* Разлив мазута в притоке Волги

    * Выборы в Иране

    * Словарь российской бизнес-элиты >>>

Уроки одного разлива

Российская пресса продолжает следить за ситуацией в Тверской области, где на днях произошло крушение железнодорожного состава с нефтепродуктами. «Московский комсомолец» рапортует, что собрано уже 130 тонн мазута, и пятен его в притоке Волги Вазузе «практически уже нет».

«Газета» со ссылкой на министерство чрезвычайных ситуаций сообщает, что «самого страшного — попадания нефтепродуктов в Волгу — удалось избежать». При этом, однако, на ликвидацию последствий катастрофы, по оценкам специалистов, «уйдет не менее года». В этой связи газеты сообщают, что администрация области готовит многомиллионные иски к акционерному обществу «Российские железные дороги».

Впрочем, автор газеты «Время новостей» Семен Новопрудский пишет, что «в ОАО «РЖД», где начальником только что стал очередной питерский чекист, могут чувствовать себя уверенно: в российском суде, если вы нравитесь кремлевской администрации, дело у вас все равно не выиграет никто».

Вообще же, отмечает автор, произошедшее на перегоне Зубцов-Аристово «наглядно продемонстрировало, как работает государственная машина. Ситуация сильно напоминает знаменитую частушку: «По реке топор плывет вдоль деревни Зуево — ну и пусть себе плывет железяка… чертова». Поменяйте слово «топор» на слово «мазут» (деревня, вдоль которой плывет мазут, по иронии судьбы действительно называется Зуево), и вы получите действующую модель поведения властей в условиях катастрофы».

Каждое федеральное ведомство попыталось обратить случившееся в свою пользу, утверждает Новопрудский: «Те ведомства, которые получают деньги из госказны за расследование таких катастроф и по определению ни за что не отвечают, например «Росприроднадзор» и прокуратура, нагнетали ужас. Те, которые должны катастрофу ликвидировать, столь же активно убеждали нас, что ничего страшного не случилось».

В результате через четыре дня после аварии большая часть 300 тонн разлившегося мазута остается неоткачанной, констатирует автор. И делает жесткий вывод:

«Когда в стране создана жесткая вертикаль власти, она неизбежно становится вертикалью коллективной безответственности. Если единственная задача любого начальника — понравиться вышестоящему и не прогневать самого главного начальника, он будет думать не о деле, а о том, как подать себя «на пожаре» в самом выгодном свете. Ровно это мы и наблюдаем вместе с картинами искореженных цистерн, лежащих возле железнодорожных путей».

Такие разные консерваторы

Из событий за пределами России наибольшее внимание пресса уделяет президентским выборам в Иране. «Газета» констатирует, что после подведения итогов первого тура иранцам во втором предстоит сделать выбор «между консерватором и консерватором», однако позиции Акбара Хашеми Рафсанджани и Махмуда Ахмадинежада весьма различны.

Голосовавшие за Рафсанджани «руководствовались рациональными соображениями и связывали с этим политиком надежды на улучшение личного благосостояния»: он считается трезвым и прагматичным человеком, «ратует за улучшение уровня жизни и выход страны из международной изоляции». В частности, во время предвыборной кампании он несколько раз делал примирительные жесты в адрес Вашингтона.

В противоположность ему, мэр Тегерана Ахмадинежад — единственный из кандидатов, отрицающий саму возможность диалога с США, — ортодоксальный консерватор, которого поддерживают духовенство, военные и беднота. «Он выступает от лица тех, кто не хочет сближения с Западом и ревностно хранит завоевания исламской революции», — пишет «Газета».

«Коммерсант» отмечает, что Ахмадинежад почти не вел агитации, не тратил денег на избирательную кампанию и считался заведомым аутсайдером. «Проигравшие соперники объясняют его успех административным ресурсом и вмешательством силовиков — всесильного корпуса стражей исламской революции», — отмечает газета.

В том же «Коммерсанте» Андрей Колесников проводит интересные параллели. Рафсанджани, напоминает он, уже был президентом, и когда он ушел четыре года назад «все, кажется, в Иране вздохнули с облегчением». «И вот теперь все с огромным облегчением приняли известие о том, что новым президентом Ирана снова будет господин Рафсанджани».

