Судьбу Геннадия Полоки называют драматичной. Он снял всего восемь фильмов, в том числе знаменитую «Республику ШКИД». В советские годы режиссера посадили в тюрьму по сфабрикованному делу, однако это не озлобило его. После освобождения он продолжил заниматься творчеством. Накануне своего 75-летия мастер дал интервью «РГ», в котором рассказал о своих новых планах. >>>

Для тех, кто хотел причесать весь творческий народ под одну гребенку, он был «бельмом на глазу». Не снимал про трудовые подвиги на пути к светлому завтра. Делал озорную «Республику ШКИД» и авангардную «Интервенцию».

Другие его фильмы не так эпатировали чиновников, но и в них было что-то опасное, «не наше». «Интервенцию» отправили на полку на двадцать лет. Но друзья режиссера, рискуя карьерой, выкрали ленту из Госфильмофонда. С копией картины режиссер объехал полстраны, устраивая секретные просмотры в «почтовых ящиках» и студенческих аудиториях. Эти «опасные гастроли» были тогда его единственным заработком: после просмотра зрители скидывались по рублю. Своим зрителем он до сих пор считает научных работников, студентов — интеллигенцию. Новое снимать ему тогда не давали. Потом от кинематографической полки дело дошло до тюремной: против мастера сфабриковали дело и посадили…

Другой бы озлобился, стал диссидентом. Но Полока из другого теста. В юбилейные дни некоторые каналы ТВ решили показать фильмы Полоки, и это стало пиром для киномана. А накануне своего 75-летия мастер дал интервью «РГ».

Российская газета: Вашу судьбу называли трагической. Вы тоже так считаете?

Геннадий Полока: В свое время критик Виктор Демин написал статью под названием «Опальная фамилия». И я впервые почувствовал, что моя жизнь сложилась трагически. Да, я существовал вопреки ситуации и системе. В 60-е годы во ВГИКе я был инициатором письма Хрущеву, который обещал, что он поднимет производство игровых фильмов до 120 в год (а снималось тогда 5-7 картин). Я написал, что это обещание необоснованное. На телеграфе мое послание приняли с трудом. Потом мне пришлось беседовать с секретарем ЦК Шепиловым. В результате было выстроено нынешнее здание ВГИКа (до этого он ютился на студии Горького). Кроме того, было решено, что каждый выпускник режиссерского факультета должен снимать диплом на профессиональной студии.

РГ: Наверное, первым в этом списке стал автор письма Хрущеву?

Полока: Я как раз такой возможности не получил: все нововведения начинались со следующего поколения. Потом была история с фильмом про Кара-Кумский канал, сценарий к которому писал Юрий Трифонов. Я поехал в пустыню и снял картину. Но из-за того, что в фильме фигурировали зэки, от меня требовали поправок. Я был легкомысленным и даже слушать не стал. Меня с постановки сняли, но был собран худсовет из выдающихся наших мастеров. Они посмотрели материал и одобрили, а Пырьев даже пригласил на «Мосфильм». Как раз тогда против меня и было сфабриковано обвинение. Союз вступился, меня выпустили, но работы настоящей не было.

РГ: А чем занимались?

Полока: Работал «литературным негром». Писал сценарии за выдающихся мастеров, когда они не успевали. Порой за половину гонорара и, конечно, без упоминаний в титрах. Но нет худа без добра: получил возможность начать работу над «Республикой ШКИД», хотя и в качестве литературного «доработчика». Мы с Евгением Митько написали сценарий за две недели. И вдруг кто-то сказал: «У него же режиссерское образование. Пусть сам и снимает!» Вот так случайно возник этот фильм. Потом я предложил снять продолжение картины. Но все, что бы я ни предлагал, отвергалось.

РГ: Ну «Интервенцию»-то, наверное, вы выбрали сами?

Полока: Нет. Меня в этот фильм «загоняли» специально. Автор пьесы Славин мне дал карт-бланш. Сценарий был про то, как большевики распропагандировали французских солдат. Но ставить такое в те годы было невозможно: революционная тема была ритуальной. И я решил построить историю на том, что революция — это предельно обостренная ситуация, в которую попадают герои. И каждый персонаж проявляет себя в ней наглядно и ярко. С другой стороны, имея дело с канонизированным жанром, я решил довести условность до предела. Получился авангард, этакое «антикино». Этот фильм я считаю для себя программным. Меня обвинили в том, что «священные для каждого советского человека события показаны в недопустимой буржуазной форме».

РГ: Какие проекты у вас в работе?

Полока: Хочу реализовать старый замысел «Седьмого спутника» по Лавреневу. Это будет «черная комедия». И второй проект: в 1997 году на фестивале в Монреале во время празднования 100-летия кино и 100-летия Эйзенштейна канадцы предложили мне снять фильм о сельскохозяйственной общине. К сожалению, у меня нет ни постоянного коллектива, как, скажем, у Михалкова, ни постоянного автора — я пишу сценарии сам. Даже если получаю сценарий, то все равно переписываю его, чтобы приспособить «под себя». И сейчас, учитывая мое стилевое и тематическое упорство, я остался один. Когда начальство студий начинало от меня стонать, я просто уходил. И так объехал почти все студии страны.

РГ: А сейчас от вас стонут?

Полока: Меня некоторые ненавидят. Дескать, занимался бы общественной работой, а ему надо еще и кино снимать! Но я не иду в модном русле. Ну не хочу я делать такие картины, как Кира Муратова или Леша Герман. В искусстве такого направления я вижу больше неправды, чем в искусстве условном. Правда — она всегда внутренняя, а не внешняя. Я одинок, у меня почти нет единомышленников. Есть сочувствующие. Со многими из них я, правда, не общаюсь. Например, с Владимиром Мотылем нас развела чрезмерная политизированность нашего общества.

РГ: Чего было в вашей жизни больше: печального или радостного?

Полока: Кто-то сказал про украденные годы. Наверное, у меня украли больше, чем дарила судьба. Но тем не менее жизнь прекрасна. И искусство прекрасно. И когда я испытываю творческий подъем — это счастье.

Павел Подкладов

Дата публикации 15 июля 2005 г.

«Российская газета»