Вчера в Русском музее при участии Proactive PR была открыта выставка «Павел Филонов – очевидец незримого», приуроченная к саммиту «большой восьмерки». Это первая после конца 80-х большая – 160 работ – выставка ленинградского гения, принципиального бессребреника и певца мировой революции.

На открытии ждали первых леди. Пришла только вторая – губернатор Валентина Матвиенко в скромном розовом костюме, припомнила, как в 1988 году в Ленинграде (в бытность зампредом исполкома Ленсовета) присутствовала на открытии выставки Павла Филонова и каким потрясением для всех была тогда живопись «самого загадочного из русских авангардистов».

Русский музей не зря предложил Филонова. Саммит требует соответствующей культурной программы – одних дворцов и музеев здесь явно недостаточно. Нужно некое открытие чего-то не слишком известного и затасканного, знаковая и масштабная фигура, отвечающая не только за русское искусство, но и за загадочность русской души. И кроме того, имеющая потенциал и мирового признания. По правде говоря, у нас таких художников раз, два и обчелся. Малевича видел уже весь мир и по нескольку раз, Кандинский не годится, потому как эмигрант, Дейнека не тянет на мировой статус, позднесоветские герои – и подавно. Филонов в этом смысле вариант беспроигрышный. Гений – раз. Загадочен и мистичен – два. Не вписывается ни в один мировой художественный брэнд (вернее, совмещает в своем творчестве сразу несколько – тут и кубизм, и экспрессионизм, и абстракция, и даже сюрреализм), то есть оригинален. Не слишком раскручен. И питерский, ко всем прочим достоинствам. Возможно, последнее обстоятельство сыграло решающую роль, хотя устроители выставки настойчиво опровергают именно эту версию, повторяя, что выставка Филонова сделана совсем не потому, что это любимый художник Владимира Путина.

Есть и другой, чисто музейный мотив – Русский музей фактически является мировым монополистом на Павла Филонова благодаря сестре художника Евдокии Глебовой, пожертвовавшей в 1977 году музею все хранимое ею наследие брата – почти 200 картин и столько же рисунков и акварелей. Это самая большая в мире коллекция его работ. Примерно половина представлена на выставке: 85 единиц живописи и 75 – графики, от учебного «Натурщика» 1909 года до вещей конца 30-х годов.

Произведенный отбор замдиректора Русского музея Евгения Петрова мотивировала корреспонденту Ъ тем, что Филонов – художник сложный для понимания и восприятия, а потому его искусство просто необходимо дозировать. Этой же цели служит, по мнению госпожи Петровой, и дизайн выставки. Вся экспозиция погружена во мрак, стены выкрашены в глухой коричневый цвет, так что возникает ощущение пещеры со светящимися «окошками» – работы, подсвеченные по контуру, выглядят сияющими витражами, отверстиями в другой мир.

Соответствующий настрой создает и звуковое сопровождение – какие-то утробные, скрежещущие звуки, издаваемые редкостным инструментом, специально привезенным на выставку из Москвы, из «Термен-центра» при Московской консерватории. Это допотопный электронный синтезатор с множеством синих кнопочек и черным корпусом был изобретен в 1938 году инженером Евгением Мурзиным, назвавшим свое детище АНС (Александр Николаевич Скрябин). В основе инструмента – идея преобразования графических элементов в звуковые. Берется любой рисунок, сканируется на пленку, пленка вставляется в аппарат, все, что темное,– это тишина, все, что белое,– это звук. Таким вот удивительным образом специально к выставке были «озвучены» восемь рисунков Филонова.

И в самом деле, даже не заглядывая в биографию художника, а просто сосредоточившись на его работах, понимаешь, насколько они несовременны, чужды по своему пафосу нынешним художественным и не только художественным умонастроениям. Ни один современный мастер не возомнит себя пророком, способным вывести на холсте всеобъемлющую формулу мироздания, никто не посягнет на лавры создателя универсального «аналитического» творческого метода, с помощью которого можно препарировать как социальные катаклизмы, так и природные явления, никто не замахнется на изображение «мирового расцвета».

Если еще в 1988 году, когда прошла первая после 1920-х годов выставка Филонова, публика сочувственно и даже восхищенно относилась к мастеру, воспринимавшему свой художественный труд как высшую миссию и принципиально не желавшему жить результатами этого труда, то сегодня человек, умиравший с голода, но декларативно отказывавшийся продавать свои работы (сохранились несколько вещей, сделанных Филоновым на заказ, в том числе и известный портрет Сталина, но в эту выставку они не включены, так как сам автор не считал их своим достижением, а скорее считал стыдной «халтурой»), вряд ли может стать моделью для подражания. Притом, воспевая пролетариат, всех этих работяг и нищих – извозчиков, коровниц, ломовых лошадок, он сам как будто отделял себя от их мира, глядя на него с позиции ученого, разглядывающего в микроскоп колонию интересных бактерий. Так что Филонов вряд ли годится и как пример социально-критического искусства, которое может быть поднято на щит антиглобалистами. Остается единственная актуальность – это, собственно, сама живопись Филонова, самоценная материя, прекрасная, быть может, вопреки амбициям автора и сюжетам его произведений.

Нынешний, довольно странный статус Филонова обыграл в своей инсталляции «Монумент утопии», помещенной постскриптумом к выставке, в последнем зале, художник-концептуалист Вадим Захаров. После темноты зритель выходит на свет и видит огромную трехметровую скульптуру льва на постаменте. Нежно-голубым цветом грозный лев напоминает детскую игрушку – в качестве прототипа Захаров действительно использовал старомодные игрушки-мобили, которые приводят в движение, дергая за веревочки. Лев не только движется, то присаживается на задние лапы, то поникает на передние, то вертит головой, но и говорит – из динамика звучит автобиография Филонова, написанная им в 1929 году от третьего лица. Лев рассказывает, как родился в 1883 году в семье прачки и извозчика, где учился, какие написал манифесты и разработал теории, доведя рассказ до того момента, как у него сейчас откроется выставка в Русском музее.

Уже готовая выставка в 1929 году так и не открылась – Филонов был признан идеологически чуждым, его мастерская аналитического искусства, в которую в тот момент входило до полусотни последователей, была разогнана, сам художник умер в 1941 году в блокадном Ленинграде, продолжая верить в свою миссию.

«Озверевший» Филонов в инсталляции Захарова выглядит одновременно и величественно, и комично. Да, сегодня звериная серьезность творчества Павла Филонова может вызывать иронию, но никто не сможет отрицать, что русский авангард и мировое искусство XX века зиждется и на этом льве.

МИЛЕНА Ъ-ОРЛОВА

ГАЗЕТА КОММЕРСАНТЪ № 129 (№ 3460) от 18.07.2006

КОММЕРСАНТЪ