* К стенке, ваша светлость! 2 июля 1925 года был расстрелян князь Голицын — последний премьер-министр царской России

* Свобода – от себя? 1 июля 1876 года скончался Михаил Бакунин — основоположник анархизма

* Памяти Юрия Щекочихина 3 июля 2003 года в Москве умер журналист Юрий Щекочихин

   2 июля 1925 года, в Ленинграде, по постановлению Коллегии ОГПУ был расстрелян князь Николай Дмитриевич Голицын – последний премьер-министр царской России.

   Семья Голицыных – одна из древнейших и знатнейших русских семей, восходящих к великому литовскому князю Гедимину и состоявшая в родстве с Рюриковичами и с царским домом Романовых. Соответственно, дети в ней вырастали в осознании возложенных на них по рождению обязанностей, долга и необходимости служить царю и отечеству достойным образом. Николай Дмитриевич, традиционно преподносившийся большевиками как «кровопийца, эксплуататор и бездельник», всю жизнь занимался именно этим служением. Не стоит утверждать, что он был преисполнен прогрессивных идей, да это было бы и странно, в контексте рождения и воспитания, однако несомненно, что, будучи почти «профессиональным губернатором», князь был дельным, грамотным и ответственным чиновником. Во всяком случае, в Архангельске, где он губернаторствовал с 1885 года, в Калуге (с 1893 года), в Твери (с 1897 года) он сделал много полезного и оставил по себе вовсе не плохую память.

   В Архангельской губернии, чрезвычайно запущенной по части медицины, он честно старался предпринять все возможные усилия, чтобы люди не оставались без врачебной помощи, и даже подавал «Записку» императору с тревожными сведениями и перечнем необходимых мер. В Калуге за ним числится множество деяний, пошедших на пользу культурному и научному развитию региона. Открытием библиотек и подъему библиотечного дела город уж точно обязан Голицыну, равно как и открытием первой специализированной психиатрической больницы, и богадельней, и работным домом, и амбулаторией. В общем, губернатор искренне стремился превратить подведомственную территорию если не в «цветущий сад», то, во всяком случае, в живую и культурную часть страны, и уж, во всяком случае, никому не могло бы и в страшном сне присниться, что князь Голицын будет вымогать взятки или воровать казенные средства, пренебрегая своими прямыми обязанностями и реально существовавшим в то время (которое, впрочем, никак не стоит идеализировать) понятием чести.

   С земством губернатор Голицын не ладил – что правда, то правда, как в Калуге, так затем и в Твери, и даже подал рекордное количество протестов на представленный им бюджет, продемонстрировав тем самым недопустимость чрезмерных полномочий губернатора по отношению к самоуправлению.

   Когда в стране повеяло приближением хаоса, в декабре 1916 года Голицын был назначен Председателем Совета Министров – по настойчивому желанию императрицы, наивно полагавшей, что князь сможет остановить надвигающуюся лавину и, как свидетельствуют некоторые источники, вопреки активному нежеланию самого Голицына. Отказывался он не напрасно: естественно, сразу после февральских событий угодил в тюремную камеру и должен был давать показания Чрезвычайной следственной комиссии Временного правительства. Впрочем, это были еще цветочки, поскольку относительно либеральным Временным правительством в апреле Николай Дмитриевич был освобожден и получил если не рекомендацию, то, во всяком случае, разрешение выехать из страны.

   Бог весть, отчего он не сделал этого – все то же «ноблес оближ»? – только советская власть застала семью Голицыных в Петрограде, где отец семейства занимался сапожным ремеслом. Там-то его, немного погодя, арестовали большевики и, не мудрствуя лукаво, расстреляли. Вины за ним никакой не числилось, кроме факта происхождения и послужного списка – но этого оказалось вполне достаточно.

   1 июля 1876 года в Берне скончался Михаил Александрович Бакунин – основоположник анархизма.

