За годы войны население Самары – тогда Куйбышева увеличилось на 260 тысяч человек. Только за период с июля по ноябрь тихий провинциальный городок с населением 390 тысяч человек принял 140 тысяч эвакуированных. Еще 47 тысяч беженцев приняла Сызрань. Всех прибывших надо было разместить, накормить. На долгих четыре года служба социального обеспечения Куйбышевской области стала главным опекуном, настоящим ангелом-хранителем эвакуированных.

Проблемы с устройством приезжих начинались уже на вокзале. Рассчитанное на обслуживание максимум 20 тысяч пассажиров в день, здание куйбышевского железнодорожного вокзала стало принимать до 30 тысяч человек. Многие эвакуированные направлялись в Сибирь и Среднюю Азию, но и их надо было оформить, временно разместить, накормить, а потом отправить к месту назначения. Привокзальный ресторан стал питательным пунктом эвакуированных. Вместо обычных 3 тысячи человек в сутки он стал обслуживать до 20 тысяч человек. Кухня не успевала готовить такое количество пищи. В самом здании вокзала негде было сесть. Задерганный начальник дорожного отдела милиции майор Бызов взмолился о помощи. Он просил обком ВКП(б) организовать специальный эвакопункт вне территории вокзала для прибывающих в Куйбышевскую область, а эшелоны с транзитниками пропускать без остановки. С мнением Бызова согласились и дали задание горсобесу подыскать помещение эвакопункта, где все вновь прибывшие могли бы получить направление на подселение, талоны на питание, справку о начислении пенсий, пособий и другие документы.

Такой эвакопункт начал действовать в районе кинотеатра «Россия» на Чернореченской улице. А питание приезжие стали получать через специально открытое во двор окно кухни привокзального ресторана. Председатель общества «Дети – фронту» Илья Шлемович Цирин до сих пор с благодарностью вспоминает, как после двухмесячного изнурительного переезда из Сталинграда в Куйбышев их семья получила, наконец, возможность отмыться. Потом в окошечке вокзального ресторана на четверых они получили полведра горячей пшенной каши с настоящим мясным гуляшом, да еще буханку белого хлеба. И все это бесплатно, по талонам. Через день с помощью горсобеса их семью отправили на попутке в Пестравку, где подселили в дом местной крестьянки. Так работала служба социальной помощи в первые дни войны.

В сентябре 1941 года поток эвакуированных начал нарастать. Из Москвы стали прибывать эшелоны с оборудованием 1 ГПЗ. Подшипниковцам отвели целый Линдовский городок на окраине областного центра. Это были добротные кирпичные конюшни, построенные когда-то для гусарского полка. В них разместили станки, а в военных казармах с двухярусными кроватями жили сами рабочие. Хуже пришлось тем, кто приехал с последним эшелоном, когда Линдов городок был уже переполнен. Новеньких стали подселять к местным жителям. Делалось это так. Каждую квартиру куйбышевцев обследовала специальная комиссия райисполкома и решала, сколько человек эвакуированных можно туда вселить. Разговор с жильцами обычно заканчивался словами: «Одну комнату вам придется отдать эвакуированной семье. Сегодня же».

15 октября 1941 года Государственный комитет обороны в Москве принял трудное историческое решение. Вот оно дословно: «Ввиду неблагоприятного положения в районе Можайской оборонительной линии ГКО постановил:

3.Немедленно эвакуироваться органам Наркомата обороны и Наркомвоенмора в г. Куйбышев, а основной группе Генштаба в г. Арзамас».

На второй-третий день после выхода постановления ГКО в Куйбышев стали прибывать литерные поезда. Первыми приехали председатель Президиума Верховного Совета СССР М.И.Калинин, член ГКО Клим Ворошилов, секретарь ЦК ВКП(б) Андрей Андреев, многие другие ответственные партийные работники. 20 октября пришел поезд с эвакуированными из Москвы дипломатическими миссиями и иностранными корреспондентами.

   Всем эвакуированным в городе места не хватало, поэтому Наркомлегпром и Наркомэлектростанций направили в Сызрань, Наркомречфлот – в Ульяновск. Госплан настоял на своем размещении в Куйбышеве.

