Люди во времени
* «Ведь если звезды зажигают…» (Герцен)
* Фигура пунктиром (Тельман)
* Император Вселенной (Чингисхан) >>>
20 августа 1855 года в Лондоне, в Русской вольной типографии, вышел первый номер журнала «Полярная звезда».
Александр Герцен, всю жизнь находившийся под обаянием идей и личностей декабристов, воскресил Бестужевское-Муравьевское издание и отдал дань памяти погибших, поместив на обложке профили Пестеля, Рылеева, Бестужева, Муравьева и Каховского. Первая книжка журнала предварялась введением Герцена, заявлявшего «Полярную звезду» как русское периодическое издание, выходящее без цензуры и призванное служить распространению в России свободного образа мыслей.
Герцен, блестящий публицист, талантливый писатель, человек, имевший отчетливые и развитые представления о свободе, дороживший в первую очередь личностью, возлагал огромные надежды на свое детище, рассчитывая с его помощью внести в российское общественное сознание идеи прогресса и гуманизма. Нельзя сказать, чтобы ему это не удалось. Проникая в Россию, «Полярная звезда» делала свое дело – насколько это вообще возможно для печатного слова. Когда же появилось следующее издание, «Колокол», резонанс стал еще более отчетливым.
Этот самоотверженный труд Герцена странным образом обозначил, как трудно предсказать истинные последствия своих поступков – даже таким незаурядным людям, как Александр Иванович. Не колеблясь ни секунды в том, что старый мир, прежнее устройство общества, несовершенно и подлежит изменению, Герцен, разумеется, менее всего представлял себе будущее, в котором на смену прежнему придет мир, переполненный насилием до краев. Классический «русский топор» представлялся ему лишь «последним аргументом», скорее метафорическим и таким, к которому лучше было бы не прибегать – да и как могло быть иначе, беря во внимание приоритет прав личности, остававшийся, при всем относительном радикализме его взглядов, для Герцена базовым.
Однако Ленин, в своей хрестоматийной, почти апологетической статье «Памяти Герцена» без колебаний зачисливший Герцена в «революционеры» и употреблявший слово «либерал» исключительно с прилагательным «подлый», был, по-своему, совершенно прав, хотя убеждения Герцена следовало бы с гораздо большим основанием отнести именно к либеральным – если бы эта часть политической палитры не была представлена в тогдашней России людьми, имевшими к классическому либерализму весьма косвенное отношение.
«Полярная звезда» (а вслед за ней и «Колокол»), взойдя над Россией, в сущности, послужила отправной точкой в цепи событий и явлений, неотвратимо приведших к событиям 1917 года, которые бы, без сомнения, ужаснули и отвратили Герцена, доживи он до них.
18 августа 1944 года в концлагере Бухенвальд был расстрелян Эрнст Тельман.
Странным образом, против всякого ожидания, в живых оказался свидетель его гибели. Заключенный концлагеря, поляк Мариан Згода, в обязанности которого входило обслуживание печей крематория, обратив внимание на странное поведение эсэсовцев, ответственных за крематорий, решил полюбопытствовать, что происходит. Около восьми часов вечера он выбрался через вентиляционный люк во двор крематория и спрятался за кучей шлака. Просидев в захоронке до полуночи, он смог наблюдать, как несколько представителей СС, хорошо ему знакомых, сперва то и дело входили и выходили из канцелярии крематория, словно ждали чего-то, затем подъехала машина, из которой двое сопровождающих вывели высокого широкоплечего лысого человека и сопроводили его в здание крематория. Немедленно раздались три выстрела, через интервал – еще один, последний. Из разговора двоих эсэсовцев Згода понял, что убитый был «вождем коммунистов» Эрнстом Тельманом. Судя по показаниям этого единственного свидетеля, назвавшего, кстати, следователю мюнхенского суда и имена действующих лиц – Отто, Густ, Хофшульте, Варнштедт, Штоппе, Шмидт, Шидлауски и Бергер, – Тельман вел себя весьма достойно и встретил смерть мужественно.
