Фестивали классического балета имени великой русской трагической балерины Аллы Яковлевны Шелест стали неотъемлемой частью культурной жизни Самарской области последнего десятилетия. Своими впечатлениями об этой художественной традиции делится муж и соратник балерины Рафаил Вагабов.

Раннее декабрьское утро 2003 года, чуть забрезжил свет, и я проснулся в совершенном спокойствии. Маленький гостиничный номер за прошедшие четыре дня стал для меня привычным, он одарил меня, насколько мог, своим уютом, но расстанусь с этими стенами без сожаления. Это будет завтра, а сегодня… я должен радоваться, быть счастливым. Я глубоко прячу чувства, чтобы случайно не расплескать их. Сегодня гала-концерт, никаких предчувствий, только спокойствие, удовлетворение и смирение – будь что будет.

…Наконец встаю, привожу себя в порядок, иду в театр. И пока иду, воспоминания сопровождают меня.

В Куйбышев (Самару) мы приехали вместе. Алла Яковлевна Шелест взялась за руководство балетом оперного театра, меня назначили вторым балетмейстером. Мы приехали полные радужных планов о будущих творческих свершениях.

Балетный коллектив пребывал в плачевном состоянии: он погряз во взаимоотношениях, тон которым задавали третьестепенные таланты. И вот Алла Яковлевна взялась расчищать «авгиевы конюшни». Подобно Гераклу, смывшему застойные нечистоты мощным потоком свежей речной воды, она созвала в театр новое поколение молодых, интересных, сильных актеров балета, открыла просторы для творчества, неистово и вдохновенно взялась за организацию дела. Вскоре профессиональный уровень Группы, качество спектаклей поднялись несравнимо выше местного ординара. Но через три года стало ясно: человеческое здоровье имеет предел – мы почувствовали, что больше не в силах преодолевать озлобленность сплотившейся накипи.

Мы вернулись домой в Ленинград. Куйбышев остался позади как горькое разочарование.

Но не все выглядело так уж безрадостно. Были вокруг нас и молодые друзья, единомышленники. Для них Алла Шелест стала Учителем, который один на всю жизнь; творчество всегда стояло во главе, стремление постичь новые его высоты перекрывало сонм повседневных забот, и за это мы были вознаграждены, искусство платило сторицей. И потом, именно в Куйбышеве мы с Аллой Яковлевной поженились.

И самое светлое воспоминание: все последующие годы маяком, светившим нам издалека, была Светлана Петровна Хумарьян. Меня всегда удивляло то, как умудрялась она сохранять интеллигентность, чувство такта и не потерять вкуса к работе в той беспросветной среде, в которой ей пришлось обитать. Она видится мне садовником, который тщится, чтобы среди кучи мусора вырос-таки прекрасный куст розы. До какой-то степени ей удавалось это, помогала интуиция и тяга к прекрасному, подкрепляемая профессионализмом, искренним интересом к людям. Однажды увидев Аллу Шелест на сцене, она была потрясена ее высоким искусством, увлеклась ее гениальной личностью.

Отныне искусство этой балерины станет ее художественным ориентиром.

Прошло много лет. И именно она решает оживить самарский балет с помощью Шелест. Вот почему мы оказались в Куйбышеве и все три года ощущали ее безусловную поддержку во всех начинаниях. В конечном счете эти отношения переросли в крепкую дружбу.

Прошло еще двадцать трудных лет – и вдруг Светлана Хумарьян опять позвала нас в Самару. К этому времени страна переродилась и имя Аллы Шелест вышло на первый план – наконец-то ее признали великой. В 1994 году Алле Яковлевне исполнилось 75, и Светлана Петровна нашла возможным отметить эту дату: она организовала творческий вечер «В честь Аллы Шелест». Вот тогда-то мы вновь встретились на Волге. Для Аллы Яковлевны визит в Самару стал событием жизни.

