Почему первого сентября нет на свете человека счастливей первоклашки? А уже через месяц многие из малышей встают по утрам со слезами, ненавидят уроки и боятся учителей? Об этом корреспондент «РГ» беседует с руководителем научно-исследовательской лаборатории «Школа Л.Н. Толстого», директором Государственного музея Льва Толстого, известным педагогом Виталием Ремизовым.

Виталий Ремизов | Вам приходит в голову спрашивать соседей, как они учились в школе? Почему же буквально с первого дня для первоклашки начинается настоящая экзекуция: его оценивают исключительно по «интеллектуальным способностям». И это беда. Не учитывается главное: в каждом маленьком человечке заложен божественный дар. И задача учителей — увидеть и развить его. К сожалению, они редко с ней справляются. А если ребенку с детства внушили, что он «дебил и придурок», раз не может решить уравнение, поверьте, к четырнадцати годам это будет циник, презирающий общество.

Российская газета | Современные системы образования по-разному варьируют платоновскую идею о развитии «ума, чувства и воли». А что главное для толстовских школ?

Ремизов | Можно ли воспитать человека умным, чувствующим, волевым и одновременно — подлецом? Запросто. Нет никакой гарантии, что выпускник выйдет в мир духовно сильным. А для наших школ важно прежде всего именно последнее.

РГ | Звучит красиво. Однако, как показывает жизнь, «тургеневские девушки» и чацкие сейчас не востребованы…

Ремизов | Да, ценностные акценты сместились. Организовывая толстовские школы, я проехал всю Россию, встречался с учителями, студентами, родителями. Так вот, никто не смог мне ответить на вопрос, что такое «разумное, доброе, вечное». Над ним же, как известно, мучился и Толстой. Можно сколько угодно размышлять о добре, нравственности, человеколюбии. И не прийти к единому мнению. Настораживает другое: многие студенты убеждены — все в этом мире относительно. И добро, и разум, и вечность. Это очень близко к модному сегодня понятию «толерантность».

РГ | А чем вас не устраивает терпимость по отношения друг к другу?

Ремизов | Меня не устраивает толерантность без берегов, терпимость ко всему, что происходит вокруг. Толерантность должна иметь нравственные критерии.

РГ | Чему все-таки учат в толстовских школах?

Ремизов | Прежде всего — самостоятельности. Потому что она ставит проблему выбора. Каждый шаг даже очень маленького человека должен быть взвешен. Хочу делать уроки или покататься на санках? Хочу шататься по подъездам или заниматься музыкой? Хочу курить или не курить? Если школьник понимает, что в мире есть законы целесообразности, он не будет лбом пробивать стены.

РГ | Откуда, на ваш взгляд, берутся моральные уроды?

Ремизов | Школа, к сожалению, не приобщает к настоящим общечеловеческим ценностям. Да, мы ходим в джинсах, играем в куклу Барби, пьем кока-колу, слушаем «попсу». Всем нам навязывают некий стереотип поведения и мышления. И когда этим перекармливают, вырастают Иваны, не помнящие родства, которые едва ли не с гордостью заявляют: мне хорошо там, где у меня дом и богатство, а на Родину плевать. Другая опасность — «переесть» в школе национально-исторического. Так очень легко переродиться в шовиниста.

РГ | И тем не менее национальная ментальность должна в чем-то проявляться?

Ремизов | Уж, конечно, не в том, чтобы избивать приезжих студентов. Вот представьте: смотрим мы на картину Саврасова «Грачи прилетели» и приходим в восторг. А немцу этот восторг покажется странным: серое хмурое небо, хлюпающий под ногами снег. Это не его ментальность и не его природа. Он не соотносит эту картину со своим детством, с начавшейся весной. То же самое происходит с человеком, который, может быть, и не читал «Войну и мир», но несет в себе Наташу Ростову, князя Андрея, Пьера Безухова. Это культурная память.

РГ | В чем, на ваш взгляд, главные минусы современной школы?

Ремизов | Нет свободы. Я не призываю к анархии: долой дисциплину, уроки, задания. Нет свободы тогда, когда учитель считает, что он владеет истиной в последней инстанции. Так губится все живое и творческое в детях.

