Почти неделю вся страна с замиранием сердца следила за интригой – отставка Касьянова казалась спонтанной, а пауза при назначении его преемника – растерянностью. В кандидатах на премьерство побывали все мыслимые политики. Никто не угадал. Как удалось выяснить «НГ», Кремль начал прощупывать «сменщика» Касьянова еще за месяц до отставки последнего. О своей поездке к Михаилу Фрадкову в Брюссель в начале февраля в интервью «НГ» рассказал секретарь генсовета «Единой России» Валерий Богомолов.

– Валерий Николаевич, теперь уже все знают, что вы встречались с Фрадковым в Брюсселе перед его утверждением в должности. Когда это было?

– 4–6 февраля делегация партии «Единая Россия» участвовала в качестве почетных гостей в работе XVI съезда Европейской народной партии.

Во время пребывания в Брюсселе я встречался в том числе и с Михаилом Ефимовичем Фрадковым.

– То есть президент подобрал замену Касьянову почти за месяц до падения правительства?

– Это вопрос к Владимиру Владимировичу Путину.

– Когда Фрадков вошел в зал перед церемонией представления, он первым делом бросился к вам здороваться, – новый премьер был очевидно рад вашей встрече…

– Видимо, у нас обоих остались приятные впечатления от многочасовых бесед. Поэтому естественно, что мы обменялись дружеским рукопожатием.

– Как давно созрело решение о замене правительства, о снятии Касьянова, в частности? Что было главной причиной отставки?

– Мое личное мнение: Михаил Михайлович уже с год был кандидатом на отставку, в принципе готов был сменить свой пост на другой, может быть, более денежный. Это давно витало. И ясно было, что начнется новый 4-хлетний период в развитии страны. И что В.В. Путин войдет в него, конечно же, не со старой командой или по крайней мере – не со старым играющим тренером. Я рассматриваю премьер-министра как играющего тренера такой команды. А главный тренер – это наш президент. Его первый 4-хлетний период – это была концентрация всех сил для того, чтобы начать прорыв, который России необходим: главным образом, в плане дальнейшего реформирования cтраны.

Но в течение последнего года, и особенно – полугода, правительство фактически не работало. Оно скорее выжидало, что будет с ним дальше. Уже давно не принималось никаких кардинальных решений, пускай жестких, непопулярных, но необходимых. Да, если по-честному, вообще никаких решений не принималось. Более того, происходили удивительные вещи. Вспомните: президент призывает к удвоению ВВП, что означает 7–8 процентов ежегодного прироста. А Касьянов говорит о 2–3, максимум 5%. Президент говорит о необходимости реформирования аппарата правительства, о необходимости проведения всей административной реформы, а премьер рассуждает о «тонкой надстройке»…

– Зачем надо было менять главу правительства за три недели до выборов?

– Любой человек, которого президент объявляет своим «играющим тренером», вызывает, что естественно, разную реакцию у людей. Он может даже частично ослабить рейтинговую позицию самого президента. Фрадков – не солнышко, он не для всех является желанным. Но президент на это пошел сознательно. Фактически Михаила Ефимовича тоже проводят через выборы. При этом президент честно избирателям говорит: уважаемые россияне, я начинаю новый этап. Начинается совершенно другой этап истории страны. Теперь необходим рывок. И этот рывок я буду совершать с людьми, которые к нему готовы. И для этого очень подходит Михаил Фрадков – жесткий управленец, порядочный и открытый для дискуссии человек. Человек, убежденный в том, что реформы обязательно нужно проводить, но – с учетом традиционных российских ценностей.

– Если Путин давно принял решение, то почему сразу после отставки Касьянова не назвал имя нового премьера? Вы не считаете, что пауза затянулась?

– Это абсолютно не так. Действительно кардинальное решение, меняющее саму идеологию дальнейшего развития реформ, не может приниматься одномоментно. Я знаю президента: он никогда не принимает скоропалительных решений. И ошибаются те люди, которые думают, что на президента можно оказывать какое-то влияние. Все решения, более или менее кардинальные, президент принимает самостоятельно. В таком, примерно, ключе, как делал это Кутузов на совете в Филях: «Вы тут все подумали, высказали свое мнение, а я решил». Эта пауза между снятием и принятием решения объясняется не каким-то лихорадочным поиском – поиск был давно уже произведен. Она объясняется пониманием Путиным необходимости выслушать все точки зрения на этот счет. В частности, точку зрения «Единой России», как партии, победившей на парламентских выборах.

