Сегодня Раймонд Паулс отмечает сразу два юбилея: 70-летие со дня рождения и 55-летие сценической деятельности. В последние годы седовласый маэстро, долгое время разрывавшийся между музыкой и политикой, кажется, сделал окончательный выбор в пользу первой. Он, правда, по-прежнему депутат латвийского Сейма, но продолжает неутомимо работать в весьма разнообразных музыкальных жанрах — от академических до самых популярных.

— Раймонд Вольдемарович, не обидно, когда вас числят по категориям “ретро”, “ностальгия”?

— Наоборот — значит, жесткие электронные ритмы надоели публике, ей хочется вернуться к тому, что всегда было в цене, — к лирической мелодии.

— Не хотелось вам к своему красивому юбилею собрать на творческие вечера суперзвездную компанию: Пугачеву, Вайкуле, Леонтьева?

— Такие вечера уже случались, когда несколько лет назад моей давней подруге, директору петербургского зала “Октябрьский” Эмме Лавринович, удалось собрать на одной сцене вместе со мной Аллу, Лайму, Валерия… Я прекрасно понимал, какой ценой дался тот проект, и сознавал, что повторить его в полном масштабе уже вряд ли когда-нибудь удастся. Но грусти не было. Всем нам хотелось тряхнуть стариной, покуражиться, показать, что у нашей “пожилой компании” есть еще порох в пороховницах!

— Помню, услышав тогда вашу игру на рояле, я подумал, что так маэстро не играл, пожалуй, даже в лучшие свои годы…

— Знаете, я просто-напросто соскучился по роялю. Отсюда и небывалый кураж. Вот и нынешний юбилей даст мне возможность поиграть в свое удовольствие самую разную музыку. В январе у меня три концерта: в Театре русской драмы и в двух латышских театрах. Причем программы не повторяются.

— А новые шлягеры пишутся?

— Редко. Для попсы я древний старик. Далекий от того, что нынче грохочет на дискотеках и в караоке-барах.

— Вы написали столько прекрасной музыки: камерной, джазовой, хоровой, к фильмам, спектаклям… Но отчего-то сегодня многие молодые люди ассоциируют Паулса исключительно с песенкой “Миллион алых роз”, весьма незамысловатой…

— Автору не дано предугадать судьбу своих мелодий. Все решает публика, она “выносит приговор”… А вы знаете, что сначала у этой песни был латышский текст, причем очень красивый, где ничего про миллион роз не говорилось? Там речь шла о девочке, которой мама пела в детстве песенку, а потом эта девочка пела эту песенку уже своей дочке… Но затем Андрей Вознесенский написал русские стихи и, как показало время, очень хорошие. Правда, Пугачева поначалу их не приняла: “Я это петь не буду! Что вы мне подсовываете?!” Кто бы мог подумать, что песня покорит не только весь Советский Союз, но приживется даже в Японии.

— Как же это Алла Борисовна с ее профессиональным чутьем промахнулась?

— Возможно, она просто “сыграла” недовольство. В творческих отношениях со мной Алла часто вела себя непредсказуемо. Ругала песни Паулса: мол, это все несерьезно. Текст “Маэстро” Илья Резник переделывал по ее просьбе восемь(!) раз. Однако люди и сегодня вспоминают наш творческий тандем, причем многие полагают, что это был продолжительный период, и очень удивляются, узнав, что реально мы с Пугачевой сделали всего восемь песен. Как бы то ни было, работать с такой яркой личностью было очень интересно. Да и просто общались мы весело: заваливались к Алле на Тверскую и устраивали импровизированные концерты.

— Соседи не возмущались?

— Этажом ниже жил режиссер Марк Захаров — и как же он, бедный, все это терпел! Но ни разу не возмутился: “Эй, вы там, наверху!..”

— Правда, что когда Пугачева выступает в Риге, вы обычно обходите стороной ее концерты?

— Ничего подобного. Я, разумеется, не могу посещать все ее концерты, но на некоторых бываю. Помню, пришел в зал и Алла немедленно отреагировала: начала на мой счет “проходиться” перед публикой (улыбается).

— Иронизировать, что ли?

— Не без этого, но по-доброму, конечно. В конце концов я вышел на сцену, мы расцеловались, вышел отдельный маленький незапланированный спектакль.

— Создается впечатление, что вы сегодня сознательно отошли от шоу-бизнеса — почти не гастролируете, в России появляетесь очень редко…

— Как ни странно, предложений по-прежнему хватает. Казалось бы, только собери группу и под девизом “На сцене — автор “Миллиона алых роз” шуруй с концертами. Причем предлагают приличные деньги — намного больше, чем в 1980-е годы. Но я давно уже в эти игры не играю. Хватит, настранствовался. Ну, конечно, если бы предложили по доллару за каждую розу, я бы еще подумал (улыбается). Но таких денег все же не дают. А возраст для утомительных путешествий, знаете, не юношеский…

— Маэстро, о каком возрасте вы говорите, если несколько лет назад написали мюзикл для тинейджеров “Легенда о Зеленой деве”? Больше того, даже сами приняли в нем участие наравне с юными музыкантами!

