* Голос эпохи (Юрий Левитан)

   * Главное, чтобы костюмчик сидел (Джеймс Реглан)

   * «А разве небо говорит?..» (Конфуций) >>>

 

Голос эпохи

   2 октября 1914 года во Владимире родился Юрий Борисович Левитан.

   Семья называлась в анкетах рабочей, но отец великого диктора был попросту портным, а мать – домашней хозяйкой. Мальчик рано обнаружил актерские способности, участвовал в самодеятельности и мечтал о сценической карьере.

   В семнадцать лет Юрий отправился в Москву, надеясь поступить учиться «на артиста», но его чудовищное владимирское «оканье» привело в ужас приемную комиссию, так что, похоже, его даже до экзаменов не допустили. Тут ему попалось на глаза объявление о конкурсе на должность диктора радио, и молодой человек отправился туда. Очевидно, его выговор изрядно шокировал жюри, но, надо отдать им справедливость – они оценили голос, редкостный по звучности и тембру, завораживающий почти на физическом уровне, и Левитан был принят в группу стажеров Радиокомитета. Поначалу он был просто мальчиком на побегушках – подносил бумаги, наливал чай, но занимался дикцией неустанно и обнаружил в этом замечательные упорство и трудоспособность. А ведь избавиться от местного говора, тем более на «о», считается задачей почти невыполнимой – сколько ни трудись, остается легкий призвук диалекта. Левитану это удалось, причем в рекордные сроки – через несколько месяцев его произношение стало просто классическим. Вскоре он сделался совсем недурным диктором – только об этом никто не подозревал, поскольку работал он по ночам, зачитывая тексты центральных газет, которые в отдаленных точках Союза записывали стенографистки и отправляли в типографию – такая была тогда технология.

   Дальше, согласно легенде, произошло некое вполне фантасмагорическое событие: Сталин, работая по обыкновению ночью, в своем кремлевском кабинете, случайно включил радиоточку и поразился глубине и силе голоса, читавшего почти по слогам передовицу из «Правды». Якобы вождь назавтра связался с руководством Радиокомитета и заявил, что его доклад на очередном съезде партии должен зачитать по радио этот самый ночной диктор – что девятнадцатилетний Левитан и проделал с блеском, не допустив ни одной ошибки и став буквально в одночасье голосом страны номер один. История, конечно, выглядит несколько сказкой про Золушку, однако, если ей не верить, остается непонятным, отчего же все-таки такое суперответственное задание было поручено никому неведомому юноше.

   Так или иначе, дальнейшее восхождение Левитана к всесоюзной славе было предопределено, но фокус в том, что оно было и вполне заслуженно. Каким-то непостижимым образом он умудрялся насытить любую сообщаемую им информацию таким драматизмом и значительностью, что это выглядело уже не актерским мастерством в сочетании с богатыми голосовыми данными, а прямо-таки чем-то сакральным. Особенно это стало заметным и ценным во время войны. Кстати, вопреки распространенному мнению, Левитан не сообщил первым о начале войны с Германией – это сделал все-таки Молотов (поскольку великий вождь находился в совершенно расстроенных чувствах и не нашел в себе сил, чтобы предстать перед своим народом, хотя бы в аудиоварианте), но Левитан действительно несколько раз зачитал повторы сообщения, и, очевидно, он связался в памяти с этой страшной датой. Во все долгие военные дни и годы именно этот завораживающий голос сообщал о потерях и победах, став неотъемлемой и важной частью событий. Делал это Левитан совершенно виртуозно: по его собственному признанию, сообщая об отступлении советских войск, он старался оставить хоть каплю надежды в сердцах слушателей, и ему это удавалось. Говорят, для Гитлера невидимый диктор-еврей был врагом номер один, оттеснив Сталина на второе место. О победе, само собой, тоже сообщил голос Левитана, ставший вечевым колоколом для населения одной шестой части суши.

   После войны левитановское торжественное и почти трагическое «Говорит Москва» звучало все реже – ходили слухи, что слушатели пугаются знаменитого тембра, боясь услышать что-нибудь роковое. Левитан умер от сердечного приступа во время торжеств по случаю сорокалетия Курской битвы, успев записать для истории, в которой он, несомненно, останется, сообщения Информбюро.