Первая консультация состоялась 25 февраля. Мы были приглашены в Ново-Огарево. Планировалось, что встреча займет 30 минут. Президент спешил в Хабаровск, и самолет уже стоял «под парами». Но мы проговорили часа полтора. Охрана и протокол то и дело заходили в зал – «Владимир Владимирович, надо ехать…». Но Владимир Владимирович сидел и внимательно выслушивал все мнения ЕР по тому или иному лицу. Было это так: человека называли мы, а не президент. Нет, кандидатуру Грызлова мы не называли вообще. С самого начала ясно: Борис Вячеславович сейчас занял очень важный пост третьего человека в государстве. Он не имеет права сейчас покидать этот пост, потому что задача возвращения уважения к законодательной власти – очень важная для России. Я не буду сейчас говорить, кого мы обсуждали. Это были люди даже не из нашего так называемого «узкого круга людей», как говорят. Шел примерно такой разговор: а вот если этот человек, Владимир Владимирович, а вот если – этот или тот? Подчеркну: со стороны президента никакого нажима не было.

Хотя о некоторых людях президент сам спрашивал: как вы к нему относитесь? Президент в заключение сказал: вот видите, мы не можем пока прийти к единому мнению. Давайте возьмем паузу, еще раз все обдумаем. Новую встречу назначили на воскресенье, но затем то ли в шутку, то ли всерьез сказали, что в Касьянов день вроде неудобно собираться… К вопросу о Фрадкове вернулись в Кремле в понедельник в 11 часов. Приехали туда Грызлов, Володин, Боос, Слизка, Жуков, Чилингаров, Пехтин, Морозов, Волков, Катренко и я. Президент спросил: ну как, подумали? К этому времени мы уже были подготовлены: фамилия Фрадкова витала в воздухе. Я хочу одновременно опровергнуть слух в СМИ о том, что консультаций с «Единой Россией» не было.

– Так вы ездили в Брюссель специально за Фрадковым?

– Я не за Фрадковым ездил. Но в Брюсселе с ним активно общался, ведь он был главой представительства России при ЕС.

– Поручение президента свидетельствует о большом доверии Путина к вам лично.

– Нет, это не так, вы преувеличиваете значение моей поездки в Брюссель. Если же говорить о доверии президента к ЕР, то я могу сказать утвердительно — такое доверие есть. Об этом свидетельствуют и сами консультации президента с руководством партии, и дружеская атмосфера на них, а до этого – посещение Путиным нашего съезда. Однако я хотел бы объяснить, какая задача стояла перед Владимиром Владимировичем, когда он размышлял о том, кого ставить на место главы нового правительства. Если брать большинство из тех, чьи имена называли газеты и чьи фотографии печатали – то эти люди так или иначе ангажированы той или иной частью политической и экономической элиты, так или иначе связаны с кем-то или с чем-то. Нужен был человек, свободный в этом отношении и чтобы у него была единственная страсть – вместе с президентом выполнять задачи, поставленные перед Россией Всевышним. Этот человек не должен уповать на то, что ему аппарат в клюве принесет, он должен сам принимать решения.

– О чем шел разговор в Брюсселе? Вы приехали и сказали: «президент вам предлагает…» А он вам в ответ: «Всегда готов!»

– Я уже сказал, что в Брюссель мы ездили на съезд по приглашению Европейской народной партии.

– Но вы же с ним общались, разговаривали?

– Это был обстоятельный разговор обо всем. О его взглядах на жизнь, на «Единую Россию». Он меня попросил: расскажи, Валерий Николаевич, что такое ЕР, какова ее идеология, на чем она базируется. И я ему подробно рассказал. Он ответил: это мне подходит, я и сам так думаю.

– Фрадков понял, зачем вы приехали?

– Он точно знал – на съезд. А о предложении стать премьером он, конечно же, узнал только от Путина. Свое окончательное решение президент принял где-то между 25 февраля и понедельником 1 марта.

– Где проходили беседы – в уютных бельгийских ресторанах?

– Нет, только у него в офисе. По ресторанам не ходили. Такой вольности не было. Это была нормальная обычная беседа. Продолжалась она два дня.

– До этой встречи вы давно не виделись с Фрадковым. Чем-то удивил вас этот человек?

– Я являюсь кадровым дипломатом, почти кадровым политологом и журналистом, поэтому, встречаясь с человеком, кое-что о нем узнаю заранее. Это абсолютная аксиома. И поэтому удивить меня он не может.

– Считаете ли вы, что министры должны быть партийными?

– У нас общественное мнение, и политические элиты к такому развороту событий еще не привыкли. Вы сами видели, с каким недоумением, некоторые – с озлобленностью, а большинство – с абсолютным непониманием воспринимали победу ЕР и возможность формирования парламентского большинства одной сильной фракции в Госдуме. К этому нужно просто привыкнуть. У нас уже выросло несколько поколений политиканов, которые считают, что победившая партия должна поделиться властью со всеми. А почему, собственно?

– Какие посты в правительстве, на ваш взгляд, должны занять «единороссы»?