«Что же такое происходит в мозгах людей, что они выбирают того же самого? Неужели и правда просто выбирают из двух зол? — рассуждает Колесников. — Ну да, надо было умудриться подобрать народу два таких зла, чтобы было из чего выбирать».

Главный вывод, согласно автору — «уходя, не нужно назначать преемника. Ну зачем? Ведь что бы он ни делал, следующие четыре года все будут иметь в виду под каждым его поступком только тебя». А так — через четыре года «сами придут за тобой и все скажут. Такой твой народ. Народу не надо ничего подбирать. Народ сам подберет все, что ему надо».

Пассажиры с тортом для таможни

«Ничто так оперативно не реагирует на изменившиеся реалии жизни, как словарный запас сограждан. Отследив языковые метаморфозы, можно понять многое из того, что происходит» — пишет «Новая газета», предлагая читателям словарь сегодняшней российской бизнес-элиты.

«Все, кто в бизнесе, зовутся ныне пассажирами, — рассказывает газета. — Что само по себе симптоматично: не они везут, а их, а если повезут не туда, смогут всегда соскочить». Бывают пассажиры никчемные, просто пассажиры и пассажиры серьезные, метящие в олигархи. Всех же, кто на серьезных пассажиров и олигархов работает — от вице-президента банка до охранника, — хозяева называют челядью.

«Пассажирский» табель о рангах появился в конце девяностых — в те самые годы, когда умер последний «новый русский», а с ним все стрелки, котлы, распальцовки, голды, болды и капуста. И, казалось бы, можно было (отделавшись от блатняка) взять за основу веками сложившиеся западные лексические образцы, но мы опять пошли своим особым путем. Иностранные словечки, конечно, входят в обиход, но измененные до неузнаваемости. Они образуют совершенно новые, оригинальные понятия, незнакомые Западу».

Предпочтение, однако, отдается словам вполне обычным, которые обретают новый смысл. Так, ежик (он же одуванчик, мартышка, синяк) — компания-однодневка для слива доходов или ухода от налогов. Портретом называют президента, а президентами — доллары. Прачечная — небольшой банк, занимающийся серыми схемами.

Для обсуждения сделок осталось прежнее блатное название — терки. Закончиться они могут попадаловом (невыгодным контрактом), а то и кидаловом (обманом, изначально запланированным контрагентом).

У меня сегодня гости означает, что в офисе завалились проверяющие: любые — от прокуратуры до Счетной палаты. Таможня дает добро — достигнутый договор с государством по любому поводу.

Чтобы договориться с «таможней», ее представителя стоит накормить тортиком (взяткой), который бывает килограммовым, двухкилограммовым и так далее, причем килограммы для пассажиров разных категорий и олигархов тоже разные.

Торт обычно съедают, но могут попросить добавки. Хуже, если торт скис, то есть оказался ненужным — это уже грозит попадаловом.

«Пассажир или олигарх рискует попасть на деньги или к нему могут прийти гости — неприятные люди в масках. Дальше ситуация обычно развивается по двум направлениям. Вариант первый — торт огромных размеров. Вариант второй — бизнесмен будет либо принят в пионеры (вызван на допрос), либо просто принят (арестован), а потом отправится на отдых (в тюрьму). В лучшем случае станет скитальцем (вынужденным эмигрантом), при этом обкешившись — то есть выйдя из бизнеса и переведя капитал в наличку».

Если с этим опоздать, произойдет забор (насильственное отнятие бизнеса) или банкротство. «Для последней экономической процедуры придумано весьма неблагозвучное определение — жопа, в которой можно оказаться самостоятельно или в которую могут посадить».

Причем именно этот лексический пласт, замечает под конец «Новая газета», развивается сейчас наиболее активно — «наверное, даже неискушенному читателю не нужно объяснять, почему».

Обзор подготовил Глеб Левин,

Служба мониторинга Би-би-си

       понедельник, 20 июня 2005 г., 00:12 GMT 04:12 MCK            

Би-би-си