   Михаил Александрович родился и получил воспитание в хорошей дворянской семье, отец был поклонником идей Руссо, и дети росли в атмосфере дружелюбия и творчества. Михаил сызмала проявил способности к музыке и живописи, был славным, хотя и несколько вспыльчивым мальчиком, и вообще, как говорится, ничто не предвещало… Проблемы начались в Петербургском артиллерийском училище, где юнкеру Бакунину пришлось столкнуться с принуждением и насилием над личностью, впрочем, неизбежным в закрытом военном заведении, однако же на подростка это произвело тяжелое впечатление. Не приученный ко лжи, он болезненно воспринимал необходимость кривить душой, что, кстати, и впоследствии всегда было ему в тягость. Через три года, уже произведенный в прапорщики, Бакунин все же был отчислен с первого офицерского курса за «нерадивость и дерзость», каковые, вполне вероятно, действительно имели место, поскольку покладистым характером Михаил Александрович никогда не мог похвастаться. Предстояла служба в армии, однако военная карьера Бакунина совсем не прельщала и, сказавшись больным, он подал в отставку, решившись всецело отдаться науке: его влекли труды немецких философов – прежде всего, Канта, Фихте и Гегеля, причем последний на некоторое время стал для него просто оракулом.

   Данные для научной работы у Бакунина, несомненно, были: острый ум, прекрасная память, живое воображение – однако страстность, которую он вкладывал в свои научные занятия, несколько превосходила академическую увлеченность предметом. Впрочем, страсть определяла все его занятия: он так пламенно ораторствовал в кружке Н. Станкевича, что скоро стал известен во всей «философской» Москве. В салоне Левашовой он заводил самые разнообразные литературные знакомства, и в круг его общения входили В. Белинский и В. Боткин, М. Катков и Т. Грановский. Чуть позже, там же, в Москве, он сблизился с Герценом и Огаревым, и этот контакт стал весьма значимым для его дальнейшей жизни.

   Отношения с людьми Бакунин всегда выстраивал не без труда, поскольку свойственные ему, по словам Белинского, «чудовищное самолюбие, мелкость в отношении к друзьям, ребячество, леность, недостаток задушевности и нежности, высокое мнение о себе, желание покорять, властвовать, охота говорить другим правду и отвращение слушать ее от других» разумеется, отнюдь не привлекали к нему сердца, несмотря даже на «благородную львиную природу, дух могучий и глубокий, превосходные дарования, бесконечные чувства, огромный ум», которых не отрицал все же за ним неистовый Виссарион. Бакунин постоянно вступал в конфликты с людьми из своего непосредственного окружения, причем чем ближе стоял к нему человек, тем острее обещал быть конфликт. Вероятно, отчасти и это подтолкнуло его к отъезду из страны: ему, вероятно, казалось, что в иных городах и весях он обретет желанную гармонию в отношениях с миром – однако нельзя убежать от самого себя.

   Так или иначе, 4 октября 1840 года Бакунин покинул Россию – на кронштадской пристани его провожал один лишь Герцен, ссудивший к тому же вздорному товарищу две тысячи рублей, поскольку отец, не одобрявший планов Михаила, не дал ему ни копейки. Обосновавшись в Берлине, где, казалось бы, были все условия для занятий любимой немецкой философией, Бакунин спустя короткое время к последней охладел, потому как убедился в «ничтожности и суетности всякой метафизики» и «бросился в Политику». Новые пути – новые соратники и соперники, и круг знакомств Бакунина составляют теперь А. Руге, Г. Гервег, В. Вейтлинг, П. Леру, Л. Блан и П. Ж. Прудон, А. Мицкевич – все люди столь же страстные и одержимые идеей переустройства мира, – и среди них, разумеется, К. Маркс, к которому Бакунин сперва относился с огромным пиететом.

   Но времена быстро менялись, и вскоре Бакунин, приближавшийся к созданию собственной анархической теории, уже вовсю критиковал идеи марксизма, причем, надо сказать, проявил при это редкостную трезвость и прозорливость. Во всяком случае, у него хватило мудрости и воображения представить себе воочию, что получится, если идеи Маркса воплотить в жизнь. Картинка, по Бакунину, рисовалась отвратная: «Это не свободное общество, не действительно живое объединение людей, а невыносимое принуждение, насилием сплоченное стадо животных…» – и так далее, весьма красноречиво и, как показала практика, чрезвычайно точно.

