Какие перегрузки испытывают на тренировках космонавты? Можно ли вдеть нитку в игольное ушко, если ты одет в скафандр? Чем пахнет космос? Легко ли мыться в невесомости?

Об этих и других секретах «звездного закулисья» узнали читатели «Российской газеты», побывавшие на Дне открытых дверей в Звездном городке. Пропуском сюда для них стали самые интересные вопросы, адресованные руководителям ЦПК им. Ю.А. Гагарина и отряда космонавтов.

Земля в иллюминаторе

Звучит команда: «Ключ на старт!» И корабль «Союз ТМА» с читательским экипажем отправляется в путешествие «на орбиту». Наш гид — опытнейший «небожитель», Герой Советского Союза Виктор Афанасьев. Он заместитель командира Отряда космонавтов ЦПК. За плечами — четыре полета и 555 суток, проведенных в невесомости. С таким не пропадешь!

Сам корабль на удивление небольшой. Внешний диаметр — примерно 2 метра, внутри — еще меньше. В центре находится командирское кресло. Слева — для бортинженера N 1, справа — для бортинженера N 2 или космонавта-исследователя. В это же сажают и туриста.

— Чтобы было удобнее по рукам бить? — смеется кто-то. Вспомнив, видимо, известный анекдот: «Когда первого туриста-миллионера Дениса Тито спросили, какие русские слова он выучил за время полета, тот ответил: «спасибо», «пажаласта» и «куда руки суешь?».

— Да как же в этой «банке» лететь до станции двое суток? — удивляются гости. — Что, космонавты все маленького роста?

Оказывается, ничего подобного: в корабле спокойно могут разместиться даже настоящие «гренадеры». Впрочем, ограничения по росту все-таки есть — 190 сантиметров. По весу тоже — 95 кг.

— А как же хотел лететь туристом наш бизнесмен Сергей Полонский, ведь у него рост почти два метра? — интересуется один из читателей.

— 194 см, — уточняет Виктор Афанасьев. — Это и стало главной проблемой. Ему дали примерить самый большой скафандр, и — не подошел.

— Простите, а как в корабле в туалет ходят? — смущаясь, спрашивает читательница «РГ».

Как выясняется, здесь есть свои хитрости. Прежде всего космонавты перед стартом практически ничего не пьют. Помогает и традиция: на Байконуре, когда экипаж везут к месту старта, водитель автобуса обязательно делает остановку в условном месте. Помочиться на колесо — добрая примета, которая пошла после Юрия Гагарина.

— А если совсем приспичит? — допытываемся мы.

— На этот случай надеваются специальные плавки, — говорит Виктор Михайлович. — Но чтобы они «пошли в дело» — такого не было ни разу. Ими же пользуются и для выхода в открытый космос, где, бывает, работаем и до 7 часов.

…Ну а теперь откроем карты: весь этот разговор происходит у тренажера корабля «Союз ТМА». Тренажерная база в Центре поистине уникальная: вся подготовка ведется на реальных аппаратах, которые или уже были в космосе, или готовились к полету.

— А как у американцев? — интересуются читатели.

— У них реальна, пожалуй, только кабина шаттла, — отвечает Афанасьев. — Все остальное — просто детальное воспроизводство интерьера того или иного сегмента.

— Так наша система лучше?

— Конечно, лучше. Но мы от чего страдаем? Вот сейчас появился новый стыковочный отсек на орбите, а у нас его до сих пор нет. Или возьмем грузовой корабль «Прогресс»: сколько мы его эксплуатируем в новой модификации, а тренажера в Центре тоже нет. Чтобы отработать все связанные с ним операции, экипажам приходится ездить в РКК «Энергия», где он готовится к полету.

— Тренажер трудно сделать? — недоумевают гости.

— Не трудно. Но нужны деньги. Доводка и доработка уже существующих систем идет постоянно. Но совершенствуется техника, развивается и сама орбитальная станция. Причем модернизируется не только «железо», но и «математика». А значит, возможности тренажеров тоже должны наращиваться.

Чем пахнет орбита?

Читательский «полет» проходит нормально: мы уже «причалили» к Международной космической станции. А точнее, к тренажеру российского служебного модуля «Звезда».

— Разуваемся! — говорит Виктор Афанасьев.

В Центре действует жесткое правило: на тренажеры можно заходить только в тапочках. Стерильность — почти как на орбите.

Станция чем-то напоминает длинную трубу. Просматривается все. И опять удивила теснота. Обеденный и рабочий стол — один. Здесь же так называемый медицинский ящик. Здесь же подогревается еда. И тут же, рядышком, — туалет.

