С июля Большой театр закрыт — до 2008 года. Реанимация его эксплуатировавшегося на износ организма будет проходить по проекту реконструкции и реставрации, разработанному директором научно-реставрационного центра «Реставратор-М» Еленой Степановой и работающим в «Курортпроекте» архитектором Никитой Шангиным. Предложенный ими и одобренный федеральным научно-методическим советом Министерства культуры и массовых коммуникаций России (методсовет) проект привлекает минимальным вмешательством в сложившийся ансамбль Театральный площади и историческое здание театра. >>>

На днях предполагается важное заседание у министра экономического развития и торговли Германа Грефа по проблемам бюджетного финансирования проекта. Бюджет немалый — 700 млн долл. Но когда речь идет о спасении национального достояния россиян, торг неуместен. Так считает директор Института искусствознания Федерального агентства по культуре и кинематографии, первый заместитель председателя федерального научно-методического совета Министерства культуры РФ профессор Алексей КОМЕЧ, с которым беседует Сергей ХАЧАТУРОВ.

— Алексей Ильич, вы поддерживаете проект реконструкции и реставрации комплекса зданий Большого театра?

— Сюжет спасения главного музыкального театра Москвы давний. Первоначально была обещана реставрация с незначительной реконструкцией в технической части. Когда первый проект лет восемь назад был представлен, выяснилось, что под небольшой реконструкцией понимается практически снос театра за занавесом, достраивание его на высоту основного корпуса до Петровского переулка. Длинная высокая колбаса совершенно искажала пропорции исторического здания. Этот предложенный архитекторами Михаилом Беловым и Михаилом Хазановым проект прошел московский общественный совет. Архитекторы его очень хвалили, только Ю.М. Лужков возмутился искажением облика Петровского переулка. В дальнейшем проект перешел на уровень Минкульта и федерального научно-методического совета. Когда объявилось, что все сносится, специалисты стали доказывать противозаконность сноса и отстаивать ценность существующего здания с сохранившимся за сценой портиком Осипа Бове. Атмосфера накалялась благодаря администрации Большого театра. Она требовала решить вопрос максимально скоро. Аргументы: ужасное состояние машинерии, репетиционных комнат, всего здания. Возникло острое противоречие интересов наследия и развития театральной деятельности. Ведь театр был построен в расчете на другую публику, ритм жизни, масштаб постановок. В таких случаях в России последний голос обычно остается за властью. А специалисты могут только грустно вздыхать.

Но в случае Большого театра бывший министр культуры Михаил Швыдкой решил пройти предусмотренный законом путь согласования проекта до конца. Несколько раз вопрос выносился на рассмотрение методсовета, несколько раз архитекторы перерабатывали проект. Шел поиск согласия. Трудно сказать, что я целиком поддерживаю проект, но я согласен на достигнутый компромисс.

— К чему же пришли в итоге?

— Реконструкция сценической части не будет выходить за пределы существующего здания. Здание не станет выше, шире, длиннее. Сохраняются боковые стены и Бове, и Кавоса, и даже театра петровского времени. Этот градостроительный статус-кво дорогого стоит. Самая сложная проблема — судьба северного портика Осипа Бове. Этот портик в нише, лоджия из сдвоенных ионических колонн, — не меньшая ценность, чем главный портик. Если бы не реконструкция, его никто никогда бы не смог увидеть — он был застроен еще в конце XIX века. Сейчас это внутренняя стена помещений за сценой. Мы согласились на разборку этого портика. Условиями было полное освобождение находящегося за театром Петровского переулка и передача его городу, реставрация находящегося за театром дома Хомякова. Перед театром планировался подземный концертный зал на глубине 17 метров — решено портик Бове перенести туда для всеобщего обозрения.

Хочу подчеркнуть: из соображений экономии власти и дирекция театра могут отказаться от сохранения дома Хомякова и создания концертного зала с портиком Бове. Если это произойдет, договор с научно-методическим советом будет нарушен. Тогда согласование будет отозвано.

— Проект предусматривает рытье глубоких, величиной с шестиэтажный дом, котлованов. Нет ли здесь угрозы безопасности фундаментам Большого театра?