За несколько дней до нашего прилета Хумарьян (уже в качестве начальника областного управления культуры) собирает руководителей оперного театра: Сибирцева (директор театра), Рябикина (главный режиссер), Чернышева (главный балетмейстер) и в их присутствии звонит в Петербург:

– Алла Яковлевна, звоню, чтобы согласовать с вами программу вечера. Мы предлагаем: первое отделение – «Шопениана», второе – «Бахчисарайский фонтан» (второй акт) и третье отделение – концерт. Ульяна Лопаткина станцует Зарему и номер в концерте, Людмила Семеняка – два номера.

Алла Яковлевна не возражала.

Стоял октябрь, начались холода. Потеплее одеваемся и вместе с Ульяной летим в Самару. Прилетаем, а там теплынь, ходят в костюмах и даже в платьях. Солнце светит – жить хочется! Подъехали мы с Аллой Яковлевной к чудесному особняку, навстречу нам с радостными возгласами – Светлана Петровна, она обнимает долгожданную гостью, не давая опомниться, провожает на второй этаж в роскошно обставленный трехкомнатный номер.

– Гостиница «Самара» с хорошей кухней, – рекомендует Хумарьян. – Не стесняйтесь: завтрак, обед, ужин заказывайте на свой вкус, ни в чем себе не отказывайте.

Тут же решили, что спокойно побеседовать из-за напряженного графика едва ли удастся, и поэтому пошли в гости к Светлане Петровне (она живет недалеко от гостиницы). Главной темой был предстоящий творческий вечер.

– Семеняка, когда приехала на гастроли, сразу заявила: «Для меня самое важное – станцевать на вечере Шелест». Она провела «Спящую красавицу», а потом вдруг заявила, что у нее в ГАБТе спектакль – и улетела. На счастье, у нас гастролировала Мария Биешу, примадонна Кишиневской оперы. На ее глазах состоялись вся эта эпопея и бесконечные разговоры о вас. Она спела «Аиду», собралась домой, но, став свидетелем ситуации, искренне волновавшей всех, Мария Лукьяновна, чуткий и добрый человек, предложила спеть в этом концерте, – поделилась с нами переживаниями Хумарьян.

– Мне любопытно посмотреть на человека, о котором за глаза так много говорят хорошего и восторженного…

Наша беседа велась непринужденно и в то же время взволнованно, то и дело перемежалась воспоминаниями и великолепными домашними пирожками. Говорили о состоянии балета в Самаре, Мариинке, о трудностях нынешней жизни.

– Светлана Петровна, – вставляю я слово, – вы не представляете, какой сделали мне подарок, избавив на эти три дня от необходимости думать о хозяйстве.

– Кстати, вам в театре предусмотрен гонорар. Алла Яковлевна, зная вашу скромность, специально предупреждаю, чтобы вы не подумали отказываться.

Мы не отказывались, хотя и не рассчитывали на него.

Вечером следующего дня за нами заехала машина. Едем в театр. Знакомые лица, улыбки, поцелуи. Алле Яковлевне отвели артистическую, она переоделась в свой новый вечерний туалет, парикмахер прекрасно уложила ей волосы – она стала невероятно красива!

Начиная вечер, на сцену вышла Светлана Хумарьян, сказала приветственное слово и представила знаменитого московского режиссера и балетного критика Львова-Анохина.

– Сегодня у Бориса Александровича день рождения. Мы от души поздравляем его. Прилетев к нам на вечер А.Я.Шелест, он, по его словам, сделал себе лучший подарок.

Львов-Анохин вдохновенно и обстоятельно рассказал о величии и значении Аллы Шелест, произнес теплые слова в адрес молодой талантливой балерины Мариинского театра Ульяны Лопаткиной. Оркестр заиграл полонез Шопена. Сопровождаемая директором театра в ложу вошла Алла Шелест. Львов-Анохин преподнес ей цветы. Зал рукоплескал стоя.

