В Париже завершилась Неделя pret-a-porter «весна–лето`2006». На ее вторую половину пришлись показы всех самых пафосных брэндов. Из Парижа – ОЛЬГА Ъ-МИХАЙЛОВСКАЯ. Самым массовым из них оказался утренник Chanel. Карл Лагерфельд впервые за многие годы устроил показ не в Лувре, а в недавно отреставрированном Grand Palais, гигантском красивейшем пространстве со стеклянными сводами и зеленой чугунной отделкой.

Однако декорацию Лагерфельд выбрал сугубо современную – задник в виде компьютерного дисплея и клавиатуры. Это стремление совместить современное и архивное прошло сквозь всю коллекцию. И если поначалу джинсовые костюмчики и прочие потуги на молодежность выглядели странно, то как только дело дошло до классических черных платьев и твидовых костюмов, все стало, как раз наоборот, намного современнее и совершеннее. Страх Карла Лагерфельда перед собственным возрастом кажется тем более необоснованным, чем больше он обращается к архивам. Потому что все, что похоже на прототипы Шанель, выглядит так, словно сделано вчера, а не 70 лет тому назад. Великая старуха никогда не пыталась молодиться и победила время. Так что Лагерфельду есть с кого брать пример.

Зато Жан Поль Готье молодиться не пытается вовсе. Его коллекция для Hermes оказалась гимном спокойной классической элегантности. Без суеты и заискивания перед публикой. Любимая дизайнером морская тема – старая как мир и любимая всеми без исключения – опять в который уже раз оказалась как нельзя более кстати. Дивные белые и синие платья с плиссированными юбками, тренчкоты самого морского из всех оттенков синего, платье-тельняшка в серо-белую полосочку, а к вечеру прозрачное тонкое кружево поверх шелка. В руки девочкам Готье дал маленькие кружевные зонтики. Показ проходил под музыку, наложенную на шум прибоя. От него веяло спокойствием и достоинством, столь редкими в современной моде.

Морскую тему выбрал и Антонио Маррас в своей коллекции для Kenzo. На заднике, как в кукольном театре, плескались картонные волны, по тряпичному небу плыли картонные облака и летали бумажные чайки. Сцена выглядела как трап корабля, по которому девочки спускались на подиум. Трогательные платьица с матросскими воротниками, носочки в горошек, полосатые рубашки-поло. Открывала и закрывала показ бывшая топ-модель Беатрис Далль в мужском костюме образца двадцатых годов. Двадцатые годы вообще одна из главных тем этого сезона, а морской костюм, в свою очередь, ассоциируется с двадцатыми напрямую.

С теми же двадцатыми традиционно ассоциируется дом Lanvin. И почти в каждой коллекции дизайнер Дома Альбер Эльбаз так или иначе цитирует эту эпоху. На сей раз он отступил на шаг назад и сделал коллекцию, вдохновленную японским оригами. Звучит несколько устрашающе, потому что кто только в последние годы не вдохновлялся этим самым оригами. Однако Эльбаз все и всегда делает по-своему и неизменно красиво, с той удивительно совершенной красотой, которая не зависит ни от каких сиюминутных модных тенденций. Вообще-то Эльбаз любит объем, вещи из многослойных мягких тканей, прозрачных тюлей и муслинов. Но в этом сезоне он предложил одежду плоскую, как будто сложенную из тонкой сухой бумаги. Даже его любимые банты были сплюснуты и словно наклеены на платья, даже вышивки словно расползались по ткани плоскими пятнами. Широченные пояса, отдаленно напоминающие традиционный японский пояс оби, тоже не перетягивали талию, а плоско делили фигуру как бы на две части. По форме вещи были простыми и ясными – платья-сорочки, в том числе и длинные вечерние. Маленькие шестидесятнические платья-футляры, любимые Эльбазом тренчкоты. О Японии лишь под конец коллекции напомнили платья-кимоно, переделанные в некое подобие туники. Эльбаз никогда ничего не делает буквально и в лоб, вот и на этот раз он ни в коей мере не педалировал японские ассоциации, а лишь разбрасывал по коллекции деликатные намеки. Показ встретили овацией, как, впрочем, встречают его коллекции все последние годы. Правда, после показа многие видные модные редактрисы вздохнули, вспоминая его легкие воздушные платья, и хором сказали, что эта сухость и жесткость ему, Эльбазу, не к лицу и весь этот минимализм японский не его история. Однако их собственные лица выглядели при этом блаженно счастливыми, потому что, глядя на то, что делает Альбер Эльбаз, всякий раз понимаешь, что в моде, какой бы циничной и коммерческой она ни была по сути, еще сохранилось понятие красивого.

А вот в коллекции Марка Джэйкобса для Louis Vuitton просто красивое тоже было, но в основном все было идеологически выверено. Шестидесятые подняты на щит и пропеты на все лады. Все очень коротко, очень ясно, очень компактно и внятно по цвету. Либо белый, что естественно, потому что это главный цвет шестидесятых и главный тренд сезона, либо откровенно малиновый или красный. Из полутонов – только все оттенки коричневого и немножко оливковой зелени. Не совсем ясно только, почему при такой внятной концепции оформление зала было сделано с откровенно экологической интонацией – кубы из прессованных опилок и папки из коричневого картона. На этом фоне заклепки и блестки сверкали, конечно, ярче, но двусмысленность в данном случае была неуместна. Особенно в присутствии звезд первой величины, которые недвусмысленно давали понять место Louis Vuitton в мире. Ума Турман, Катрин Денев, Уайнона Райдер, Людивин Санье и даже сам Мэрилин Мэнсон со своей невестой Дитой фон Тиз, которая почему-то уже сейчас стала похожа на будущего мужа как младшая сестра. Такое сборище получилось не случайно. Дело в том, что показ коллекции приурочили по времени к открытию нового гигантского магазина марки, и все эти звезды собрались здесь в первую очередь именно по этому поводу. Это, конечно, добавило интриги заключительному вечеру, однако сильно отвлекало от собственно коллекции. Но таковы уж правила игры – мегабрэнды должны носить мегазвезды. Таким образом, сезон завершился на идеологически правильной ноте.

№ 192 (№ 3276) от 12.10.2005, СР

"Коммерсантъ"