Валентин Непомнящий: Я бы назвал Пушкина Поэтом Православного Народа. Один из крупнейших пушкинистов России, председатель пушкинской комиссии Института мировой литературы РАН доктор филологических наук Валентин Непомнящий дал интервью корреспонденту «Интерфакса» Нине Коваленко в связи с отмечаемой 6 июня 206-годовщиной со дня рождения великого русского поэта Александра Сергеевича Пушкина (1799-1837)

День рождения ни одного русского писателя, гораздо более близкого к нам по времени, не отмечается так широко и массово, как день рождения А.Пушкина. И чем дальше по времени мы от Пушкина, тем он, кажется, ближе и необходимее нам. Почему?

Вы правы, Пушкин, все ближе и необходимее нам. День 6 июня еще в Советском Союзе отмечался очень широко. А в эпоху перестройки в России указом президента РФ Пушкинский день поэзии впервые, 1998 года получил статус государственного праздника, и мне нравится это вроде бы незаметное, но очень существенное изменение в названии этого праздника: «Пушкинский день России».

Да, не только поэзии, но России в целом. Ведь сказано же почти 200 лет назад: «Пушкин — наше все». Точнее не скажешь. Но если это краткое определение расшифровать, это и будет ответом на Ваше «Почему?»

Почему к Пушкину такое особое у нас, у читающего народа, отношение?

Прежде всего в силу природы самого гения Пушкина — его всеохватности, его невероятных масштабов. Вы только подумайте: основоположник русской классической литературы и современной, я бы добавил, поскольку она в лучших своих образцах выросла из классики. И Толстой, и Достоевский, и Чехов это признавали.

Пушкин — создатель современного русского языка. Попробуйте почитать беллетристику, написанную допушкинским языком — очень трудно. Он его очистил, соединил литературный ряд с народным, и, пожалуйста — оставил нам язык, на котором мы пишем, говорим и сегодня. Если, конечно, не иметь в виду, насколько засорен и обезображен наш язык сегодняшними разного рода молодежными, профессиональными и другими сленгами.

Пушкин — автор единственного в мире реалистического романа в стихах «Евгений Онегин», вошедшего в историю культуры как «энциклопедия русской жизни», создатель первой в России исторической драмы «Борис Годунов», положившей начало не только всей эпической русской драматургии, но и так называемой большой «русской опере».

Пушкин оставил нам сотни поэтических лирических шедевров, добрая половина которых положена на музыку. Вряд ли можно назвать русского композитора — начиная с современника Пушкина Михаила Глинки и кончая нашими современниками, кто хотя бы однажды не соприкоснулся своим творчеством с гением Пушкина: более половины романсов (которые в XIX веке были так же распространены, как сегодня песни) и почти вся лучшая русская оперная классика созданы на стихи или прозу Пушкина.

Но феномен Пушкина не только в его безусловной гениальности, он заключается и в том, что ни с одним из писателей, живших позднее, русская читающая публика не чувствует себя столь лично знакомой И все-таки появляются вдруг какие-то сенсационные издания, какие-то новые открытия делаются пушкинистами. Вы бы не могли привести какие-то конкретные примеры?

Сенсаций? Если Вы имеете в виду такие в кавычках «сенсационные» издания, как, скажем, пресловутые «113 прелестниц Пушкина», то тут только впору воскликнуть: «Спаси и сохрани!» Ни эта, ни другие дешевки, действительно появляющиеся сейчас на книжных развалах в размалеванных, кричащих обложках, к Пушкину никакого отношения, конечно, не имеют… И к пушкиноведению тоже.

И все же у серьезного пушкиноведения бывают сегодня какие-то открытия, как бывали они, скажем, в прошлом веке, во времена знаменитых ученых-пушкинистов Мстислава и Татьяны Цявловских?