Для иностранцев срочно освобождали 20 лучших особняков в центре города, но дипломаты все равно были недовольны. В своей книге «В тени Сталина» шведский посланник Ассарссон вспоминает, как английский посол Криппс «жаловался на то, что его квартира темная и к тому же полна клопов и тараканов, что он плохо чувствует себя в Куйбышеве». Сотрудник миссии США по военному снабжению полковник Файновилл был очень разочарован, когда ему отказали в просьбе дать квартиру из 16-18 комнат и гараж на 3 машины. О каких машинах могла идти речь, если весь автотранспорт был отправлен на фронт, и даже раненых доставляли с вокзала в госпитали Куйбышева на специально оборудованных трамваях. Для этого в большинство из 19 лазаретов были проложены специальные ветки.

Высокопоставленных эвакуированных опекали обком ВКП(б), облисполком и даже сами руководители народных коммисариатов. В отличие от работников соцобеспечения делали они это не очень профессионально. Известен случай, когда посол Японии в СССР господин Татекава пожаловался заместителю наркома иностранных дел А.Вышинскому, что в его доме на улице Чапаевской, 80 холодно и ему приходится ночевать на кухне возле плиты. Вышинский немедленно отдал распоряжение своим службам найти японскому посольству нового истопника. Нашли, но он оказался горьким пьяницей. Через три дня Татекава полушутя сказал про него Вышинскому: «Я впервые увидел такого плохого русского». Только после этого через горсобес японцам нашли добросовестную прислугу.

В те октябрьские дни власти Куйбышева с замиранием сердца ждали приезда самого Верховного главнокомандующего. В своей книге «Двадцать писем другу» дочь Сталина Светлана Аллилуева пишет: «Неожиданно нас собрали и отправили в Куйбышев: долго грузили вещи в специальный вагон. Поедет ли отец из Москвы – было неизвестно, на всякий случай грузили и его библиотеку. В Куйбышеве нам отвели особнячок на Пионерской улице, с двориком. Дом был наспех отремонтирован, пахло краской, а в коридоре – мышами. С нами приехала вся домашняя «свита»: повара, подавальщики, охрана. Я ходила в школу в десятый класс. Осенью 1941 года в Куйбышеве было приготовлено жилье и для отца. Ждали, что он приедет».

Сталин в Куйбышеве, к счастью, так и не появился. Врага у стен Москвы удалось остановить, а потом и оттеснить. Но наплыв эвакуированных продолжался. Всех нужно было обеспечить самым необходимым. Работники собесов сбивались с ног, но не успевали сделать все что положено. В высокие инстанции посыпались жалобы от эвакуированных. Не получая поддержки местных властей, жены красноармейцев жаловались на них мужьям, воевавшим на фронте.

Вот что писала эвакуированная Прусс Р.А. на полевую почту своему мужу: «Хозяйка нашей квартиры, где мы живем, издевается над нами как только может. Кусок пола, который мы у нее занимаем, отнимает, из одного угла в другой вещи перебрасывает, заявляя что неважно что сельсовет вас на квартиру поставил, изба мол моя а не сельсоветская. Я ходила в местные организации, заявляя о всех этих издевательствах, но к лучшему это не привело, а еще хуже стало. Хотя по положению никто не указал, что за квартиру надо платить, но я сама ей за один месяц отдала отрез материала в 5 метров, за другой месяц 30 рублей. Но сколько ей не давай, она еще больше хочет…»

А вот что писала в воинскую часть Рыбкина А.Г. из села Рождествено: «Я сегодня ходила, хотела устроиться на работу, но наша дирекция выбрасывает нас красноармеек за борт, мы им лишняя обуза. Написала бы больше, но слезы мешают…».

Еще письмо: «Степа, что нам давали пособие в месяц 103 рубля и то нам отказали, больше жалованья не будем получать. Степа, сказали в сельсовете – вас много стало красноармеек по селу, вас сейчас не обеспечить», — пишет мужу Резинкина П.Т. из села Моча Кинельского района.