В первом отделении «Шопениану» танцевали ведущие солисты Самарского театра: Елена Брижинская, Ольга Гимадеева, Валентина Пономаренко, Наталья Шикарева и Михаил Козловский – все те, кого в далеком семидесятом привезла и выпестовала Алла Шелест.

Во втором отделении Ульяна покорила всех. Молодая балерина была действительно хороша в роли Заремы. В третьем отделении Мария Биешу блестяще спела арии Лизы, Чио-Чио-Сан, Нормы и низким поклоном приветствовала легендарную балерину. Лопаткина станцевала «Русскую». Легка, светла, она удержала заданный Биешу масштаб мастерства. В заключение вечера прозвучал торжественный финал из «Иоланты». Игорь Чернышев вывел Аллу Яковлевну на сцену и родилось еще одно событие – реверанс этуали. Восхищенная публика взорвалась аплодисментами с новой силой. Кто-то выкрикнул: «Многая лета!» Аплодировали не менее получаса. На следующий день все газеты писали о чуде шелестовского реверанса.

После концерта – банкет. Общий тон – торжественный. Среди речей меня поразил тост вице-губернатора Жабина.

– Последнее время я часто думаю о бессмертии, что это такое? Мы бессмертны в своих детях, после меня останется мой сын, останется дочь, потом останутся их дети. Но ведь творчество – это тоже бессмертие. Человек оставляет свое имя, душу. Алла Яковлевна сохранила за собой бессмертие…

Светлана Петровна предложила именной фестиваль Шелест сделать в Самаре традиционным.

На следующий день Алла Яковлевна провела урок с балеринами, затем мы перешли в соседний класс для разговора с Ульяной Лопаткиной.

– Знаешь, я отметила схожесть в наших трактовках Заремы. По ходу мысли, по нюансам. И даже по движениям, я ранверсе (резкий поворот корпуса в большой позе) делала так же.

Ульяна созналась, что, во-первых, ранверсе ее учила Нина Михайловна Стуколкина (старшая соученица Шелест), добиваясь именно такого исполнения, а во-вторых:

– Я прочла книгу Львова-Анохина о вас и поняла, что ваша Зарема – моя, я ее чувствую такой же…

После репетиции поехали в гостиницу обедать. Вечером приехала Светлана Петровна, еще раз обсудили события минувших дней и стали обдумывать программу фестиваля следующего года. Не успеешь оглянуться, как он наступит.

Последующие фестивали балета «В честь Аллы Шелест», состоявшиеся в 1995 и 1997 годах, собрали в Самаре многочисленных звезд Мариинского и Большого театра. Достаточно назвать Ульяну Лопаткину (теперь она танцевала Никию в «Баядерке»), Александра Куркова, Ирину Чистякову, Николая Цискаридзе, Александра Ветрова, Нину Семизорову, Надежду Грачеву, Андрея Уварова, Светлану Смирнову…

Алла Яковлевна полюбила свой фестиваль, жила его событиями и планами.

Четвертый фестиваль стал «Вечером памяти». Алла Яковлевна не дождалась его и своего 80-летия чуть более двух месяцев. Светлана Хумарьян просила меня приехать. Тяжело достался мне тот визит.

2 марта 1999 г., я вновь в Самаре. В аэропорту меня встретили театральный шофер и метель. Поселили в ту же гостиницу, где все напоминало Аллу. Я все время ощущал ее присутствие, словно переступал некий барьер, после которого мне стало легче.

В театре почти никто меня не узнавал: горе не красит. Встретился с Мстиславом Ростроповичем. Он тоже долго вглядывался, прежде чем узнал. Обнялись.

– Нам надо видеться, – сказал, повернулся и пошел.

Будто наши встречи зависят только от меня.

Возможность поговорить не представилась – вокруг него все время люди, – а мне так хотелось!

«Вечер памяти» вел Никита Долгушин (к этому времени главный балетмейстер Самарского оперного театра). Он предоставил слово Мстиславу, тот тепло вспоминал об Аллочке, рассказал об их первой встрече в Праге на Первом Международном фестивале молодежи.

