то и не привлекла более взыскательного читателя. Для лидера же сугубо социалистической литературы она оказалась как раз слишком многослойной и потому словно бы несколько сомнительной, не безоговорочно «правильной». Это противоречие определило судьбу прекрасной книги.

   Судьба же ее автора сложилась внешне совершенно благополучно: пройдя путь «умеренной революционерки» – сама, слава Богу, бомбами не кидалась и на баррикадах не стреляла, – после революции она занялась культурно-просветительской работой, и на ее счету создание ста семидесяти трех «школ грамотности». Рано начала писать и печататься, и уже в начале 20-х зарекомендовала себя как хороший драматург. Написано ею более шестидесяти пьес, включая добротные и профессиональные инсценировки классики.

   К концу жизни Бруштейн стала признанным мэтром, пользовавшимся уважением и любовью. Коллеги ценили ее, молодые писатели к ней тянулись – в ней подкупало все то же: жизнелюбие, незлая, но яркая ирония, точность оценок и доброта, которые сделали такой притягательной ее главную книгу. Книга, впрочем, давно уже живет сама по себе, и есть основания надеяться, что в сегодняшних реалиях, абстрагировавшись от шаблонов восприятия, читатель сможет увидеть ее свежими глазами и полюбить заново.

Ведущая рубрики

Влада ЛЯЛИНСКАЯ

N- 37/2006 18.09 — 24.09

Публикация с сайта «Русская Германия»