– Я думаю, что Михаил Ефимович, сказав «А» – пригласив Александра Жукова вице-премьером – назовет и другие кандидатуры. То есть, безусловно, мы увидим членов ЕР в нашем правительстве. Но наверняка министры не будут поголовно членами ЕР. Я не буду сейчас называть проценты. Однако то, что мы будем серьезно представлены в правительстве, несомненно. И серьезность наших претензий будет заключаться даже не в количестве, а в качестве блоков. Я имею в виду ключевые области – экономические блоки, информационные, социальные. Консультации продолжатся.

– Ряды ваших сторонников растут. Какое число партийцев ЕР является оптимальным?

– Я не думаю, что рост резко ускорился. Даже в предвыборный период мы почти полторы тысячи членов партии исключили. И эти исключения продолжается по сей день. Но рост, конечно, есть. Он, кстати, по темпам нисколько не отличается от тех, что были до нашей победы на выборах. Оптимальное количество? Не задумывался. Должно быть такое, которое не превратит нашу партию в такой же формальное собрание, свойственное временам приснопамятной КПСС. Россия должна превратиться в такую страну, чтобы мы с вами поехали, допустим, в Германию, а немецкий пограничник подошел бы и спросил: «Ваш паспорт», а мы бы ответили словами Маяковского: «Читайте, завидуйте – я гражданин Российской Федерации…»

– Какая ниша останется, на ваш взгляд, у президента в 2008 году, если он не пойдет на изменение Конституции? Вы не допускаете, что Путин заменит технического премьер-министра Фрадкова?

– Но это значит изменение Конституции.

– Да, это изменение Конституции.

– Твердое убеждение президента и мое личное – Конституцию менять не надо. Потому что России никогда не хватало стабильности. Президент объяснял, почему Михаил Михайлович так застопорился: он просто устал. Когда человек длительный период находится на одном и том же посту, делает одну и ту же работу, то возникает определенная усталость, нет чувства новизны, нет чувства необходимости что-то изменить, хочется, чтобы все было как раньше – утром пришел, дали чашечку кофе, выпил, сел, подписал документы. Новизны нет. Также и президент: 8 лет президентства в принципе хватает за глаза.

– Вы допускаете, что Путин по западному варианту уедет на ранчо и будет всю оставшуюся жизнь писать мемуары?

– А почему он не может быть руководителем одной из ведущих партий, ее лидером? Если у нас будет создано настоящее, нормально функционирующее гражданское общество? А Владимир Владимирович Путин хочет оставить после себя главное политическое наследие – сильную многопартийную систему, становой хребет гражданского общества. С партиями, способными брать на себя ответственность на власть. Смена партий у власти не должна проходить как смена формаций, как смена режима. Должна быть правоцентристская партия – наша «Единая Россия», сочетающая умеренный либерализм и традиционные российские ценности. И должна быть также сильная социалистическая или социал-демократическая партия – левоцентристская партия. И 2–3 небольшие партии между ними, в том числе и экологическая.

– Под левоцентристской партией вы имеете в виду КПРФ?

– Это не будет КПРФ, я убежден, – увы, она не способна занять эту нишу, партия остановилась в своем развитии.

– Неужели «Родина»?

– Упаси Господи. Я думаю, вначале должны появиться лидеры такой новой партии, может быть, они придут из КПРФ. Кстати, создание многопартийной системы – одна из главных головных болей Путина. Он постоянно об этом думает, говорит о необходимости создания нормальной левой партии социалистического, социал-демократического толка, такой, как, например, лейбористская в Англии или социал-демократическая в Германии. Ее первой задачей стала бы социальная политика, второй – культивирование традиционных российских ценностей.

– Не мешает ли Думе отсутствие реальной либеральной оппозиции?

– Мы привыкли, что Дума является политической площадкой, где разгораются политические споры, доходя до неприличных форм поведения – драк, плескания друг друга из графина и стакана… Дума не должна быть дискуссионным клубом, она должна быть площадкой, где люди работают над изданием конкретных законов. Я думаю, что демократии будет больше, только она будет выражаться в другом: люди увидят, может ли в настоящее время хоть одна политическая сила в России взять на себя ответственность.

– То есть роль партии будет расти.

– Для нашего президента такой партийный механизм необходим. Потому что это тот инструмент, который позволяет ему осуществлять прямую связь с большинством избирателей.

– И в какой-то момент президент действительно станет генеральным секретарем партия «Единая Россия»…

– Никогда не говори «никогда». Хотя известный политолог Рой Медведев видит в будущем Путина на этом посту.

– То есть Путин естественным образом остается у государственного руля активным политиком?

– Может быть и такой вариант. Но нам надо еще выиграть следующие выборы, а до этого надо еще прожить четыре года.

Александра Самарина

Независимая Газета

# 45 (3160) 5 марта 2004 г.

Фото Аотема Житенева (НГ-фото)

Независимая Газета