– Я уже тогда понял, что Аллочка ни на кого не похожа, что она исключительная личность, и я пронес свою любовь и дружбу к ней через всю свою жизнь.

Светлана Петровна почувствовала, что мне будет тяжело в партере среди людей, усадила одного в ложу. Спасибо ей. В первом отделении Пономаренко станцевала фрагмент из «Эсмеральды». Ей преподнесли букет. Вдруг она направляется с цветами ко мне. Я испугался: «Не надо!» Она подошла к ложе, положила цветы на барьер возле кресла, в котором всегда сидела Алла Яковлевна, и с поклоном отошла. Луч прожектора осветил букет. Потом Светлана Петровна мне говорила: «Валя сделала точный театральный жест, только после него я окончательно осознала, что Аллы Яковлевны больше нет…»

Второе отделение – концерт. Первым и последним номерами Долгушин поставил учениц Шелест. Валентина Пономаренко открывала «Русской». Вся в белом. Ольга Гимадеева закрывала «Умирающим лебедем». Тоже в белом. Центрировали отделение Диана Вешнева, которую Алла Яковлевна ценила, и Вячеслав Самодуров. Очень талантливая пара из Мариинского театра, исполнившая па-де-де Баланчина на музыку Чайковского.

До «Вечера памяти» в Самаре прошло пять премьерных спектаклей оперы «Видения Иоанна Грозного», которыми дирижировал Ростропович. Поэтому в застольных речах губернатора К.А.Титова и вице-губернаторов Ю.М.Логойдо, В.С.Мокрого, А.П.Жабина имена великих художников XX века Шелест, Ростроповича, Стуруа часто звучали рядом, в их именах – олицетворение искусства. Ростропович подошел ко мне в конце ужина. Обнял и, как послышалось, спросил о самочувствии.

– Плохо мне, Слава, плохо.

– Я спрашиваю, как я выступил?

– Хорошо, у вас всегда все хорошо.

На этом разговор иссяк.

На следующий день я зашел в управление культуры к Светлане Хумарьян. Она заперла кабинет, и мы часа четыре разговаривали об Алле Яковлевне, смотрели ее редкие видеозаписи, повспоминали, поплакали. Она посоветовала мне не оставаться одному (подумать только, Алла за год до смерти сказала мне то же самое!).

– Аллу Яковлевну не вернуть, а тебе жить надо. И если у тебя родится любовь к другой, она не станет изменой, потому что память об Алле Яковлевне сохранится на всю жизнь. Конечно, ТАКОГО человека ты вряд ли встретишь, но и замыкаться нельзя.

Прощались тяжело.

– Помни всегда, что у тебя есть мы.

На пятый и шестой фестивали, теперь уже имени Аллы Шелест, я не приезжал, но был в курсе всех событий, общаясь со Светланой Петровной, изучая прессу и буклеты, сделанные с любовью к балерине.

И вот год 2003-й. Нынче Самара, как вся страна, уже другая. Начала богатеть, застроилась новыми домами, подчистила и обновила старые особняки. Вот дом на Молодогвардейской, квартира с балконом на втором этаже, в которой мы прожили полные событий три года. Широкую площадь Славы не узнать: походившая на пустырь, сегодня она выглядит монументальной, на ней огромное здание областной администрации и возведенная златоглавая церковь. И сам я нынче другой, старше, мудрее, что ли…

Никогда не было так трудно описывать события собственной жизни. Еще в начале октября вдруг звонок из Самары:

– Рафаил Юсуфович, с вами говорит директор Самарского театра оперы и балета Зудов Юрий Константинович. Как вы относитесь к тому, чтобы приехать к нам на фестиваль имени Аллы Шелест?

– Для меня это честь, но не уверен, что смогу выбраться.

– Меня балетные артисты, критики спрашивают – приедете ли вы?