Если говорить о биографии, о жизни поэта — пожалуй, нет. Здесь действительно все уже открыто. А если говорить о творчестве, об исследованиях каких-то аспектов творчества, здесь открытия случаются чуть ли не каждый день. Обобщенные, они находят свое место и в отдельных статьях, и в крупных изданиях.

Ваш покорный слуга, к примеру, начавший заниматься Пушкиным с конца 60-х годов, в последнее десятилетие выпустил помимо десятков статей в научных и популярных журналах (таких как «Новый мир», к примеру) четыре объемистые серьезные авторские книги. Несколько великолепных исследовательских работ выпустили также мои коллеги по Пушкинской комиссии и Пушкинской группе (да, это два самостоятельных научных отдела при ИМЛИ, не время здесь пояснять подробности).

Если только посмотреть на названия выпущенных книг, то видно, что они отстаивают новый, может быть, иногда спорный, но живой взгляд на пушкинское творчество, что свидетельствует о том, что современное пушкиноведение не почивает на лаврах прошлой славы. Оно, используя новые возможности свободы слова, демократизации нашего общества, находится в поиске, экспериментирует. Об успехе этих книг у читателей — причем не только специалистов-литературоведов и т.д., просто у читателей, свидетельствует, что, едва попав на прилавки, они мгновенно распродаются.

Вы не могли бы назвать подготовленные Вами за последние годы книги?

Моя книга «Поэзия и судьба» выдержала 3 издания: 1983, 1987 и 1999 годы и вошла в категорию настольных книг для пушкинистов. Книга «Пушкин. Россия. Картина мира» была удостоена Государственной премии за 2000 год. Вышла книга название которой начинается строкой летописца Пимена из «Бориса Годунова» — «Да ведают потомки православных: Пушкин. Россия. Мы». В издательстве МГУ вышла и рекомендована студентам как научное пособие книга: «Лирика Пушкина как духовная биография».

Мною изданы «Сказки Пушкина» где пушкинский текст сопровождается его источниками — от народных сказок, рассказанных няней Пушкина Ариной Родионовной до сказок Братьев Гримм и других классиков жанра.

Две «составленные» книги мы подготовили к выпуску в 1999 году вместе с моим соавтором Михаилом Филиным. Одна называется «Дар. Русские священники о Пушкине», другая — «Речи о Пушкине. 1960-1970 гг.» Это сборник речей — от знаменитых речей Достоевского при открытии памятника Пушкину в Москве до прозвучавшей уже в советское время речи Твардовского.

Я хотел рассказать Вам о главном, чего добилась наша пушкинская группа, сложившаяся в ИМЛИ.

С 1995 года мы издаем два ежегодника: «Пушкин в ХХ веке» и «Московский пушкинист». В Москве. на родине поэта, никогда не было ни одного пушкинского постоянного периодического издания. В Петербурге были и сегодня еще существуют издания: «Пушкин. Исследования и материалы» и «Временник пушкинской комиссии», которые издаются РАН и Пушкинским домом. У питерцев мощнейший научный центр — Пушкинский дом, все рукописи Пушкина хранятся там.

Нам повезло, что в 1995 году Московское правительство утвердило долгосрочную программу «Наука — Москве». Позднее по инициативе мэра Москвы Юрия Лужкова было принято решение включить в эту программу два наших пушкинских ежегодника: «Московский Пушкинист» (сборник статей) и серия «Пушкин в XX веке».

В рамках серии «Пушкин в ХХ веке», с 1997 года начала выходить «Хроника жизни и творчества Пушкина». Вышла книга Михаила Мурьянова «Из символов и аллегорий» о пушкинском слове, о том, как за этим словом — образом стоит весь опыт мировой культуры. В серии монографий вышла моя книга «Моцарт и Сальери». Следующей монографией была выпущена книга саратовского автора Любови Краваль «Рисунки Пушкина как графический дневник». Ну, вот и так мы успели выпустить 7 томов.

Что значит «успели»?

