Эта страница истории православной церкви достаточно подробно освещена в исторических источниках, но фигура мятежного протопопа вызывает интерес не только историков, но и «инженеров человеческих душ» – что и неудивительно: уж очень неординарный был человек.

Сам по себе пафос убеждений Аввакума был весьма консервативным и «охранительным»: оставить все, как было, не пересматривать установлений предков, – но личность его, мятежная и живая, была ориентирована на борьбу, то есть на изменения – и в этом парадокс и загадка протопопа, поддерживающая внимание к нему долгие века.

   Аввакум Петрович родился в семье священника, рано осиротел и воспитывался необычайно набожной матерью. Без колебаний вступив на стезю богослужения, в двадцать один год был рукоположен в дьяконы, а через два года стал священником в селе Лопатицы. Уже тогда ревностность его стараний о чистоте нравов прихожан несколько зашкаливала за привычный градус, что вызывало недовольство не только паствы, но и начальства. Авторитет последнего он, кстати, исходно не ставил ни в грош, что, естественно, на пользу его карьере не пошло: был бит и изгнан и только царевым заступничеством получил второй шанс – был поставлен протопопом в Юрьевец-Повольский, но и там повторилась та же самая история. Попы, наряду с бабами-прихожанками, точнее сказать, при их непосредственном участии, бесстыдно «творили блуд», чего душа протопопа вынести не могла. Ну, и естественно, разъяренная паства измолотила поборника душевной и телесной чистоты батогами.

   После долгой и ярой борьбы с патриархом Никоном, оказавшись перед реальной возможностью царской милости, протопоп не поддался на «сладости века сего и телесныя радости», и в 1666 году церковным собором был лишен сана и проклят. Возгласив в ответ анафему архиереям, Аввакум отправился в заточение в Пустозерск, «место тундрявое, студеное и безлесное» и, лишенный иных способов идейной борьбы, в течение пятнадцати лет занимался писанием диссидентских сочинений. Надо сказать, тексты он создал удивительные, не имеющие аналогов в литературе той поры. Написанные необыкновенно искренне, живо и талантливо, они опрокидывали существовавшую литературную традицию, создавая теснейшую эмоциональную связь между автором и читателем. Его «Житие» – это даже не автобиография, а пламенная исповедь, подкупающая непосредственностью, удивительной страстностью и вместе с тем редкостной рефлексией по отношению к себе самому. Из этого ряда знаменитая и многажды цитированная сцена в Сибири, когда изгнанный протопоп с женой бредет по снежной пустыне: «Протопопица бедная бредет-бредет, да и повалится… «Долго ли муки сея, протопоп, будет?» (спрашивает жена). «Марковна, до самыя смерти!» Она же, вздохня, отвещала: «добро, Петровичь, ино еще побредем».

   Человек одаренный, яркий, разумеется, беспощадный фанатик, не жалевший никого, а пуще – безжалостный к самому себе, абсолютно бесстрашный, изрядный ксенофоб, с недюжинным чувством юмора («Не прогневайся, государь-свет, — пишет он царю, — на меня, что много глаголю: не тогда мне говорить, как издохну!») – он не забудется в русской истории не потому, чтобы история церковного раскола представляла по сей день чрезвычайно актуальный интерес, но потому, что масштаб самой его личности заслуживает памяти.

Ведущая рубрики

От и до. Люди во времени

Влада ЛЯЛИНСКАЯ

N- 15/2006 17.04 — 23.04

"Русская Германия"