   А между тем по Европе гуляла революция, и Бакунин, упивавшийся ветром перемен безмерно и весьма активно, сперва насторожил своей деятельностью европейские правительства, а потом и совершенно явственно стал в их глазах персоной нон грата, что повлекло за собой конкретные меры: в мае 1848 года как один из руководителей восстания в Дрездене он был арестован и судом Саксонии приговорен к смертной казни, замененной на пожизненное заключение, затем выдан австрийскому правительству с точно тем же результатом, а в 1851 году, дабы окончательно сбыть с рук неугомонного русского, его передали русским властям.

   Оказавшись в Алексеевском равелине, Бакунин написал свою знаменитую покаянную «Исповедь», адресованную Николаю I и по сей день вызывающую ожесточенные споры: что это было – тактический ход, дабы сохранить себе жизнь и добиться утраченной свободы, или искренний отказ от своих жизненных позиций? Оказавшись в итоге в сибирской ссылке, Бакунин бежал за границу и вновь с головой окунулся «в революцию». К тому времени его анархические взгляды завоевали ему славу одного из самых смелых и радикальных мыслителей этой самой революции и даже снискали множество последователей, отнюдь не сделавших чести автору теории – он был человеком хотя и увлекающимся и страстным, но отнюдь не певцом насилия, к которому, кстати сказать, сам совершенно не чувствовал склонности и мечтал лишь о «полной свободе человека от государства», правда, предполагал добиться ее довольно странным образом… Семена, которые философы роняют в почву реальности, порой дают довольно ядовитые ростки – к несчастью (или к счастью) человеческая жизнь не настолько длинна, чтобы мыслитель успел убедиться во вредоносности посеянных им всходов.

   Три года назад, 3 июля 2003 года в Москве, в реанимационном отделении Центральной клинической больницы умер журналист Юрий Щекочихин.

   Обстоятельства смерти Юрия Петровича по сей день не выглядят вполне вразумительными и вызывают тревожное недоверие у его близких и людей, связанных с ним. Не однажды пытался внести какую-то ясность Григорий Явлинский, требовавший даже создания государственной комиссии для «объективного и всестороннего расследования этих обстоятельств с последующим оглашением результатов расследования».

   В самом деле: диагноз, установленный врачами, сделавшими, как свидетельствуют очевидцы, все возможное для спасения жизни Щекочихина, гласит – синдром Лайелла. Это – тяжелейший аллергический синдром, поражающий иммунную систему и внутренние органы. Но если возник аллергический синдром, стало быть, он был вызван появлением сильного аллергена. Где он? Что это было? Ведь его возможно было внести в организм и искусственно, намеренно?

   Возможно, если бы речь шла о ком-то другом, таких подозрений бы и не было – но слишком длинной оказалась бы виртуальная очередь желающих убрать из жизни «опасного» журналиста и бескомпромиссного политика. Щекочихин, писавший на самые разные темы – от подростковой и просто преступности, до коррупции, войны в Чечне и власти тайных спецслужб, был опасен даже не потому, что обладал острым и беспощадным пером – хотя перо его было поистине блестящим, – он был опасен в первую очередь тем, что был совершенно неподкупен и чист. Логично, что в атмосфере почти поголовной продажности, если страхом или подкупом можно заставить замолчать любого или почти любого, счет бескорыстных и бесстрашных ведется, в лучшем случае, на десятки, если не на единицы – и когда одна из таких угрожающе безупречных единиц вдруг скоропостижно погибает, возникает недоумение, переходящее в недоверие: уж слишком ловко все совпало.

   Грустно и обидно, что смерть талантливейшего журналиста и одаренного политика вызывает не столько скорбь о нем и печальное внимание к тому, что было им сделано, а ввергает общество в атмосферу подозрений и настороженности – нет ли тут преступления. Грустно – но, наверное, естественно.

Ведущая рубрики

Влада ЛЯЛИНСКАЯ

N- 26/2006 03.07 — 09.07

Публикация с сайта «Русская Германия»