– В каком качестве я вам нужен?

– Как гость.

Я подумал: «Коль директор сам приглашает – надо ехать».

– Давайте я поставлю номер для концерта.

– Это как вы сами захотите. Приезжайте, мы вам будем рады.

Первоначально хотел на работе сказаться больным и исчезнуть, как делают многие, но тут на помощь пришла Светлана Хумарьян.

– Рафик, – вдруг звонит за неделю до отлета, – мы готовим сюрприз, не скажу какой. Привези приветствия фестивалю от Мариинского театра и Бориса Брегвадзе. Уже пришло много поздравлений из Москвы.

Брегвадзе – заведующий кафедрой хореографии нашего вуза, мой начальник. Совершенно случайно встретил его на следующий день и понял – судьба.

– Борис Яковлевич, мне вчера позвонили из Самары. Театр проводит седьмой Фестиваль им. А.Я.Шелест, меня приглашают и просят привезти от вас, как от партнера и коллеги, приветственное поздравление.

Третьего декабря в Самару летел вместе с Долгушиным. В дороге обсудили возможность реализации моей балетмейстерской работы.

– В эти дни труппа свободна, – сообщил он мне.

Значит, могу рассчитывать на лучшие силы.

Говоря с Зудовым о номере, я имел в виду песню «Плот» Юрия Лозы. Она хороша еще тем, что может стать посвящением: Лоза поет о художнике, которого не понимают, но он верит в себя, в свое предназначение.

Еще решил: «Надо будет показывать, а я совершенно заскоруз, колени болят». Начал делать экзерсис, набирать силу, возвращать телу по мере возможности прежнюю гибкость.

В театре встретили радостно, Зудов окружил заботой, вниманием. И вот первый вечер. Сижу в ложе, сердце счастьем полнится. Выходят к публике начальник департамента культуры Эллеонора Куруленко и Никита Долгушин, приветствуют всех, поздравляют с открытием Фестиваля классического балета имени Аллы Шелест. Никита рассказывает о его значении для театра, Самары и подходит к главному событию, тому сюрпризу, которым заинтриговала меня Хумарьян.

– У нас большая радость: решением Международного комитета наград Фестиваль имени Аллы Шелест награжден орденом Екатерины Великой. Таким образом, и сама Алла Яковлевна Шелест награждена посмертно. Для нас это имеет огромное значение. Мы получили много поздравлений по случаю открытия очередного фестиваля. Майя Плисецкая, Виталий Вульф, Борис Брегвадзе, поздравление которого просто не могу не зачитать – такое оно чудесное. Фестиваль приветствуют Мариинский и Большой театры, театр Наций, Российское театральное агентство. Все поздравления перечитать нет возможности, заверяю вас – они полны добрых слов в адрес Аллы Яковлевны и фестиваля.

На следующий день я уже в балетном зале. Надежда Малыгина (второй балетмейстер, правая рука Долгушина) представила меня труппе в начале как мужа Аллы Шелест, затем как балетмейстера.

– Рафаил Юсуфович покажет вам свой номер, который пойдет на концерте. Работаем столько, сколько нужно.

Все ведущие актеры заняты в концерте, поэтому дали мне «зеленую» молодежь и не лучшую часть женского кордебалета. Я не роптал, я здесь гость. Оно даже лучше, с молодыми легче работать, они еще не нажили премьерского гонора, станцуют, что покажу.

Два дня репетирую. Кордебалету трудно, не готовы к непривычной координации движений, которую требую от них. Беру неистовым напором, «лаской и кнутом» – поддаются. Раскрепостились, растанцевались, даже заинтересовались. Отдельно работаю с молодым солистом Алексеем Зайцевым. В театре второй год – слушает, понимает. Ему нравится необычность танца, его энергия, свобода и искренность.