— А где спят космонавты?

Оказалось, что одна из читательниц аккурат уже заняла «спальню» командира: это просто узкий пенал, куда крепится спальный мешок. «И здесь можно выспаться?» — недоверчиво спрашивает она. «Еще как,- смеется Афанасьев. — Даже сны красивые снятся». А вот сауны, как на «Мире», где можно было почти по-настоящему попариться, в нынешней звездной коммуналке нет. О чем наши космонавты искренне жалеют. Довольствоваться приходится влажными полотенцами.

Вообще МКС сильно напоминает «Мир». Даже ширина станции такая же.

— А знаете почему? — спрашивает Виктор Михайлович. — Потому что больше вагона не сделаешь — все конструкции доставляются у нас по железной дороге.

Ну кто бы мог подумать, что железнодорожный вагон станет главным законодателем если не космической моды, то размеров!

— Говорят, что на орбите соленое почему-то кажется сладким, и наоборот. Это так?

— Не замечал, — пожимает плечами наш гид. — Вкусовые качества продуктов примерно те же, что и на Земле. Но вот картофельное пюре я не могу сделать таким же вкусным, как в космосе. А самое любимое мое блюдо — творог с орехами.

Мы уловили неповторимый звездный запах, который витал в модуле.

— Этот запах неистребим, — признается Афанасьев. — Даже дома, когда достаешь вещи, побывавшие на орбите, он чувствуется. А вот скафандры, в которых выходишь в космос, пахнут иначе.

— С чем можно сравнить?

— Земного сравнения нет. Он просто пахнет открытым космосом.

«Не лезет генеральская рука…»

Читатели тоже «вышли» в открытый космос. В гидролаборатории. Ее глубина — 12 метров, а закачивается сюда аж 5 тысяч кубов отфильтрованной воды. Внутри бассейна — огромная подвижная платформа диаметром 23 метра, на которую устанавливаются «двойники» российских модулей МКС, американское и европейское оборудование.

Почему именно в воде имитируется выход в открытый космос?

Вообще-то идеальная невесомость достигается в «летающей лаборатории». Но лишь на 20-25 секунд. За полтора часа полета специально оборудованный самолет Ил-76 выполняет примерно десять-пятнадцать «горок». Это до восьми минут невесомости. Научиться надевать скафандр за это время можно, но сложные механические операции не обкатаешь.

Кстати, сам скафандр — тоже сложнейшая конструкция. На тренировках используются те же «Орланы-М», в которых работают на орбите. Примеряем. Ощущение — надели панцирь: как-никак весит скафандр 114 килограммов. Но особенно поразили перчатки. Космонавты рассказывают: раньше, чтобы согнуть в них пальцы, требовалось усилие где-то килограммов на двадцать. Сейчас они, дескать, намного мягче.

— Ничего себе, мягче! — восклицает читательница, пытаясь в перчатке поправить свою челку.

Кто-то вспоминает, как на одной из пресс-конференций новенькую перчатку от скафандра «Орлан-М» демонстрировал Алексей Леонов. «Наденьте», — попросили космонавта. Алексей Архипович стал с трудом натягивать: «Не лезет генеральская рука», — смеясь, пыхтел он.

Тренировки в гидролаборатории одни из самых тяжелых. За три часа космонавты теряют в весе по 2-4 килограмма. Бывает, что и температура поднимается до 38 градусов, и тогда медики рекомендуют космонавту передохнуть.

— А в космосе-то каково?! — ахают читатели.

Когда на вас садится слон

Но, пожалуй, одна из самых серьезных «инстанций» подготовки космонавтов — это все-таки центрифуга. Прошел? Считай, одной ногой уже на орбите.

В Центре их две — с «плечом» в семь метров и восемнадцать. Последняя, массой в триста тонн, — самая большая в Европе. В течение нескольких секунд они развивают перегрузку до 8 единиц. Предельная — тридцать. Но это уже, правда, для испытаний техники.

— С чем можно сравнить перегрузки для человека? — спрашивают читатели.

— Берите свой вес и умножайте его на восемь. Вот эта масса на вас и давит, — говорит Виктор Афанасьев. — Трудно поднять руку, дышать, сдавливает грудную клетку.

Центрифуга движется не только по кругу, но и вращается в трех плоскостях. Скорость под 250 километров в час, 36 с половиной оборотов в минуту! Рассказывают, что во время ее испытаний деревянный потолок сдуло напрочь. И в такой мясорубке надо еще следить за приборами, выполнять указания инструкторов.

— А бывает, что кому-то становится плохо?

