Оправдана ли жестокость? В оригинале новая картина известного канадского режиссера Дэвида Кроненберга называется «A History of Violence». Уже в самом названии автор дает понять, что замахивается на нечто большее, чем частный случай. Ибо смысл названия можно трактовать как некую историю насилия, являющегося неотъемлемой частью человеческого существования. В данном случае существования американского человека.

В России фильм довольно долго анонсировался как «История жестокости», но перед самым выпуском его в прокат название было изменено на «Оправданную жестокость». Тем самым происходящее в этом очень неординарном фильме сужено до масштабов частного случая о некоем оправданном одиночном акте жестокости.

Полагаю, что это несправедливо по отношению к картине и ее автору.

Да, формально фильм представляет нам историю по всем параметрам камерную. Но только человек, совсем не знающий американских реалий и, говоря шире, не понимающий природы человека вообще, может поверить в скромность замысла режиссера Кроненберга. А замысел этот состоит в том, чтобы художественным путем проанализировать глубинные причины насилия, сотрясающего американское общество, и, порой, кульминирующего расстрелами типа бойни в школе в Коломбайне. Мотив школьного насилия в фильме тоже звучит, но об этом чуть позже.

Действие фильма происходит в типовом среднеамериканском городке с

символическим названием Middletown (cсъемки проходили в реальном канадском городе с тем же названием). Главный герой картины (Вигго Мортенсен) содержит скромный ресторанчик на главной (и, наверное, единственной) улице городка. В судьбоносный для героя день два бандита, заночевавшие в местной гостинице и «заплатившие» за постой расстрелом всей семьи содержателя, ищут возможности пополнить свой подыстощившийся бюджет. Поскольку ресторан – единственная торговая точка, открытая в поздний час, бандиты заходят именно туда и, захватив заложниками повара и официантку, требуют денег у хозяина.

И тут насилие, только косвенно обозначенное в начале картины, взрывается почти хореографически четким актом ответного насилия со стороны героя Вигго Мортенсена. Скромный, несколько угловатый ресторатор внезапно превращается в хорошо тренированного человека с навыками спецназовца. Бандиты получают по пуле в лоб, заложники освобождены, и легко раненный персонаж Мортенсена моментально делается местной знаменитостью. Тут же появляется телевидение из большого города, и местный герой становится всеамериканским героем.

Это приводит к появлению в городке группы подозрительно гангстерского вида людей. Их предводитель начинает называть героя совершенно иным именем – не тем, под которым знаем его мы, очаровательная жена – местный адвокат (Мария Белло) и двое детей. Герой Мортенсена всячески отрицает, что он кто-то иной, нежели человек, за которого себя выдает.

Автор не играет с нами в кошки-мышки, поскольку его цель – не путать нас в игре «Кто есть кто?», а разобраться в проблеме «Что есть что?». Что есть причина насилия и жестокости, что движет людьми, совершающими акты насилия, и что может остановить его?

Ответ у автора далеко не оптимистический. Насилие есть в каждом из нас. И оно может проявиться в самых неожиданных обстоятельствах. Так, например, вполне миролюбивый сын героя, почти непротивленец злу насилием, долго терпит обиды со стороны школьных забияк, пока не отправляет в больницу их главаря.

У героя Вигго Мортенсена, конечно, оказывается иное имя и иное прошлое. Прошлое это полно насилия и жестокости, но герой от них отказался. Как видим, безуспешно.

Этим сюжетным ходом автор разрабатывает тему насилия как подспудной доминанты общества. Кроме того, в картине есть интересный взгляд на еще одну особенность американской жизни. А именно – мотив частого здесь социального притворства (the Phenomenon of Pretender). Эта тема блестяще была разработана в не столь давнем фильме режиссера Энтони Мингеллы «Талантливый мистер Рипли», где смена (точнее, подмена) личности героем тоже сочеталась с насилием и убийством.

Интересно, что и британец итальянского происхождения Мингелла, и канадец Кроненберг, смотря на нашу американскую жизнь как бы со стороны, смогли как никто из американских кинематографистов углубиться в типично американские проблемы.

Конечно, в отличие от социологов, политологов и антропологов, кинорежиссер не может ставить диагноз болезням общества. Чем только ученые не объясняют повышенную насильственность американской жизни – молодостью нации, рожденной из насилия, смешением разных кровей, традициями Дикого Запада, крушением семейных ценностей, социальными язвами… Во всем этом, возможно, и есть смысл, но кто читает ученые записки?

А вот фильмы смотрят все.

Мы смотрим кино, как смотримся в зеркало. И если эта картина показывает (а она показывает!), что не все в порядке с нашим челом, то нечего на зеркало пенять.

Сергей Рахлин

Лос-Анджелес

19.11.2005

«Голоc Амepики» ▪ Russian