АВИНЬОН — К середине 59-го Авиньонского фестиваля не осталось сомнений, что его программа — самая радикальная за последние несколько лет. Доверив художественное руководство фестивалем бельгийскому режиссеру и хореографу Яну Фабру, дирекция сделала жест, достойный восхищения. Чтобы оценить главные авиньонские события этого лета, публике приходится серьезно пересмотреть свои представления о том, что такое театр.

То, что на нынешнем фестивале драматический театр окажется редким исключением, было понятно уже при первом взгляде на программу. Куда неожиданней, что не меньшим исключением выглядит здесь и танец — и это при наличии в афише таких имен, как Уильям Форсайт, Жозеф Надж, Карин Сапорта! Посмотрев подряд несколько главных спектаклей программы, начинаешь думать, что Фабр устроил в Авиньоне фестиваль не театра, а современного искусства: кажется, самый важный авиньонский жанр в этом году — перформанс-арт. На грани танца и перформанса работает даже мэтр современного балета Форсайт, в чьем спектакле “Вы сделали меня монстром” исполнители танцуют среди зрителей. За первые две фестивальные недели составителю программы Яну Фабру удалось если не полностью изменить привычную систему координат и оценок, то очень сильно перенастроить театральную оптику всех тех, кто, несмотря на неослабевающую на юге Франции жару, до отказа заполняет сейчас залы авиньонских театров, замков, часовен и монастырей.

Кстати, к середине фестиваля иначе начинают выглядеть даже спектакли самого Фабра — открывшая программу “История слез” и хронологически более ранняя, но показанная в Авиньоне чуть позже постановка “Я это кровь” — настоящий гран-гиньоль, бьющий, кажется, все рекорды бутафорского сценического изуверства. То, что раздражает в этих опусах при просмотре, в общем фестивальном контексте приобретает смысл и даже некое извращенное изящество, хотя и не без привкуса шарлатанства. Соединив высокопарность и физиологизм, Фабр, минуя сегодняшний драматический театр, перекинул мостик от средневековых жанров — карнавала и моралите — к той территории, на которой оказалась самая принципиальная часть фестивальной программы этого года. Но работа Фабра-постановщика все равно не идет ни в какое сравнение с тем, что он сделал на посту приглашенного директора фестиваля, предложив публике перейти границу, за которую театр обычно не заступает.

Эта граница проходит, условно говоря, через тело актера. На привычный театральный взгляд, актер служит медиумом, проводником, с помощью которого автор, режиссер или хореограф рассказывает историю, — так возникают понятия роли, сюжета и драмы. В отличие от театра, в искусстве перформанса нет ни сюжета, ни роли — здесь тело и эмоции художника становятся материалом для создания метафоры, а физиология и анатомия превращаются в такие же инструменты, как, скажем, краски и холст. Важно и то, что перформансист работает не на сцене, а рядом со зрителями, часто вторгаясь в их личное пространство и провоцируя на ответное действие.

“Алхимические” спектакли Фабра, построенные на символике телесных жидкостей, при всем своем экстремизме демонстрируют вполне традиционный подход к проблеме: тело актера на сцене никогда не попадает в зону риска и неопределенности, оно подчиняется заранее придуманному режиссерскому рисунку, помещено в безопасную эстетическую рамку и обставлено не более чем театральной бутафорией. Задача Фабра как составителя авиньонской программы кажется гораздо более интригующей — посмотреть на театр как на искусство, в котором тело артиста оказывается и объектом, и инструментом анализа, а исполнитель выходит из комфортного поля игры и рискует всерьез.

В этом смысле центральным событием фестиваля можно назвать “Ремикс биографии”, поставленный режиссером Мишелем Лаубом для живущей сейчас в Амстердаме югославской художницы Марины Абрамович, которая делает перформансы с начала 1970-х и давно числится среди самых авторитетных артистов, работающих в этом жанре.

Устройство “Биографии”, придуманной Мариной Абрамович еще в 1987 г., предельно просто: жизнь художницы развертывается на сцене как дайджест ее перформансов, включающий видеодокументацию и живое воспроизведение отдельных фрагментов с указанием, сколько то же самое действие длилось в оригинале (как правило, несколько часов). Каждый год скупо комментируется одной строчкой, т. е. ретроспективно искусством становится вся жизнь художника с момента рождения. Разумеется, “Биография” должна работать в режиме постоянного сценического переиздания, поскольку к каждому следующему представлению в ней появляется новый материал.

Версия, показанная в Авиньоне, называется “Ремиксом” и имеет важное отличие от более ранних изданий “Биографии”: в ней Абрамович впервые работает не одна, а со своими студентами, делегируя им исполнение части перформансов. Эта подмена собственного тела чужим, в сущности, и есть шаг в сторону театра — Марина Абрамович предлагает своим студентам сыграть роль.

Но, конечно, “Ремикс биографии” — еще и замечательный открытый урок, объясняющий суть искусства, которым занимается Марина Абрамович. Она умеет рассказывать о боли и отчаянии языком самых простых и выразительных физических действий, таких как крик (“ААА-ААА”, 1978), обмен пощечинами (“Свет/Тьма”, 1977) или мытье окровавленных костей (“Балканское барокко”, 1997, главный приз Венецианской биеннале). В “Ремиксе биографии”, разумеется, довольно много самоиронии, но гораздо больше отваги. Это слово, наверное, не из критического лексикона, однако, если заглянуть в англо-русский словарь, можно обнаружить, что performance — это не только игра и представление, но, как ни странно, и подвиг тоже.

Олег Зинцов

Ведомости

19.07.2005, №130 (1411)

Ведомости