— Случается, — не скрывает Виктор Михайлович. — Но космонавт в правой руке держит специальную ручку-тангенту. Если захочет прекратить вращение или потерял сознание, он ее отпускает. На пульте врача сразу появляется сигнал, центрифуга останавливается.

— А какие реальные перегрузки испытывают космонавты в полете?

— На этапах выведения «Союза» на орбиту — примерно 4 единицы, при спуске — около шести, — поясняет Афанасьев. — Но при нештатных ситуациях эти цифры могут перекрываться. Например, у экипажа Николая Бударина, когда их корабль неожиданно сорвался на баллистическую траекторию, посадка получилась очень жесткой — до 8 единиц. Еще сложнее пришлось Василию Лазареву и Олегу Макарову в 1975 году: из-за аварии 2-й ступени ракеты-носителя «Союз» упал в Алтайские горы, а на космонавтов свалились все 20 единиц.

— Да это же на голову сел слон!

— Потому и тренируемся, чтобы выдержать.

Кто последний в очереди?

— А есть ли в отряде космические династии?

— Есть, — с гордостью говорит Виктор Михайлович. — Подготовку сейчас проходят сыновья наших космонавтов — Сергей Волков, Роман Романенко и Александр Скворцов. — Да вот, кстати, двое из них идут нам навстречу.

Знакомимся. Сергею и Роману чуть за тридцать. В отряде они уже восемь лет, но пока, увы, остаются на земле. Это острейшая для молодежи проблема, которая еще больше обострилась с вынужденным простоем американских шаттлов. Из восемнадцати космонавтов, которые сейчас в Отряде ЦПК, в космос слетали только… семь. Сергей Волков уже даже был в основном экипаже — готовился с Сергеем Крикалевым. Но — полетел американец.

— Как настроение? — спрашиваем у ребят.

— Готовимся, — коротко ответили они.

Понять молодых космонавтов можно. У одного отец трижды был на орбите, у другого — два раза. Кстати, отец Романа — космонавт Юрий Романенко вошел в историю как первый космический бард. На борту орбитальной станции «Мир» оказалась старенькая шестиструнная гитара, и на протяжении всей 326-суточной экспедиции космонавт в свободное от работы время сочинял песни…

Самое удивительно, что у их сыновей уже и пенсия на подходе. Космическая. Чтобы ее получать, необходимо десять лет быть на должности космонавта. Парадокс, да и только.

Впрочем, если внимательно поизучать состав тренировочных групп космонавтов в ЦПК, из которого будут сформированы экипажи 15-й, 16-й и 17-й экспедиций на МКС, то здесь много нелетавших. Фамилии ребят есть тоже. Настоящие космические династии все-таки состоятся?

За звездным чаем

Как быть в Звездном и не попить звездного чаю? В баре отряда космонавтов читателей «РГ» ждали разные космические вкусности. Но вопросы Виктору Афанасьеву продолжают сыпаться.

Российская газета: Переходят ли экипажи, работающие на орбите, на зимнее время?

Виктор Афанасьев: Нет. Ни на зимнее, ни на летнее время стрелки не переводятся. Станция живет по Гринвичу.

РГ: На орбиту слетали уже три космических туриста. Последнего, американца Грегори Олсена, медики поначалу не допустили к полету, он «прорвался» на орбиту лишь через год. Требования к здоровью туристов не такие, как у космонавтов?

Афанасьев: Они не такие жесткие.

РГ: А медицинский отбор нынешних космонавтов отличается от того, что было раньше?

Афанасьев: Отличается. Сказывается опыт предыдущих наборов и полетов. Нас уже не крутят с такими перегрузками, как крутили когда-то Гагарина. Но, с другой стороны, их не обследовали так ультразвуком, как обследуют нас.

РГ: Вы слышали, что американский актер Джон Траволта высказал желание стать космическим туристом?

Афанасьев: Нет. Из российских актеров у нас готовился Владимир Стеклов. Хороший парень. Но денег на полет на нашлось.

РГ: Готовят ли космических туристов сейчас?

Афанасьев: Готовят. Кстати, уже известно, что один японский бизнесмен изъявил желание не только слетать на орбиту, но и выйти в открытый космос.

РГ: Пустят?

Афанасьев: Специалисты должны оценить, насколько это реализуемо.

РГ: Есть ли у космонавтов оружие на борту?

Афанасьев: На борту станции — нет. Но трехствольный пистолет входит в специальный комплект на случай нештатных ситуаций после приземления. Один нарезной ствол — против зверя, а два ствола — для дроби и для сигнальных патронов.

РГ: Приходилось пользоваться?

