Музей при кафедре анатомии в Самарском медицинском университете — второй в России по качеству и количеству препаратов после музея Военно-медицинской академии Санкт-Петербурга.

Вход на кафедру анатомии предваряет латинская фраза: «Здесь место, где мертвые помогают живым».

Демонстрационные препараты на кафедре анатомии появились с момента ее организации – еще в 1919 году. Первые из них были получены из Москвы, из лабораторий учебных пособий. В последующем музей в основном пополнялся экспонатами, изготовленными в самом университете, — заведующими кафедрой, преподавателями и студентами.

Сейчас в музее есть, например, препараты сердца с проводящей системой, изготовленные профессором Сергеем Циммерманом, препараты венозного сплетения глотки, пищевода, изготовленные профессором Федором Маркизовым и другие.

Долгое время уникальный музей располагался в коридоре первого этажа, а препараты «покоились» в обычных стеклянных банках.

Новое развитие музейное дело получило с 1972 по 1992 гг. — в период, когда кафедрой заведовал профессор Эмрулла Адыширин-Заде. Для препаратов были приобретены удобные витрины, по инициативе профессора была изготовлена музейная посуда из оргстекла.

Сотрудники кафедры анатомии всегда мечтали, чтобы под фундаментальный учебный музей было отведено хорошее и просторное помещение. Еще в 1987 году были созданы чертежи и планы для музея, здание которого можно было бы пристроить к корпусу вуза. Ректор утвердил заявку, строительство началось. В подвале планировалось открыть гардероб для студентов, на первом этаже — сам музей, на втором – конференц-зал.

Но стройка «замерла». В1998 году пристройка была перепланирована и отдана в распоряжение коммерческого института. Кафедра анатомии человека вновь осталась без помещения для музея.

Лишь с приходом на кафедру доцента Павла Гелашвилли, второй этаж учебного корпуса, кроме лекционного зала, был полностью отдан под музей. С 2000 года музей обрел статус университетского. Сейчас в нем четыре тематических зала, а весной 2006 года должен появиться еще один.

«Мумия человека, которую студенты ласково называют « Андрюшей», можно сказать, легендарная, — рассказывает заведующий музеем Евгений Бадалянц.- Раньше «Андрюша» был сотрудником кафедры анатомии человека. Перед смертью он заявил: «Хочу послужить науке. Когда я умру, возьмите мое тело и исследуйте!». Ну, насчет исследований мы не знаем, но из него сделали прекрасную мумию, это видно. Изготавливали ее примерно так же, как мумии из египетских пирамид. И все же наш «Андрюша» сделан лучше: мумию изготовили в 30-х годах прошлого века и, несмотря на то, что за 70 с лишним лет условия хранения были из рук вон плохими, выглядит она вполне хорошо».

Правда, недавно ткани пересохли, и «Андрюша» утратил кусочек уха и причинное место.

Бывшего сотрудника мумифицировали по самым современным технологиям. У мумий египетских пирамид внутренности вынимают, у « Андрюши» все, за исключением мозга, осталось на месте. Тело очень долго высушивали в соленом горячем песке. Конечно же, применяли и химические средства.

«У нас есть и ещё мумии, — гордо говорит Евгений Бадалянц. — Например, сосудистая голова с шеей и грудью, которая делалась, видимо, в то же время, что и «Андрюша». Недавно мы ее реставрировали, и сломался всего один сосуд, который мы заменили трубочкой. А все остальное — натуральное, такое, как было при жизни. На основании мозга просматриваются все сосуды. Все сделано прекрасно. Есть также мумия ребенка, правда, там использована другая система изготовления. Если с « Андрюшей» и головой использовалась методика высушивания, то с ребеночком использовалось пропитывание тканей особыми веществами, в том числе и глицерином, поэтому они в результате получались мягкими».

«Из так называемых «жидких» препаратов самый знаменитый именуется «бабушкой», — рассказывает Евгений Суренович. – «Бабушка» изготовлена в 70-е годы. Этот препарат уникален: на нем, кстати, единственном в России, представлены все основные сосудистые магистрали и нервные стволы одновременно».