— Я не хочу обсуждать проблемы гидрогеологии, инженерии. Не хочу обсуждать вопрос финансов. Я очень удивился статье уважаемого историка архитектуры Григория Ревзина в газете «Коммерсант». Там много написано о цене нового проекта и о том, на что конкретно будут потрачены деньги («Это проект ремонта, под который решили купить новую технику и отремонтировать старую мебель»). Не думаю, что г-н Ревзин много в этом понимает. Когда архитектурный критик пишет о том, чего не понимает, возникает подозрение в стороннем давлении.

— Бог с ними, с финансами… Вряд ли вас не интересовало, насколько проект «жизнеспособен», можно ли его реализовать в принципе…

— Нам было сказано, что гидрогеологическая ситуация не вызывает беспокойства. Именно на глубине 17 метров начинаются коренные породы. До этого идут пески и те грунты, которые ничему не угрожают. Их можно пройти. За это гидрогеологи полностью отвечают. Они предусматривают каналы для потоков воды, чтобы не возникло эффекта барьера или плотины. Нас убедили, что эти проблемы решаемы. Существует общая установка для технологий XXI века: можно все. Вопрос: сколько это стоит? Любая безопасность покупается. Однако конкретные цифры в счете работ вне сферы моей компетенции.

— Из каких частей складывается новая подземная урбанистика Большого театра? В проекте Михаила Хазанова мне понравилась идея превратить подземный концертный зал в изысканный аттракцион для гуляющих на площади и под площадью людей.

— В окончательном варианте существует три подземных пространства. Первое — сценическая часть. Оно полностью утилитарно, подчинено задачам обслуживания сцены, складирования, машинерии. Второе пространство — под зрительным залом. Оно связано с фойе, с входами-выходами. Зритель будет входить в портик, но выходить уже из подземного пространства. Каждый, кто входил в Большой театр, испытал дискомфорт от несоответствия торжественности портика и узости пространства за вестибюлем. В Большом плохо и с раздевалками, и с туалетами. Чтобы устранить дискомфорт, делаются пространства подземные. Оформлены они будут функционально. О специфическом архитектурном оформлении можно говорить в связи с третьим пространством под землей — перед портиком, под площадью с фонтаном. Это новый концертный зал.

В связи с реконструкцией меня сильно беспокоят проблемы градостроительные. Большой театр — не одно здание. Это часть огромного, прекрасного ансамбля Театральной площади, изуродованного, но все-таки еще немножко сохраняющегося. Под Театральной площадью предполагается сделать три подземных гаража на сотни машин. Есть опасность, что Театральная площадь «украсится» конструкциями с вентиляционными решетками новых гаражей. Во что она превратится — большой вопрос. Сейчас есть три проекта. Одна из просьб научно-методического совета — прислать на согласование целостный проект архитектуры малых форм всей Театральной площади.

— Насколько предполагается сохранить зрительную часть?

— Планируются работы в стопроцентном режиме реставрации. Там есть очень сложные места. Скажем, полукруглая стена основного зала в ужасном состоянии. Но все будет вычиниваться. Замена будет лишь частичной.

— Где же проходит грань между реставрацией и реконструкцией?

— В законе об объектах культурного наследия нет понятия реконструкции. По отношению к памятникам культуры это термин незаконный. Есть реставрация и приспособление к использованию. Если бы в проекте все строго шло по закону, мы вынуждены были бы обозначить сохранившиеся исторические части зоной реставрации. Мы должны были бы снести пристройки конца ХIХ — середины ХХ века. Любой памятник теряет с течением времени первоначальный облик и приобретает следы истории. Любой проект реставрации — баланс между сохранением памятника архитектуры и сохранением памятника истории. Тут всегда сложен процесс выбора, экспертной оценки. Реконструкция означает, что некоторые подлинные части будут разрушены. Этого не должно быть. Мы согласились с реконструкцией в силу ряда аргументов. Первый — отдельные подлинные детали (портик Бове) невозможно спасти в ходе только реставрации, ибо нет для такого проекта ни заказчика, ни инвестора. Второй — без частичной реконструкции немыслимо использование памятника, обеспечивающее жизнь и ему, и театральному коллективу. Третий — реставрация дома Хомякова восстановит в какой-то мере среду московского классицизма в Петровском переулке, в какой-то мере компенсирует ущерб вынужденной реконструкции главного здания.

Сергей ХАЧАТУРОВ

Время новостей

N°128

19 июля 2005

Время новостей