Афанасьев: Только на тренировках. Даже ребятам, которые приземлились в горах после баллистического спуска, он не пригодился.

РГ: Виктор Михайлович, правда, что вы видели НЛО?

Афанасьев: Это, конечно, выдумки. Но один раз посторонний предмет длиной примерно 40 сантиметров за бортом мы действительно наблюдали. Даже засняли. В тот день от станции отстыковался грузовик «Прогресс», так что, думаю, просто что-то отлетело. Может быть, кому-то за это и попало. Не знаю.

РГ: Помогаем ли мы китайцам в их космической программе?

Афанасьев: Несколько китайских тайкунавтов проходили в Звездном тренировки на невесомость. Но вообще они осуществляют свою программу сами. И идут вперед, надо сказать, довольно быстро. Их спускаемый аппарат чем-то напоминает наш. Но если наши после приземления становятся черными, то у них — практически чистые. Бытовой отсек отличается — он больших размеров и имеет свою солнечную батарею. То есть они его могут оставить на орбите, чтобы потом стыковаться.

РГ: Вы летали четыре раза. Есть желание еще раз попытать счастья?

Афанасьев: С удовольствием. Но я в программе коротких полетов. А в длительный полечу только на 500 дней (смеется).

РГ: На Марс?

Афанасьев: Только вокруг Земли, но по срокам как на Марс.

РГ: А когда вообще реальна эта экспедиция?

Афанасьев: Как только договорятся — минимум нужно будет 15 лет на подготовку. Смотря сколько средств будут вкладывать. В одиночку этот проект не осилит ни одна страна.

РГ: Подготовка «марсиан» будет принципиально отличаться?

Афанасьев: Да. Даже психологическая подготовка экипажей должна быть иной, чем сейчас. Тут ты выглянул в иллюминатор — Земля хоть и в 400 километрах от станции, но видна. А когда к Марсу полетим, на полпути затормозить и вернуться будет уже нельзя.

РГ: Бывают ли раздоры в интернациональных экипажах?

Афанасьев: Я работал на орбите с японцем, англичанкой, французами, словаком. Понятно, что разные менталитеты, культура. Но не было никаких проблем на национальной почве. Главное — рядом настоящие профессионалы, а других в космос и не посылают.

РГ: Правда, что по инициативе Салижана Шарипова в Звездном городке разбита киргизская юрта?

Афанасьев: Правда.

РГ: Как космонавты относятся к тому, что на аукционах за рубежом часто выставляются на продажу космические раритеты. Продавались даже планшет Гагарина, скафандры. Как они туда попадают?

Афанасьев: Трудно сказать. Нам скафандры сейчас не отдают. Но раньше такое было: знаю, у Юрия Романенко его скафандр остался. Мы же можем забрать только перчатки. После своего первого приземления я их дал подержать кому-то из встречающих. «Держит» до сих пор. Потом уже поступал по-умному: все — перчатки, часы, зеркало отдавал на хранение врачу, а затем забирал. Правда, одну перчатку подарил сам — замечательному конструктору Гаю Северину, в чьих скафандрах мы работаем. Остальные храню.

РГ: Правда, что вы являетесь обладателем участка на Луне? И во сколько обошлась вам эта собственность?

Афанасьев: Есть такое. Но сразу говорю: я бы эти акры никогда не купил. Это подарок российского лунного посольства. Так что сколько стоит — не знаю. Знаю другое: владельцами лунных участков у нас вроде бы уже стали почти четыре тысячи человек.

РГ: Как сейчас награждают космонавтов?

Афанасьев: Раньше, если успешно выполнил программу, то получал Звание Героя Советского Союза, вручалась Золотая Звезда и высшая награда — орден Ленина. Сейчас космонавт получает звание Героя России. Мы предлагали, чтобы гражданский космонавт награждался еще орденом Андрея Первозванного, а военный — орденом Георгия Победоносца. Но нас пока не поддержали.

Между тем

Вчера была проведена операция по повторной коррекции орбиты МКС для предстоящей стыковки с грузовым кораблем. Двигатели причаливания и ориентации пристыкованного к станции «Прогресса М-54», с помощью которого проводится коррекция орбиты, включились ровно по плану — в 14 часов 23 минуты. Проработав около 17 минут, они подняли орбиту почти на четыре километра. Второй раз двигатели, как было предусмотрено так называемой двухимпульсной схемой, включились позже.

Орбита станции поднята почти на восемь километров — до средней высоты в 352,7 км. Напомним: первая попытка поднять орбитальный комплекс, предпринятая три недели назад, сорвалась из-за сбоя в электронной системе управления.

«Российская газета» №252 (3921), 11.11.05