В жаркий августовский полдень сронила на моих глазах с зеленой кроны наземь несколько желтых листьев по-прежнему по-девичьи стройная береза. И не пойму, что бы это значило? То ли ветку случайно надломил, осушив на ней листья, шалый недавний ветер, совсем нежданно-негаданно прорвавшийся с северной стороны, то ли и в самом деле осень о себе дала знать — тихая, спокойная, безмятежная.

Неужели засентябрило? Дни не похожи один на другой. То несусветная жара — на глазах плавится асфальт, а то по утрам чуть ли не иней покрывает зеленеющие на лугу травы. Нет, пожалуй, тревоги пока безосновательны — это лишь роса неярко отсвечивает серебром в лучах восходящего солнца. В густой синеве неба под белыми парусами плывут в неведомые дали пушистые облака; воздух насколько чист и прозрачен, словно глядишь на окружающий мир сквозь тонкую мартовскую льдинку, А утренний ветерок уже не по-летнему свеж; как маленький неуклюжий зверек, он тихо шевелится на проселочной дороге, вороша пыль и первые опавшие с деревьев листья, вызывая в памяти неясные чувства тревожного ожидания.

Да, не терпится лету красному — бежит время вприпрыжку — чем ближе, тем скорей. Открывается август днем Мокриды. По этому дню в старину на Руси крестьяне судили-рядили, какой будет осень: «Смотри осень по Мокриде: Мокрида мокра — и осень мокра, вёдро на Мокрицу — осень будет сухой».

Вот уже и об осени подумалось… А ведь, казалось, только вчера и в садах, и в рощах, и в густом бору, и в подлеске, буйствовал молодой пожар весенней зарождающейся зелени. На минуту сожмется в еще не совсем осознанной тревоге сердце — так и есть, уже прощается с нами лето красное. Время необратимо, и это с особой остротой начинаешь понимать почему-то именно в спокойные, безмятежные дни конца августа.

Август — месяц неярких, догорающих красок, часто уже прохладных звездных ночей, но еще довольно жаркого солнца в полдневные часы. Это, конечно, уже не звонкоголосое, безотчетно-бесшабашное начало лета, наполненное неосознанным чувством радости и смутными надеждами, которые сродни нашим давним ощущениям детства. Но август — еще и не настоящая осень — с тихими, удивительно мудрыми вечерами, с прощальными окликами пролетающих в небе журавлиных стай, с умиротворяющим пониманием того, что уже ничего нельзя вернуть и прожить заново. Август — это зрелость чувств, зрелость мысли, зрелость возраста. И, наверное, потому каждый его день так удивительно дорог — в эту пору мы отдаем прощальный поклон лету, всему, к чему успели привыкнуть во время радостных майских, июньских и июльских ночей.

В последнем месяце лета — самый обильный по дарам природы «стол». Славится август и яблоками, и овощами, и, конечно, духовитым хлебом. Недаром называли его и раньше в народе и «густоедом», и «соберихой», и «лукошником». Ну, «жнивень», «серпень» все знают. Действительно, в августе наступает самая горячая, самая напряженная пора для земледельца. «И жатва поспела, и серп изострен».

Поля полнятся гулом моторов. Там, где еще вчера клонились под ветром тяжелые колосья, сегодня топорщится щетка колючей стерни, а завтра, глядишь, выходят на широкие массивы тракторы с плугами или сеялками. Много забот в эти дни у хлебороба — недаром об августе говорили, что в этом месяце наступает время, когда надо не только «хлеб убирать и веять, но и землю пахать и сеять». Потому и получил еще август полушутливое название месяца-«хлопотуна», когда каждое лето дело важно и с каждым требуется управиться в лучшем виде и в лучшую пору.

Август венчает календарное лето. Впрочем, в иные годы случается и такое, когда оно не только конец месяца, но и добрую половину сентября прихватит. Стоят ясные, ликующие дни, в ласковых солнечных лучах в истоме купаются деревья и травы, вновь заполошно полыхают цветы — пусть не весенние, пусть позднелетние, и все же… все же. В такие годы даже у лесного ручья, под кронами могучих дубов, не всегда находишь защиту от зноя. Зыбкое марево струится, над лугами и перелесками — кажется, чиркни спичкой, и зайдутся бездымным пожаром клены и вязы, липы и зеленокудрые осинки.

А ведь и правда вспыхнут. Пусть не сегодня, не завтра, но обязательно вспыхнут. Ну, пройдет еще неделя, пройдет другая, все равно не избежать природе необратимых перемен. И одними из первых об этом вспоминают березы — еще утром, на рассвете, стоят молодые, словно невесты, просветленные, а возвращаешься вечером из лесного похода — невольно замечаешь, как вспыхивают в кронах золотистые прядки. Одна… другая… третья… И главное — уже не слышишь ни гомона, ни весеннего посвиста птиц — их время безвозвратно миновало, а многих уже и не досчитаться -улетели на зимовку в южные страны, к теплым морям.

…Иду вдоль лесной опушки росным утренним лугом. Тишина, почти первозданная тишина воцарилась вокруг — только торопливо, взахлеб перешептываются на легком ветру листья деревьев да вдали, на жнивье, гомонят молодые грачи, ватажась в отлетные стаи. Но что это? Откуда донеслась такая знакомая весенняя мелодия? Так и есть — снова завела свою нехитрую песенку пеночка-весничка. Голосок робкий, неуверенный, и песня совсем коротенькая. Последняя песня уходящего лета.

Леонид ЧИРКОВ.

«Живая вода»

№ 8 август 2005 г.