Впрочем, в недостатке мужества и последовательности главу немецких коммунистов обвинять не было оснований и до этого: человек, одержимый идеей торжества коммунизма, он делал все возможное, дабы в Германии восторжествовал земной рай – в понимании его единомышленников.
Пройдя вполне стандартный путь «истинного пролетария» – народная школа, работа на транспорте, – Тельман совсем юным занялся политикой. В 1903 году он уже член СДПГ и проявил невероятную активность, «сдвигая» партию влево. В значительной мере именно в результате его усилий к 1918 году левое крыло НСДПГ (Независимой социал-демократической партии Германии), которое он возглавлял, примкнуло к КПГ и с этих пор оказалось послушным орудием в руках Кремля. Тельман, особенно после посещения советской России в 1921 году, стал ярым поборником ленинской, а затем и сталинской линии, и при любой возможности клялся в верности «старшему брату». Заняв в 1925 году пост председателя ЦК КПГ, он фанатически оберегал чистоту рядов партии, безжалостно отсекая любое инакомыслие, даже в рамках марксизма. Сейчас трудно судить, до какой степени он подчинялся партийной дисциплине, так сказать, в интернациональном масштабе, и где проходила линия его собственных убеждений, но складывается впечатление, что Тельман был скорее искренним ленинцем, нежели дисциплинированным игроком по жестким правилам – впрочем, неудивительно: под обаянием ленинского учения, которое можно называть так весьма условно, оказалось в ту пору несметное множество политических деятелей левого толка.
В этой шеренге Тельман был отнюдь не из последних: кто еще мог похвастаться участием в президентских выборах, да еще и дважды, причем набрав почти пять миллионов голосов. Трудно сказать, как обернулось бы дело, если бы Тельман действовал не по прямой указке Кремля, а самостоятельно – человек он был неглупый и не без харизмы, – в любом случае, при том раскладе, который существовал тогда в Германии, реальные шансы коммунистов получить власть были так и так невелики, однако несомненно, что советы, скорее походившие на инструкции, поступавшие из Москвы, были не только некомпетентны, но и обнаруживали полное непонимание ситуации.
Как бы то ни было, после поджога Рейхстага судьба Тельмана была предрешена, и в марте 1933 года он оказался в Моабитской тюрьме, где пробыл четыре года, затем в тюрьме Ганновера и в 1943-44-м – в тюрьме Бауцена. Надо сказать, условия содержания были вполне приемлемыми, Тельман без ограничений получал свидания с семьей и тем самым имел возможность передавать на волю письма: в 1939 – 1941 годах в Москве оказалось двадцать четыре его эпистолы – некоторые из них представляют значительный интерес. Обращения к Сталину содержат наивное убеждение, что партийная демократия – не пустой звук, и вполне может быть реализована в условиях построения социализма. Можно себе представить, какую радость доставили вождю такие измышления забугорного опального коллеги: естественно, послания были мгновенно засекречены и долгие десятилетия хранились под спудом.
В период активного романа гитлеровского и сталинского режимов Тельман возымел надежду, что его приговор будет пересмотрен. В одном из писем в Москву он писал: «Я… убеждён, что Сталин и Молотов не упустили и не забыли при переговорах в Москве с Риббентропом поставить вопрос об освобождении политических заключённых в Германии, в том числе и меня… для меня вполне понятно, что мои друзья могли поступить только так, а не иначе». «Друзья», однако, поступили именно совершенно иначе: на его письмо от 5 марта 1939 года, в котором Тельман выражал надежду на «активное вмешательство русских друзей» в его судьбу, Сталин наложил резолюцию «В архив», тем самым списав руководителя немецких коммунистов со всех счетов.
Таким образом, расправа, состоявшаяся в 1944 году, была предопределена, а объективная оценка фигуры Тельмана возможна лишь в самом приблизительном пунктире: если вообразить, что он все-таки пришел бы к власти, вполне возможно, что Германия получила бы в его лице вполне кровавого диктатора сталинского толка. Теперь же не остается ничего иного, как оценить несомненное мужество человека, который до смертного часа хранил верность своим убеждениям – какими бы они ни были.
