Семья Фельдманов была весьма состоятельной. Отец, Гирши Хаймович, владел несколькими предприятиями и даже пароходом «Святой Николай». Мать, Милка Рафаиловна, была женщиной интеллигентной, образованной и нежно любила обеих дочерей. Почему Раневская в детстве ощущала себя несчастной – не имеет рационального объяснения и связано, скорее всего, с типом личности. Фанни была ранима и сверхчувствительна, что усугублялось нестандартной наружностью и легким заиканием, которое она научилась маскировать с годами.

Кстати, традиционное восприятие ее облика как примера «прекрасного уродства», по крайней мере, в ее юные годы, было не совсем адекватным: существуют воспоминания о молодой Раневской как об очаровательной яркой брюнетке, с изящной фигурой и сияющими глазами. Похоже на то, что ее бесподобное безобразие было скорее вдохновенным выбором, нежели печатью судьбы. Надо сказать, выбор был уникален и необыкновенно плодотворен – в рамках возможного.

   Театральная карьера Раневской началась в 1915 году в Малаховском дачном театре под Москвой, но это были всего лишь выходы типа «Кушать подано!», первые же серьезные роли она сыграла в Крымском театре, где служила в 1920 – 1924 годах. Направление определилось сразу: характерные роли, каждую из которых она обращала в бездонный гротеск, таящий на дне экзистенциальную горечь. Можно было только диву даваться, каким образом совсем молодая женщина ухватывала или угадывала психологическую глубину персонажа, порой придавая ему значительность, не предусмотренную драматургом.

   Дальше Раневская работала в Смоленске, Архангельске, Сталинграде, Баку – посредственные труппы, весьма средние режиссеры, классический репертуар, роли второго плана и все более совершенное мастерство, которым она просто поразила театральную Москву, выйдя в 1931 году на сцену Камерного театра в «Патетической сонате» Кулиша. Уже тогда стало ясно, что текст пьесы для Раневской – не более чем трамплин, отталкиваясь от которого, она совершала невероятные психологические кульбиты в пространстве сцены. Естественно, для режиссеров это было недостатком, если не пороком, тем более что с такой же легкостью актриса поднималась и над «режиссерским замыслом» – кому ж это придется по нраву? Известен случай, когда Завадский возмущенно крикнул ей: «Вы своей игрой сожрали весь мой режиссерский замысел!» – «То-то у меня ощущение, что я наелась дерьма…» – задумчиво ответствовала Раневская.

   Ее острый, злой язык и полная свобода, чтобы не сказать анархичность, поведения и реакций вошли в пословицы, породив огромный фольклор. Мало кто осознавал, что ее горькое шутовство порождалось отнюдь не агрессией по отношению к окружающим, а неизбывностью одиночества и необыкновенно острым ощущением абсурдности и трагичности бытия. «Мне хватило ума глупо прожить жизнь», – говаривала она. Раневская, в сущности, была истинным философом, для которого мир был как на ладони и выглядел весьма непрезентабельным, хотя и не оставлял сомнений в том, что иного не дано.

   А реальность действительно не баловала Раневскую – лучшую, по сути дела, актрису на том отрезке времени и пространства, и не просто лучшую – а с огромным отрывом от остальных. Она блуждала из театра в театр, иногда – не часто – снимаясь в кино, играла все те же «характерные роли», и никто из режиссеров не только даже приблизительно не дотягивал до ее уровня, но и, что еще печальнее, не осознавал, что Раневская не нуждается в режиссуре, как не нуждается в постановке природное явление – ураган или гроза.

   – Почему вы так часто меняете театры? – спросили ее во время съемок телефильма, посвященного ей.

   – Я искала святое искусство, – ответила Фаина Григорьевна.

   – И что же, нашли?

   – Нашла!

   – И где же?

   – В Третьяковской галерее.

   Своей убийственной парадоксальностью она ставила в тупик не только режиссеров и товарищей по сцене, но и журналистов, театроведов и тех, кто пытался «соавторствовать» с ней в написании книги, которая понимающим людям представлялась насущно необходимой. Кончались эти попытки большим или меньшим крахом, и в результате от Раневской, кроме воспоминаний о ней, довольно плоскостных и односторонних, остались лишь скупые мемуары и горсточка знаменитых шуток. И это очень горько.

   Как отчаянно горько и то, что великая Раневская не сыграла ни в театре, ни в кино даже сотой доли из того, что могла бы и должна была. Она не сыграла ни Шекспира, ни греческую трагедию, ни одной роли, в которой оказалось бы востребованным ее дарование в полном объеме. Пожалуй, только в последних ее спектаклях в Театре имени Моссовета – «Дальше – тишина» и «Странная миссис Сэвидж» проскользнул эскиз того, что могла бы сделать Раневская на сцене. Но это был всего лишь эскиз, намек. Утешением, пожалуй, может служить лишь то, что люди истинно крупного масштаба, общавшиеся с Раневской, смогли заметить и оценить грандиозность ее таланта и выбивавшуюся из ряда вон личностную неординарность великой актрисы. Так было с Ахматовой, так было с Пастернаком.

   В лондонской ежегодной энциклопедии «Who is who» в 1992 году Раневская названа в первой десятке актрис мира. Это в какой-то мере соответствует истине, хотя и не отражает реальности в полной мере. Если бы представить, что Раневская была бы более востребована, сыграв за свою долгую жизнь хотя бы часть тех ролей, что были предназначены для ее гения, первое место на мировых сценах и экранах ХХ века принадлежало бы ей по праву. Но эта первая ступень пьедестала так и осталась для Фаины Раневской всего лишь виртуальной.

«Русская Германия»

N- 34/2005 29.08 — 04.09

Еще на канале «Самара Сегодня» о Фаине Раневской:

«Любите ли вы Раневскую так как люблю ее я?» Она родилась в этот день в 1896 году

Истинно народная артистка, любимая и обожаемая многими, она стала автором многим крылатых фраз и слов, которые мы употребляем и не думаем об авторе. Вот два знаменитых ее высказывания. 1. «Как то раз известная актриса Раневская оказалась в Эрмитаже, где выставлялась Джоконда и один молодой человек, стоявший перед картиной сказал: «Не понимаю, что такого особенного в этой картине, она на меня не производит впечатления». Тогда Раневская сказала: «Молодой человек, за время своего существования эта дама произвела впечатление на скольких людей, что теперь она может выбирать на кого производить впечатление, а на кого нет». 2. «Если бы я часто смотрела в глаза Джоконде, я бы сошла с ума: она обо мне знает все, а я о ней ничего.» Хорошо, что есть повод снова знакомиться с ее творчеством.