Между двумя экстраординарными событиями в жизни музея – счастливым возвращением картин после выставки в Швейцарии и открытием фестиваля «Декабрьские вечера» бессменный директор ГМИИ имени Пушкина Ирина Антонова нашла время для встречи с обозревателем «НИ». Она рассказала о предстоящей выставке, поделилась своими взглядами на природу таланта.

– Ирина Александровна, большой резонанс приобрел недавний арест ваших картин в Швейцарии. Часто ли в музейной практике такие события случаются из-за судебных исков третьих лиц?

– Источников арестов, как правило, два. В последнем случае – событие экстраординарное, когда картины стали заложниками споров, к ним не относящееся. Но чаще конфликты возникают вокруг прав собственности на музейные вещи. Для нас это проблема национализации первых лет советской власти. Тогда был издан целый ряд декретов, по которым дворянские собрания – юсуповское, шуваловское, голицынское – становились государственной собственностью. Теперь же появляются родственники бывших владельцев, которые выставляют иски.

– Насколько, я понимаю, вы противник любых возвращений и реституций?

– Нет, здесь вопрос не однозначный. Если у нас есть группа вещей, полученных во время войны, которые принадлежали людям, активно боровшимся с фашизмом, или, допустим, церкви, они могут быть возвращены (естественно, при соблюдении всех процедур и законных норм). Но если речь идет о возвращении вещей, национализированных государством, тогда нам стоит проститься с Эрмитажем и другими крупнейшими музеями – на их коллекции вполне могут претендовать потомки царской семьи.

– Начинающиеся в Пушкинском «Декабрьские вечера» – одно из главных культурных событий месяца. На выставке «Скрипка Энгра. Второе призвание» будут представлены картины или рисунки знаменитых людей, не имеющих к живописи никакого отношения. Вы не боитесь делать такую экспозицию в стенах, где висят мировые шедевры?

– Конечно, не боимся. Явление, с которым мы предлагаем познакомиться, – крайне интересное. Это стремление людей искусства выразить себя в каком-то другом виде творчества. И результаты такого выражения удивительные. Возьмите, например, Людмилу Петрушевскую. Она достаточно жесткий писатель, совсем не сентиментальный в своих сочинениях. И вдруг на ее полотнах… розы, куклы. Или танцор и хореограф Владимир Васильев. Но в своих картинах он категорически не берет балетные темы. Он пишет пейзажи и натюрморты. Очень интересен режиссер Владимир Наумов. В кинематографе он кажется уравновешенным и гармоничным, но в живописи прямо-таки демоны раздирают его душу. Подобные выставки делают по всему миру. Я, например, видела в Центре Помпиду огромную выставку писателя Кокто, которая пользовалась невероятным успехом.

– Вы считаете, что хобби знаменитостей должно быть интересно публике?

– Это совсем не хобби. Не какое-то досуговое развлечение. Люди, у которых расписаны часы и минуты, не позволяют себе пустого времяпрепровождения. Однако у них существует внутренняя потребность взять в руки кисть. Рихтер неоднократно говорил, что, если бы он не стал пианистом, был бы художником. Герман Гессе и Генри Миллер объясняли: они не могут не рисовать. И, наоборот, великий живописец Энгр не мог не играть на скрипке. Играл в оркестре. Даже, говорят, аккомпанировал Листу. Отсюда, кстати, и возникло выражение о втором призвании – «скрипка Энгра».

– Не испытываете вы конкуренции со стороны коллег? Третьяковка, например, сейчас невероятно активна.

– Сравнение нас с Третьяковской галереей не совсем корректно. Вся Россия заполнена отечественным искусством – бери и работай. Но вы себе не представляете, какими трудами достается нам каждая западная вещица! Скольких усилий, например, понадобилось, чтобы привезти из Вены одну картину Вермера, которая стоит целого музея! Мы это смогли сделать. А помните недавно закончившуюся выставку «Россия–Италия»? Там же подряд висели один мировой шедевр за другим: Леонардо да Винчи, Пьеро делла Франческа, Джорджоне, Боттичелли. Каждая из этих вещей заслуживала отдельной выставки. Порой нашу работу просто забывают или недооценивают. Вот недавно в Третьяковской галерее проходила выставка Шагала. О ней писали: «Впервые показывают так Шагала!». Извините, но у нас выставка Шагала была тогда, когда устроить ее было почти невозможно. Или Уорхол – тот же набор вещей, который сейчас показывали на Крымском Валу, уже побывал в наших стенах.