РГ | Где взять учителей, способных воплотить замечательные толстовские идеи в жизнь?

Ремизов | Сейчас в России сто толстовских школ. Причем ни одна не была создана заново. Это старые типовые общеобразовательные учебные заведения. Я просил: «Дайте мне хотя бы одно помещение и возможность собрать учителей-единомышленников». А мне отвечали: «Экий вы барин! Берите то, что есть, и работайте». От философии перейти к новому способу общения учителя и ученика, конечно, сложно. Особенно трудно далось «перерождение» учителей. Потребовались годы, чтобы создать коллективы, новые предметы, учебники.

РГ | И каковы результаты новой системы?

Ремизов | На высоте. Особенно показатели в истории и литературе. Впрочем, важны не цифры и выпускные баллы, а глубина понимания исторических и литературных процессов.

РГ | Однако ЕГЭ и вашим замечательным детям придется сдавать?

Ремизов | Переживем и это. Хотя тестирование, на мой взгляд, — преступление против традиций отечественного образования. Эти традиции построены на движении личности. И примеров, когда люди, неважно учившиеся в школе, становились академиками, в нашей истории хватает. А с тестами они бы никуда не пробились.

ЕГЭ убил бы Эйнштейна. Тесты по литературе и истории я даже обсуждать не хочу, насколько это низкий уровень проверки. Но возьмем русский язык — предмет более точный. Ведь там попадаются сомнительные случаи, когда запятую можно ставить, а можно и не ставить. Разве правописанием определяется личность? Человек не компьютер. Есть люди, которые от природы безграмотны, однако именно из них часто получаются гениальные поэты и художники.

Россия дала миру таланты в области математики, химии, биологии, литературы и лингвистики. Зачем же отказываться от традиции?

РГ | Во время уроков отметки ставите?

Ремизов | В начальной школе стараемся этого избегать. Двойки-тройки — это не для первоклашек. Хотя оценить каким-то образом работу ребенка нужно. В средних классах, на мой взгляд, правомерно ставить «достаточно» или «недостаточно». В зависимости от возможностей и способностей ученика. И только к девятому-десятому классу можно переходить на систему зачетов и экзаменов.

РГ | Какие специфически толстовские предметы изучают в ваших школах?

Ремизов | Скажем, «Природа и труд». Не спутайте с природоведением. На этих уроках научное понимание природы приходит через трудовую деятельность. К примеру, сажаешь ты вместе с учителем цветок и одновременно раскрываешь таинство: будет он жить или нет? И почему так произойдет? При таком подходе самые сложные научные термины и понятия входят в детскую головку легко и непринужденно.

РГ | А читать ваши дети любят?

Ремизов | Не скрою: первоклассники не очень любят читать. А происходит это потому, что в традиционной школе чтение тесно связано с правописанием. Прописи же даются ребенку мучительно. Отсюда зарождается негатив и по отношению к книжкам. Важно, чтобы ребенок научился читать быстро. Для этого используем слоговой способ, придуманный Толстым. Плюс интересные тексты. В «Азбуке» Толстого более ста притч. В них воссоздана вся история родового поведения человека на земле.

Например, такой эпизод: «Умер царь зверей Лев. Все звери стоят в молчании. А Осел говорит: «Всю жизнь я тебя боялся. А теперь плюю на тебя». Звери убили Осла». И шестилетний мальчуган с глубочайшим интересом объясняет, почему все так кончилось.

РГ | Опыт толстовских школ очень заинтересовал японцев и корейцев. Как вам кажется, почему?

Ремизов | «Азбука» Толстого, изданная огромным тиражом, есть в каждой японской школе. И Японию, и Южную Корею очень волнует проблема творческой индивидуальности. Дело в том, что в этих восточных странах очень сильны ритуальность, клановость, традиции рода. Они накладывают отпечаток на развитие личности. Другими словами, она развивается в жестких рамках.

Японцы хорошо разрабатывают чужие идеи, но мало рождают свои. И это очень их тревожит. То же самое можно сказать о корейцах. Поэтому идея соединить школу Толстого с собственной дисциплинированностью им пришлась по душе.

«Российская газета» №262 (3931), 22.11.05