 

Главное, чтобы костюмчик сидел

   30 сентября 1788 года родился Фицрой Джеймс Генри Сомерсет Реглан, британский фельдмаршал, вошедший в историю отнюдь не военными победами.

   Фицрой Реглан отнюдь не был трусом – он отважно сражался при Ватерлоо, получив тяжелейшее ранение, в результате которого лишился правой руки. Не был он и малодушным: не желая считаться инвалидом, выучился писать, стрелять и фехтовать левой рукой, а чтобы замаскировать отсутствие конечности, поручил своему портному сшить ему шинель с цельнокроеным рукавом, свободной проймой и пелериной сверху. Вскоре новая модель стала неотъемлемой частью гардероба любого приличного джентльмена, а в ХХ веке – и дамской одежды. Во всяком случае, любой словарь моды настаивает на сей трактовке событий. Если же взглянуть на биографию лорда Реглана не глазами закройщика, а проследить историю руководимых им сражений, получается, что полководец, при всех неотъемлемых личных достоинствах, он, в сущности, был никакой: достаточно вспомнить о его последней кампании – Крымской войне, называемой в Великобритании Восточной.

   Реглан, много лет безмятежно служивший в канцелярии Веллингтона и весьма далекий от военных будней, был назначен принцем Альбертом командующим. Добра из этого не вышло: в сражении под Балаклавой фельдмаршал отдал приказ бросить против русских артиллерийских батарей кавалерийские части, состоящие из представителей военной и аристократической британской элиты. В результате то ли необдуманного, то ли ошибочного приказа чуть ли не семьдесят процентов всадников полегло в бою, погибли почти все породистые лошади, представлявшие собой гордость британской кавалерии, а союзник-француз, генерал Пьер Боскет с сожалением заметил: «Это великолепно выглядело, лорд, но так не воюют».

   Впрочем, русские войска не смогли развить и закрепить успех в сражении, поскольку главнокомандующий А. Меньшиков отличался примерно столь же блестящей компетентностью, что и британский фельдмаршал, и благополучно потерял полученное преимущество. Благодаря столь замечательному командованию потери с обеих сторон были чудовищными. Лорд Реглан умер под стенами Севастополя едва ли не с горя и удостоился пышных похорон. Имя его вошло в историю моды. Меньшикову не досталось и того.

 

«А разве небо говорит?..»

   28 сентября 551 года до нашей эры в царстве Лу родился Кун-Фу-Цзы, ставший на тысячелетия известным в западном мире как Конфуций.

   Род Кун был аристократическим, но в последних поколениях обеднел и обмельчал и не мог похвастаться высоким положением. К тому же, когда мальчику исполнилось три года, умер его отец, Шу-Лян-Хэ, достигший, правда, весьма почтенного возраста, и молодой матери пришлось воспитывать ребенка одной. Делала она это весьма достойно, приложив немало сил к тому, чтобы сын не только вырос здоровым, но и получил серьезное образование. Впрочем, он и сам был предельно ориентирован на получение знаний, и в школе, во все время обучения, был первым, точно так же первым ее и закончив. Мальчика отличали не только острый ум и фантастическая память, но и поразительная для ребенка самоотдача в постижении наук – с самого начала стало ясно, что ученику суждена необычайная судьба. Что же касается личности Кун-Фу-Цзы, то еще в раннем детстве он поражал окружающих редкостным послушанием, рассудительностью и неизменным почтением к старшим – создается впечатление, что постулаты его учения были словно заложены в нем самом изначально.

   Свою карьеру, обещавшую благодаря выдающейся даровитости юноши быть блестящей, Кун-Фу-Цзы начал в качестве чиновника, хранителя амбаров, но для несения государственной службы, как и во все времена, интеллектуальных и моральных достоинств было явно недостаточно, а должной изворотливости начинающий чиновник не обнаружил – как представляется, именно в силу незаурядных нравственных достоинств. После периода некоторой неопределенности Кун-Фу-Цзы осознал, что его знания о мире вполне определились для того, чтобы быть передаваемыми далее, и в двадцать два года он приступил к преподаванию. Возраст, собственно говоря, еще не для наставника – но не в том случае, когда человек наделен от Бога мудростью и чувствует себя обязанным сообщить ее людям.