18 августа 1227 года в возрасте 72 лет скончался Чингисхан, великий завоеватель, изменивший ход истории, перекроивший карту мира и оставивший неизгладимый след в сознании людей.
Фигуры такого порядка характерны тем, что их восприятие изменяется почти до неузнаваемости, в зависимости от доминирующих ценностей и доктрин, от эпохи и идеологии, да и просто от географии.
Историография персоналии содержит совершенно полярные оценки: от ужаса и отвращения перед кровавым захватчиком до трактовки Чингисхана почти как символа единения человечества, гуманизма и терпимости. Самое любопытное, что и та и другая точки зрения опираются на реальные факты.
Что совершенно несомненно – Чингисхан создал величайшую в истории империю, простиравшуюся от Японского до Черного моря и подчинившую себе огромное пространство Евразии. Причем, завоевав немыслимые просторы, он ухитрился организовать их в стабильную систему, создав, по сути, новую цивилизацию, едва не поглотившую Европу. С этой точки зрения, если смотреть на мир с позиций глобализации, заслуга Чингисхана велика. Другое дело, какими методами достигалось вожделенное единство. Некоторые из сегодняшних европейских исследователей, опираясь на Ясу – степной закон, царивший в Монгольской империи, выводят из него необыкновенный гуманизм системы, насаждаемой Чингисханом в покоренных державах. У них это получается очень симпатично: Великий Монгол пришел в дремучие страны и дал им «основы государственности, демократию, плюрализм, веротерпимость и свободу вероисповедания, законопослушание, верховенство конституции и прогрессивную налоговую систему» – ну, просто истинный Сын Неба, с миссией доброй воли. Такого рода построения выдают тайное стремление к внесению в хаотичный и непредсказуемый мир элемента стабильности и порядка, некоего структурирующего начала, и говорят более о личности исследователя, нежели о предмете исследования.
На самом деле, Чингисхан, именовавшийся до принятия высокого титула Темучином, нахлебавшийся в детстве и юности лишений и унижений, был одержим манией самоутверждения путем насилия, о чем заявлял вполне открыто: «…Наслаждение и блаженство человека состоит в том, чтобы подавить возмутившегося, победить врага, вырвать его с корнем, гнать побежденных перед собой, отнять у них то, чем они владели, видеть в слезах лица тех, которые им дороги, ездить на их приятно идущих жирных конях, сжимать в объятиях их дочерей и жен…» – истинное кредо гуманиста и просветителя.
Везде, где проходили войска монголов, разливались реки слез, крови и отчаяния – ну а потом наместники Великого хана устанавливали жесткий порядок на «оккупированных территориях», и там воцарялась относительная стабильность. Не о ней ли тоскуют поклонники Чингисхана? Страх, порождаемый личностью Чингисхана, стлался впереди его войска и склонял к покорности едва ли не больше, чем огонь и меч, принесенные его воинами. Другой вопрос – насколько такой способ обращения с завоеванными землями диктовался эпохой, которую никак нельзя назвать вегетарианской – кстати, в Европе тоже.
Нельзя, впрочем, отрицать, что, будучи человеком весьма неглупым и довольно гибким, спустя какое-то время Чингисхан сообразил, что, к примеру, дружить со «служителями культа» на завоеванных пространствах – не только выгодно материально, но и чрезвычайно удобно для достижения этой самой стабильности – отсюда берут начало легенды о необычайной веротерпимости завоевателя, который не пренебрегал ни мечетью, ни православным храмом. Но веротерпимость и демократизм правителя империи, изложенные в Ясе, имели примерно такое же отношение к реальности, как Конституция СССР к реально существовавшей тогда системе – с этих позиций Чингисхан был предтечей и прообразом лицемерных тиранов, пришедших ему на смену.
Ведущая рубрики
Еженедельная независимая газета РУССКАЯ ГЕРМАНИЯ
В Берлине — РУССКИЙ БЕРЛИН
В регионе Рур / Рейн — РЕЙНСКАЯ ГАЗЕТА
***