– Но вы не можете отрицать, что теперь мы чаще ездим за границу и видим зарубежные музеи. На их фоне Пушкинский выглядит скромным и совсем небольшим.

– Зрительский климат изменился – это точно. Но мы отнюдь не обойдены вниманием – в субботу или воскресенье у нас не пройти.

– В чем выражается изменение зрительского климата?

– Сегодня уже никто не осматривает музей, руководствуясь школьным учебником. Обычно приходят в какой-то один зал. Например, в Египетский. Или могут посмотреть искусство Возрождения. Мне очень импонирует тот метод осмотра, которым пользовался Рихтер. Он смотрел пять–шесть вещей. Помню, он пришел на выставку английского живописца Тернера, постоял у пяти картин и собрался к выходу. Я ему: «Святослав Теофилович! Побойтесь Бога, куда же вы уходите? Столько еще прекрасных работ не видели». А он: «Мне этого достаточно. На ближайшее время хватит, а вскоре еще приду».

– Долгое время считалось, все беды наших музеев – от безденежья. Проблема осталась прежней?

– Мы один из самых крупных музеев и в чем-то успешных, но даже мы задыхаемся без дополнительного финансирования. Два музейных филиала – Детский центр и Музей личных коллекций – строились 10–15 лет. При достаточных деньгах мы бы открыли их за два года. Но дело, конечно, не только в финансах. Важен еще и новый менталитет в музейной работе. Меня, например, очень радует, как изменяется Третьяковская галерея – это видно и по ее выставкам, и по прессе. Очень интересна работа Русского музея.

– Сейчас появилось немало предпринимателей, вкладывающих деньги в искусство. Вам не обидно, что на аукционах покупают Рубенса не для вас, а в частные коллекции?

– Каждый директор музея должен испытывать в этих случаях ревность. Но я уже нахожусь на том этапе, когда меня радует уже тот факт, что шедевр приобретается для России. У нас, например, в коллекции есть страшные лакуны между тем, что приобретали Щукин и Морозов до 1914 года, и тем, что приобретено потом. У нас нет Делоне, Миро, позднего Пикассо. Не было денег это приобретать.

– А как же попечительские советы?

– Попечительские советы в наших музеях появились совсем недавно. И они пока поддерживают только музейные проекты – выставки, концерты. Но не закупку вещей. Приведу пример: у нас могла бы быть потрясающая коллекция театральной живописи из собрания Никиты Лобанова-Ростовского. Он и сам хочет продать ее именно нам. Но коллекция невероятно дорогая, мы никак не можем найти деньги. Один богатый человек, с которым я разговаривала на этот счет, откровенно признался: «Ирина Александровна, если я ее куплю, у себя и повешу». Меценаты сегодня могут дать деньги на нужды музея, но не на закупку – тут речь идет о миллионах долларов.

– Какие чувства у вас рождает то, что происходит сегодня в российской культуре?

– Она представляется мне бурлящим котлом, в котором что-то вызревает, но пока еще не созрело. Пока не могу ухватиться за какое-то явление, которое было бы принципиально новым и намечало перспективы на XXI век.

– А как вы относитесь к поиску национальной идеи?

– Если речь идет о положительном образе страны, я за это целиком. Не стоит тужиться от своей национальной спеси, но стоит знать лучшее, что у нас есть. Однако я не слишком понимаю, что значит «национальная идея» с точки зрения идеологии. Возможна ли она вообще? Как правило, о национальной идее говорят во время войны, когда требуется защита Отечества. В мирное время эту идею я вижу в самой культуре – у нас она действительно великая.

– Вы уже называли имя Святослава Рихтера, который был верным другом музея. Есть ли такие друзья сейчас?

– Конечно. Борис Мессерер и Белла Ахмадулина – давнишние наши друзья. Сергей Капица с его трепетным отношением и всегдашней помощью. Очень к нам хорошо относятся и постоянно помогают Олег Табаков и Евгений Миронов. Очень трогает внимание к нам Сергея Юрского. Уже свой человек в музее Юрий Башмет, возглавивший музыкальную часть фестиваля. Из политиков в свое время Михаил Горбачев сделал целый ряд прекрасных жестов – помог получить здание Музея личных коллекций, подарил скульптуру Арпа.

СЕРГЕЙ СОЛОВЬЕВ

29.11.05

вторник

«Новые Известия»