«Миша, ты спрашиваешь про пособие. Мне ничего не дают, пойду в Совет, нас выталкивают, нас совсем не признают, разговаривать не хотят, может ты постараешься об нас» — писала своему мужу Карсукова из села Жигули.

Сотни писем с жалобами на районные власти приходили в Куйбышевский обком ВКП(б) и в Москву от бойцов и командиров Красной Армии. Нужно было что-то делать. Письма анализировали, руководителей райсобесов наказывали, снимали, но положение стало улучшаться лишь к концу 1941 года. В феврале 1942-го секретарь Куйбышевского обкома ВКП(б) Никитин докладывал ЦК ВКП(б) о том, что смогли сделать социальные работники: «В настоящее время учтена 150491 семья военнослужащих, которым выплачено 49 миллионов 336 тысяч рублей. Кроме госпособий семьи военнослужащих снабжены продуктами питания, кормом для скота, дровами, дети – обувью и т.д. Так в Подбельском районе 917 семьям выдано 260 центнеров хлеба, 119 семьям – 475 центнеров корма для скота. 2895 семьям выделено с подвозкой 17370 кубометров дров, отремонтировано и предоставлено 480 квартир. 128 ребят школьного возраста получили обувь и одежду, а 297 дошкольников устроены в детучреждения района. Одновременно приняты меры по улучшению городского и некоторых районных отделов социального обеспечения. В частности, прежний заведующий горсобесом т. Одногулов заменен более работоспособным товарищем. Укреплены аппараты городского и райсобесов, в результате чего они стали работать значительно лучше».

В 1942 году жалоб на работу собесов стало меньше, тем более что не все местные жители относились к эвакуированным так, как писали в своих письмах обиженные красноармейки. Мать солдата Абхаирова в селе Моисеевка жила в частном доме. Когда хозяин продал дом, правление колхоза организовало субботник и построило женщине небольшой, теплый домик. А в колхозе «Сталинец» Сурского района семье красноармейца Гурова, у которой дом сгорел, колхозники всем миром выкупили старый сруб, перевезли его, обновили и поставили в селе.

Эвакуированные отвечали добром на добро. Они шли на самую трудную, низкооплачиваемую работу, становились ночными сторожами, комбайнерами, судоремонтниками, строителями. В самом тяжелом положении оказались семьи тех, чьи мужья пропали без вести на фронте. Таким госпособие не полагалось, так как считалось, что пропавшие без вести могли сдаться в плен. Этим семьям можно было помочь, только устроив на работу трудоспособных. За первые шесть месяцев войны таких было трудоустроено 3888 человек.

Неожиданную помощь получили собесовцы от школьников. Прочитав книгу про «Тимура и его команду», дети сами стали создавать тимуровские команды. В Куйбышеве действовало 62 таких объединения. Ребята приходили в семьи военнослужащих, таскали им воду из колодцев, кололи дрова, присматривали за детьми. Узнав что у работающей красноармейки Чичериной без присмотра остаются двое детей, ребята с улицы Степана Разина стали заниматься с малышами. А потом собрали всех детей двора, чтобы их матерям было спокойнее работать. В селе Клявлино тимуровцы помогли заболевшей красноармейке Кульчевой выкопать и сложить в погреб картошку. Таких примеров было не счесть.

До самого конца войны, до тех пор, пока не вернулись из Германии фронтовики, продолжалась денежная и другая помощь семьям военнослужащих. Многим потерявшим кормильцев семьям пенсии и пособия выплачивались и в мирное время. Ежемесячно органы соцобеспечения выплачивали нуждающимся 5,5 миллионов рублей пособий и около 2 миллионов рублей пенсий. Специальным решением облисполкома пенсионерам, вернувшимся в годы войны на производство, пенсии сохранялись. Потому вместе с эвакуированными на военных заводах работало так много стариков.

За годы войны силами эвакуированных предприятий Куйбышев выпусти 16 тысяч боевых самолетов, 70 тысяч минометов, 500 тысяч снарядов, 44 миллиона подшипников, 10,5 тысяч станков, множество другой стратегически важной продукции. Построенный на Московском шоссе памятник самолету-штурмовику ИЛ-2 – это памятник всем героям тыла. Это памятник и собесовцам военного времени.