Двадцатилетие Чернобыля, мимо которого никак не пройти в нынешнем апреле, по-разному отмечают в Беларуси, России, на Украине. В осмыслении глубинных причин катастрофы и ее отдаленных последствий мнения теоретиков и практиков разительно отличаются.

В украинской столице то затухают, то с новой силой вспыхивают страсти вокруг проекта «Укрытие», которое должно быть возведено над аварийным саркофагом аварийного 4-го энергоблока навсегда остановленной Чернобыльской АЭС. Сроки его ввода неоднократно отодвигались, а требуемая сумма несколько раз пересматривалась в сторону увеличения.

В то время, как на Украине кипят страсти, в Минске и Гомеле проходит международная конференция «Чернобыль: 20 лет спустя. Стратегия восстановления и устойчивого развития пострадавших регионов». Впечатляет размах форума. Как накануне сообщили организаторы, о своем участии заявили до полутора тысяч специалистов из 50 стран и шестнадцати международных организаций, включая ВОЗ, МАГАТЭ, ПРОООН. Местом проведения конференции Беларусь выбрана не случайно: по официальным сведениям, в зонах радиоактивного загрязнения на ее территории находятся 2653 населенных пункта и проживают 1,3 миллиона человек.

Двумя неделями раньше симпозиум «20 лет после Чернобыля: уроки, оценки и перспективы» состоялся в Российской академии наук. Свой ретроспективный взгляд на случившееся 26 апреля 1986 года и все последующие события изложили бывший глава союзного Росгидромета Юрий Израэль, директор РНЦ «Институт биофизики» Леонид Ильин и председатель Российской научной комиссии по радиационной защите Анатолий Цыб.

Академик Израэль процитировал свое непубличное признание, по его словам, сделанное в Киеве 29 апреля 1986 года. Когда поступили самые первые данные о радиоактивном загрязнении местности и встал вопрос о массовом отселении людей, его спросили: «Это надолго?». «Навсегда», — повторил Ю. Израэль двадцать лет спустя тот сакраментальный ответ. По его словам, в первые дни после аварии были эвакуированы 118 тысяч человек из прилегающих к Чернобыльской АЭС населенных пунктов Украины и Беларуси.

В 1990-1991 годах отселили еще 100 тысяч. Эти вынужденные шаги в сочетании с другими мерами профилактики помогли, как утверждает академик Ильин, «существенно снизить дозовую радиационную нагрузку на людей, оказавшихся в районе аварии». Всего, по его данным, в те дни было зафиксировано лишь 134 случая заболевания острой лучевой болезнью. Но это — исключительно персонал АЭС и ликвидаторы.

В Институте биофизики и сегодня продолжают утверждать: за прошедшие двадцать лет не выявлено ни одного (!) факта острой лучевой болезни среди эвакуированных жителей и у тех, кто проживает на загрязненной территории. Как и то, что большинство случаев онкопатологии «не имеет доказанной причинно-следственной связи» с последствиями чернобыльской аварии и радиацией вообще.

Полемизировать с учеными людьми, вооруженными медицинской статистикой, решится не каждый. Наверное, есть свои возражения у практикующих врачей, есть не преодоленные сомнения у поселковых фельдшеров, которые не в бумажные отчеты смотрят, а в угасающие глаза своих пациентов. Но их на академические симпозиумы не приглашают.

А чиновники от здравоохранения и социальной защиты живых людей за статистикой разглядеть, похоже, не желают.

Главный государственный санитарный врач России Геннадий Онищенко на симпозиуме в РАН констатировал, что с 1991 по 2003 годы среди детей Брянской области выявлено всего 226 заболеваний раком щитовидной железы. При этом лишь в половине случаев можно говорить, что заболевание было обусловлено радиационным облучением. А в целом, констатировал Г. Онищенко, заболеваемость лейкозами у людей на Брянщине не превышает этого же показателя в так называемых «чистых» регионах.

Если бы люди вели себя более осмотрительно и разумно — не собирали грибов, не ели черники и клюквы с местных болот, не пасли домашний скот в ложбинах и не запасали в здешних местах сено для коров, а молоко и картошку употребляли бы только привозные — то тогда, по версии санитарной службы, дозы внутреннего облучения не превышали бы установленных норм. Следуя такой логике, весьма скоро можно было бы снять с государства обременительное чернобыльское бремя в виде социальных льгот и компенсаций.

О величине и сопоставимости затрат можно судить по такому сравнению. За десять лет с 1992 по 2001 годы в рамках государственной программы по преодолению последствий чернобыльской аварии в России выделено около 2, 5 миллиарда рублей на строительство жилья, школ, больниц и других объектов социальной сферы. На продолжение строительства реактора БН-800 Белоярской АЭС только на один нынешний год атомщики запросили 6 миллиардов рублей. Выделен (впервые за последние годы) один миллиард. В иных обстоятельствах этому факту можно было порадоваться: в кои-то веки нашлись средства для инвестиций в высокотехнологичную сферу. Но не может не настораживать настрой на стремительное, с места в карьер и без оглядок на прошлое, строительство новых атомных станций — в России и по российским же технологиям в других странах.

На волне разговоров о «ренессансе» атомной энергетики всерьез заговорили о возможности сооружения атомной станции и на территории Беларуси, в свое время добровольно принявшей безъядерный статус. Но сооружение АЭС — дело весьма затратное. А вот в России уже почти нет сомнений, что средства на эти цели и необходимые государственные гарантии ведомство Сергея Кириенко в ближайшее время получит.

«СОЮЗ» на своих страницах не раз рассказывал о том, как идет реализация совместных проектов, посвященных ликвидации последствий чернобыльской катастрофы. Сделано в этом направлении немало, повторяться сейчас не будем, но впереди еще огромная работа по реабилитации пострадавшего населения, его социальной защите, решению вопросов землепользования. Только совместными усилиями можно преодолеть последствия беды. Вот о чем всем нам следует помнить.

В канун печальной даты никто не призывает до скончания века посыпать голову чернобыльским пеплом. Но представлять дело так, будто чернобыльское авария — всего лишь результат безответственных действий дежурной смены операторов, а все за этим последовавшее лежит на совести некомпетентных руководителей — значит идти против совести и рыть яму грядущим поколениям.

Между тем

Некоторое время тому назад всем подписчикам и посетителям сайта nuclear.ru (весьма популярного и авторитетного в среде специалистов-атомщиков) было предложено ответить на вопрос: «Возможна ли при современном уровне развития ядерной энергетики тяжелая авария на АЭС?» При четырех формализованных вариантах ответа голоса проголосовавших распределились так: возможна при неверных действиях персонала — 67,36 процента, возможна из-за конструктивных просчетов — 18,7, технологически невозможна — 10,42, невозможна в принципе — 3, 47 процента. Как видим, абсолютное большинство ответивших и сегодня допускают возможность тяжелых аварий на АЭС и, что самое тревожное, связывает это с неадекватными действиями персонала. Человеческий фактор, как это ни парадоксально, представляет наибольшую угрозу безопасности АЭС, он сегодня — самое слабое звено. Риск аварии из-за возможных конструктивных просчетов тоже сохраняется, но соотношение с человеческим фактором — как один к четырем. Исходя из этого, видимо, и следует строить систему профилактики и предупреждения аварий на атомных станциях — как основополагающее ядро всей системы безопасности в ядерной энергетике.

«Российская газета» №82 (4048), 20.04.06