За два дня выучили, можно слаживать. После репетиции чувствую: в воздухе витает что-то недоброе. Думаю: «Как остановить?» Вечером после спектакля собрались в кабинете Юрия Зудова обсудить фестивальные проблемы. Светлана Хумарьян, неудовлетворенная впечатлением от «Щелкунчика» Санкт-петербургского театра хореографических миниатюр, волнуется и переживает:

– Мы должны сохранять высокий уровень фестиваля, достойный имени Аллы Шелест: приглашать только лучших. Сама Алла Яковлевна никогда, ни разу не разочаровала меня как художник и личность. Во всем, что она делала как руководитель, как человек, никогда ничто не вызывало у меня внутреннего протеста.

– Алла Яковлевна – человек особенный, – произнес Долгушин, – высочайшей культуры балерина, перед которой можно встать на колено.

– Звонил Леша Зайцев: температура тридцать восемь, не может встать с постели.

О том, чтобы срочно кем-то его заменить, не может быть и речи: номер новый, за один день его не взять. Остается только снять с концерта. Сердце упало, внутренне сжался, молчу, но надежда еще теплится. Решили так: пусть отлежится, полечится, завтра утром пройдет номер на сцене – и вечером станцует. Так что репетировал без Алексея…

Итак, сегодня в день гала-концерта я проснулся совершенно спокойным. Пришел утром на сцену. Еще никого не было. Тридцать лет прошло со времени нашей работы здесь, а как будто все рядом. На самом деле прошлое глубоко внутри меня, и то, что зримо, окрашено ностальгией. Стою при тусклом освещении, смотрю в зрительный зал и думаю: «Двадцать три года службы в вузе не вытравили чувство Театра. В этом здании прошли три незабываемых года – и вот я снова на этой сцене, вернулся к жизни, из которой был насильственно вырван. За эти дни дух мой встрепенулся – и вновь как будто нет иного существования, кроме как в театре. Кажется, что вернулся в дом родной, только здесь, на сцене, полной мерой ощущаю себя».

Кулисы и задник убраны, сцена сиротливо обнажена. Говорю помрежу:

– Надо бы опустить задник, кулисы, обозначить «коробку».

Я гость, настаивать не могу, но он почему-то послушался и позвал рабочих сцены. В это время пришла Надюша Малыгина, взяла начальственный тон, повторила мою просьбу, собрала актеров:

– У нас есть полчаса. В одиннадцать мы будем точно знать, может ли Леша танцевать вечером. Пока репетируем без него.

Чтобы композиция не осталась без центра, решил встать на место Алексея. Это нужно помрежу, радисту, осветителям, это организует исполнителей.

– Коля! – кричит Надежда радисту в конец зрительного зала. – Рафаил Юсуфович – это Леша. Смотри на него. Когда он сядет – включай фонограмму.

Я не осознавал, до какой степени тайное желание танцевать, прожить прошлую жизнь актера вело меня. Вошел в круг, обозначенный танцовщиками. Правда, долголетняя привычка репетиторства мешала сосредоточиться на себе, песнь Лозы жила во мне исповедью души.

К одиннадцати стало ясно – Алексей не придет. Программа сверстана, отпечатана. Исключить номер – значит, внести ноту разочарования в праздничный концерт, лишить себя радости, из-за которой я здесь – радости самоутверждения во имя той, ради которой весь фестиваль. Я сидел в темном зале рядом с актерами, смотрел, как другие репетируют на сцене. Вдруг подходит Долгушин и говорит:

– Рафаил Юсуфович, я думал, вы уже начали делать экзерсис.

– Почему я его должен делать?

– Как же, вам вечером танцевать свой номер.

Я взмолился:

– Никита Александрович, я не в форме, испорчу концерт.

– Вы в хорошей форме, я только что смотрел, как вы репетировали. Хотите снять номер?

– Нет, не хочу!

– Тогда почему сидите?

Тут и актеры стали уговаривать. Объясняю им, что не выходил на сцену лет двадцать пять, мне уже не сделать воздушных туров и тому подобное.