   На педагогической стезе Кун-Фу-Цзы настигла слава, которой он, по всей видимости, вовсе не искал, поскольку скромность была одним из основных установлений его учения: «Благородный муж печалится о своем несовершенстве, он не печалится о том, что неизвестен людям». Ученики стекались из всех царств Китая, и учитель, взимая плату за обучение вяленым мясом, чтобы просто обеспечить себе пропитание, не отказывал никому, совершенно не заморачиваясь сословными предрассудками. Предоставляя в распоряжение учеников свою блестящую эрудицию и обширнейшие знания в гуманитарных областях – остальные сферы познания его интересовали меньше, – Кун-Фу-Цзы, в сущности, использовал возможность распространять свое учение, и именно оно влекло к нему тысячи людей, нуждающихся в целостном мировоззрении – более чем в конкретных сведениях.

   Мировоззрение Конфуция, ставшее его бессмертным учением, было, если вникнуть, довольно простым и ясным, базирующимся на нескольких основных постулатах: не делай зла, будь добрым и порядочным («благородным мужем», а не «низким человеком»), уважай старших, стремись к знаниям и воспитывай детей согласно этому же образцу. В общем, «чего не желаешь себе, не делай и другим» – среднеэтический стандарт, и ничуть не более того – зато стройный, глубокий и всеобъемлющий.

   Афоризмы Конфуция настолько бесспорны и аксиоматичны, что не только не вызывают возражений, но и не оставляют для них места – это, в некотором роде, само торжество здравого смысла. Впрочем, никак нельзя сказать, чтобы его суждения были плоскостными и примитивными – он блестяще владел парадоксами, и глубина его мудрости позволяла философу видеть жизнь достаточно объемно. Но, разумеется, учение Конфуция – это свод морально-этических установок, а вовсе не религия, которой оно стало выглядеть позднее.

   Многие тягостные и болезненные вопросы бытия Конфуций словно бы игнорировал – скажем, его почти не интересовали проблемы существования Творца, а от вопроса о загробной жизни он отделался одним из своих излюбленных парадоксов: «Как мы можем знать, что такое смерть, когда мы не знаем еще, что такое жизнь?». Социальные вопросы, весьма актуальные в тогдашнем Китае, мудрец решил тоже достаточно просто: «В государство, находящееся в опасности, не входи; в государстве, объятом мятежом, не живи» – притом, коварный, даже не намекнул, куда ж из такого скверного государства податься?

   Кстати, попытка Кун-Фу-Цзы, уже на пороге пятидесятилетия, вновь вписаться в политическую систему страны и стать министром, провалилась с изрядным треском: нашлось немало недоброжелателей, в результате интриг которых ему пришлось отправиться в изгнание – правда, ученики последовали за ним. Умирать он вернулся на родину, в царство Лу, и был похоронен на кладбище, впоследствии ставшем последним приютом для его ближайших учеников, последователей и потомков. Дом же его превращен в храм и стал местом вечного и изобильного паломничества.

   Система взглядов Конфуция – это видение мира человеком мудрым, глубоким… и очень хорошим. Может быть, в этом и заключается некоторая уязвимость его учения: он судил по себе, и получалось, что человеку «легко и приятно» соблюдать моральные нормы, творить добро и удаляться от зла. Между тем, в борьбе добра со злом заключается самое острое и мучительное противоречие земной жизни – даже если, как поступал Конфуций, заниматься только ею, – и набором необходимых правил поведения, даже безупречно верных и благородных, его, к сожалению, не решить. Поэтому Конфуций остался в памяти потомков отнюдь не пророком, не мессией, а «всего лишь» одним из самых умных и добрых людей, живших на планете.

Ведущая рубрики

Влада ЛЯЛИНСКАЯ

N- 39/2005 03.10 — 09.10

"Русская Германия"

***