Поясню: «бабушка» — это труп старой женщины, который находится в «гробу» из оргстекла, наполненном раствором. На изготовление такого препарата уходит не менее полугода. Механика такова: у трупа вскрываются бедренные артерии и вены, сонная артерия и туда нагнетается формалин. Потом крепкий раствор формалина заливается в брюшную полость и грудную клетку, а затем труп помещается в ванну все с тем же формалином.

Понятное дело, что медицинский музей — зрелище не для слабонервных.

Евгений Бадалянц поведал о таком случае. Возле одного «жидкого» препарата стоял преподаватель с группой студентов и что-то им рассказывал. И вдруг у очень высокого и внешне крепкого студента начался буквально припадок. Парень рухнул прямо на препарат, разбил головою стеклянный корпус. Студент, к счастью, не пострадал, а вот препарат испорчен основательно.

Насколько вообще опасно работать в таком необычном музее?

«У всех, кто долго работает на кафедре, плексид — заболевание нервной системы. Оно возникает из-за частого контакта с формалином», — объясняет Бадалянц.

Отдельный зал музея посвящен костям и черепам. Здесь есть череп, которому более тысячи (!) лет. Его нашли при раскопках кургана. Уникально то, что череп сохранился полностью. Интересен череп долихоцефал, т.е. «длинноголовый». Человека именно с такой формой черепа считали в Третьем Рейхе истинным арийцем. Шейный позвонок и кусок лопатки мамонта привезли студенты из Тюмени. Тут же находится скелет знаменитой борзой по кличке Бельчик.

«Здесь неподалеку был барак, где жили врачи, — рассказывает заведующий музеем. – Бельчик был дворовой собакой. При жизни он перенес 17 операций желудочно-кишечного тракта. Студенты учились на Бельчике делать операции. Но умер пес своей смертью».

В самарской кунсткамере представлены образцы всякого рода врожденных уродств: сиамские близнецы, очень редко встречающийся двуголовый человек, труп младенца с полной ассиметрией тела.

«Ребенка нам два года назад отдала милиция, — поясняет Евгений Суренович. – Его родила наркоманка, а потом выбросила на улицу. В прошлом году я разыскал тоже очень редкий экспонат – циклопа. У него действительно один глаз и посреди лба. Значит, циклопия когда-то существовала, а Геракл сражался с самым настоящим циклопом. Есть в музее и «сирена», «русалка»: вместо ног у нее — единый отросток, соответствующий длине нормальных ног. Книзу этот отросток сужается, подобно хвосту. Также я разыскал труп младенца с полиуродством: у него сердце находится впереди грудной клетки».

«А как вы их разыскиваете?» — «У меня есть договоренности с роддомами. Ведь если рождаются такие дети, мамы от них практически всегда отказываются. Чаще всего, малыши появляются на свет уже мертвыми. Иногда попищат-попищат — и умирают».

«По вашим наблюдениям, как специалиста, количество врожденных патологий у младенцев увеличивается?», — поинтересовалась я.

«Конечно, — ответил Евгений Бадалянц. – Все зависит от места рождения. Я много общаюсь с акушерами и знаю: сейчас очень много младенцев с подобными патологиями рождается в Чапаевске. Видимо, причина в экологии. Уродства самые разнообразные. Ведется ли какая-то статистика всего этого и, если ведется, то кем, я не знаю».

В музей при кафедре анатомии попадают трупы людей, от которых отказались родственники.

«Например, нам очень много трупов поставлял туберкулезный диспансер, — рассказывает Евгений Суренович. — Там лежало много людей, вышедших из мест заключения: ведь в тюрьмах процент заболеваемости очень большой. Родственников у них либо не было, либо они от них отказались. Поступали трупы и из психоневрологического диспансера. Сейчас оформить все необходимые документы стало значительно сложнее, и диспансерам гораздо проще труп похоронить».

Агенство Национальных Новостей