– Не страшно. Вы возьмете мастерством.

Объясняю Надежде, что в январе мне шестьдесят лет.

– Рафаил Юсуфович, никто этому не верит. Не волнуйтесь, все будет нормально. На вас будут смотреть не как на актера, а как на реликт…

Очень приятно сознавать! И подумал: «Видно, сама Аллочка выводит меня на сцену». Делать нечего, надеваю балетные туфли. Чувствую: хочется, ох как хочется танцевать! Репетируем. На ходу соображаю, где какое движение заменю, где сакцентирую пластическую выразительность, не нарушая общей композиции, не теряя второй план. Сцены не боялся, видимо, еще не осознавал… Одна мысль – только бы ноги выдержали да силы не оставили. Взволновались все, такое событие – балетмейстер танцует свой номер!

И вот я вышел. Станцевал. Какое упоение охватило меня! Сцена творит чудеса – я забыл, что такое больные колени, забыл, сколько мне лет, несся сквозь песню на вдохновении, переживал каждый ее миг. Я – словно не я, а кто-то другой, тот, чьей фантазии подчинился и создаю свою. Тело мое пело, а ноги плохо слушались. Наковырял в одном месте, расстроился, забыл текст в другом. Ах, мне бы молодые ноги! И останавливаться нельзя – я веду всех за собой! Вперед, вперед!

Взвинчены все, вижу, как актеров тоже несет. Временами забываюсь – только песня и только дух! Потом опять непослушные ноги и воля. И шквал аплодисментов. Усталость и удовлетворение. Одна зрительница кинулась ко мне:

– Мне так понравилось! Я весь вечер хотела вернуться туда, в эту песню!

Я принимал поздравления все еще в прострации и пребывая в «этой песне». Но… концерт окончен.

Выхожу из опустевшего театра на площадь. Ночь, темно, морозит. Шок надо пережить, и лучше всего в одиночестве. Иду пешком в гостиницу, все еще мысленно переживаю свой танец. Мне хотелось, чтоб он не кончался.

В гостинице заперся в номере, лег на кровать: «Подумать только, день в день пять лет, как Аллочки не стало, а я танцевал ей свое посвящение…»

Тут пришел запоздалый страх, мне мой поступок увиделся безумием. Все произошло так неожиданно, магически легко и просто, и главное – чувство, я будто ведомый, не покидало меня.

Неожиданно всполохнули сравнения:

Вот так же пятнадцать лет назад на юбилей Аллы я сочинил ей монобалет, и она двадцать минут танцевала одна. Теперь я понимаю, почему отказывалась, боялась, не хотела. «Я не в той форме, чтобы выходить на сцену». И все же вышла, вдохновенно прожила подаренную ей сценическую жизнь и долго потом пребывала в счастливом упоении – успех был необычайный.

Вот так же более полувека назад в филармонии на вечере памяти А.Вагановой в конце монотонного, до оскомины знакомого репертуара Алла Шелест вышла на сцену с новыми «Весенними водами» С.Рахманинова, смыла из памяти зрителей все предыдущее свежим, напористым танцем, вызвала бурный, ни с чем не сравнимый восторг зрительного зала.

Вот так же почти сорок лет назад на вступительном экзамене в консерваторию я танцевал впервые собственную хореографию, а члены комиссии смотрели и думали, как некоторые сегодня: «Только бы выдержал, только бы жив остался». А моя будущая жена прикрыла лицо рукой: «Мне еще не хватало ребенка в доме…» Я был несказанно счастлив, ибо впервые покорял, впервые во мне открыли индивидуальность. Пусть покажусь самонадеянным, но мне хочется думать, что сегодняшний мой выход на сцену, моя жизнь прошли не зря. Всякий Художник, который не мыслит себя без искусства, надеется, что нужен людям…

Рафаил ВАГАБОВ

«Промышленность и бизнес»

№ 3 (165)11 февраля 2004 года

"Промышленность и бизнес"