— Я давно думал о том, что могло бы увлечь нынешних подростков. Вспомнил старую латышскую легенду про привидение, поселившееся в старинном замке. В мюзикле много дыма, шума, взрывов, но все подается в ироническом ключе. Кстати, юмор, ирония и помогли найти общий язык с юным поколением. Однажды музыканты, участвовавшие в мюзикле “Легенда о Зеленой деве”, решили подшутить надо мной: в антракте наклеили на клавиши ленточку прозрачного скотча. Когда началось второе действие, я взял аккорд, и рояль грохнул всеми своими струнами. Я не обиделся, отлепил ленту и играл дальше. Но в финале тоже пошутил — вместо полагающейся песни начал играть мелодию из кинофильма “Долгая дорога в дюнах”. Впрочем, публике “лирическое отступление” понравилось, а мне было приятно, что люди помнят ту мою давнюю музыку.

— Однако когда речь заходит о ваших собственных внучках, вы часто говорите, что ни в коем случае не желали бы для них эстрадной карьеры, как не желали ее и для дочери… Почему?

— Сцена — коварная штука. Притягивает она многих, а успеха достигают единицы. Несложившаяся сценическая карьера — слишком тяжелая травма…

— Ну ваша-то популярность настолько велика и стабильна, что, говорят, вас по-своему “признал” даже преступный мир. Что за история связана с посягательством на вашу жизнь и кошелек, а точнее, целый портфель с крупной суммой денег?

— Это давно случилось. Мне позвонил домой незнакомый человек и сказал: “Слышали о трех недавних убийствах в Риге? Вы можете стать следующей жертвой!” Неизвестный потребовал, чтобы на следующий день я оставил портфель под забором у конечной остановки трамвая. Я, конечно, позвонил в милицию. На ноги было поднято все МВД. Мне вручили специальный портфель, “заряженный” несмываемой краской. Под прикрытием снайперов я подъехал на такси в нужное место и оставил там портфель. Вскоре действительно пришел какой-то человек, взял портфель в руки — тут сработало хитрое устройство и едкая краска залила преступника. Задержать его оперативникам не составило труда… Я был тогда молод, все происходящее казалось мне необыкновенным приключением, какие случаются только в кино. Тем не менее внутреннее нервное напряжение потом сказалось: у меня обнаружилось что-то вроде небольшого невроза, все тело начало колоть словно иголками — пришлось даже лечь в больницу.

— Я знаю и еще один случай, когда у вас, похоже, отказали нервы: несколько лет назад Паулс мог стать президентом Латвии, но, имея очень высокий рейтинг, сам сошел с предвыборной гонки…

— Вот именно — гонки, а еще точнее — борьбы без правил. Да, я занимал высокие посты в правительстве, был министром культуры, имел хорошие рейтинги и действительно вошел в число нескольких реальных претендентов на президентское кресло. Но по сути-то своей я не чиновник, я артист! И в какой-то момент понял, что теряю себя, что дальнейшее вовлечение в активную политику может обернуться не только изменой сцене, но и крахом всех моих моральных ценностей. Я и представить себе не мог, сколько грязи выльется на мою голову во время предвыборной кампании… Мы с женой сели, обдумали все и сделали вывод, что кроме окончательно сорванных нервов и загубленного здоровья я от продолжения политической карьеры ничего не получу.

— И все же мало кто отважился бы на такой поступок — добровольно отказаться от власти!

— У меня достаточно закаленная воля. Когда-то это свойство, можно сказать, спасло мне жизнь. Во время учебы в консерватории я вечерами играл на танцах. Меня угощали, наливали крепкие напитки… И так изо дня в день. Доза возрастала, в какой-то момент слабость переросла в болезнь. Когда нашей с Ланой дочке (Паулс женат на уроженке Одессы Светлане, в девичестве Епифановой. — М.С.) исполнилось полтора года, я понял, что рискую потерять жену, ребенка, вообще упасть в пропасть. Собравшись с мыслями (да и близкие уговаривали), согласился лечь в больницу. Пролежал там месяц, прошел курс лечения. Но в итоге не медицинские препараты вернули меня к жизни, а то, что я увидел, в какую жуткую больничную компанию попал. Помню, испытал настоящий шок: почему я среди разваливающихся на глазах алкоголиков, а не на сцене? Уверен: если бы я тогда не “завязал”, давно бы погиб в самом буквальном смысле слова.

— И теперь вообще “ни-ни”? Даже на Новый год или в день рождения?

— Почему же, пью… сок.

Труд-7 №002 (24930) за 12.01.2006