Успели до 2002 года. С 2002 года нас перестали финансировать.

Почему?

Некое 000, которое финансировало программу «Наука — Москве» в целом, и нашу пушкинскую группу, тоже, то ли вообще перестала существовать, то ли просто перестало нас финансировать.

И вот в 2002 году у нас перестала выходить серия монографий «Пушкин в ХХ веке». А из шести намеченных томов «Хроники» вышло только три. мы остановились на 1831-32 годах жизни Пушкина (то есть его женитьба и т.д.). Беда в том, что «Хроника» — уникальное издание. Если петербургская «Летопись жизни и творчества Пушкина» — это узко научный труд, рассчитанный только на специалистов-пушкинистов, мы старались наше издание сделать не только строго научным по точности сообщаемых дат и событий, но и интересным для широкого читателя.

Поэтому мы стремились насытить нашу «Хронику» живым материалом — письмами, воспоминаниями и т.д., Поэтому, собственно, хроника пользовалась таким спросом, раскупалась мгновенно.

Но ведь коль скоро, как Вы сами сказали, сейчас, на волне нового интереса к Пушкину прилавки забивают всякой пошлятиной на тему биографии поэта, Ваша-то Хроника и была бы так нужна в качестве противовеса?

Вы, конечно, правы. Но нам объяснили, что политика инвестиций теперь совсем другая — приоритеты отдаются инновационным проектам, то есть тем, которые в короткие сроки могут принести большую прибыль.

А какую же большую прибыль могут принести работы о Пушкине?

Да самую прямую. Во-первых, они раскупаются, и при больших тиражах принесут-таки прибыль. Во-вторых, в нынешние времена безвременья, отсутствия нравственных ориентиров приобщить к нашим современникам, так сказать, живого Пушкина невероятно важно, особенно для молодежи.

Видимо те, кто распоряжаются финансами, смотрят на эту проблему несколько по-иному. Нам сказали, что будет тендер на финансирование проектов. И что опять же в фаворе окажутся проекты, обещающие прибыль. А «соревноваться» с нашими книгами будут технические, строительные и т.д. проекты.

Не знаю, может как-то продвинется дело к концу года — обещали помочь «Литературная газета», один из телеканалов. Но, откровенно говоря, надежд мало.

А раз уж мы заговорили о личности Пушкина как таковой, хочу Вас спросить — Ваше мнение о религиозности Пушкина. Сейчас об этом много пишут.

Да. Это абсолютно в духе нашей страны. При советской власти Пушкина делали убежденным атеистом, да и чуть ли не яростным революционером, почти что социалистом.

А теперь вот — когда мы осознали, что религия — важная часть общественного сознания, на Пушкина готовы едва ли не монашеский клобук надеть. И то и другое — вульгаризация истины. Между прочим, меня-то как раз обвиняют в том, что я излишне религизирую Пушкина. И абсолютно необоснованно обвиняют. Пушкин хоть и последователь идей Века просвещения — века ХVIII и дитя века рационализма — века ХIХ, и человек во многом демократических (а точнее сказать, гуманистических убеждений), но сомневаться в его религиозности — просто бессмысленно. Да, он не был церковным человеком, но он был человеком с глубоким пониманием и приятием христианства. Да, он мог позволить себе вольности, шалости, если хотите — резкости, направленные не только, скажем, против царского самодержавия, но и против религии, точнее против земных административных учреждений церкви. Но посмотрите — ведь весь художественный мир Пушкина покоится на христианских ценностях. Более того, ценностях христианства православного.

Я пытаюсь исследовать его творчество на фоне взаимодействия и взаимоотторжения православия и католицизма, православия и протестантизма, и все более убеждаюсь, что Пушкин — явление не Западной, а именно Восточной христианской культуры. Я бы назвал его Поэтом Православного Народа.

Мы с Вами пытались говорить об открытиях пушкинистов и загадках Пушкина. Одна из таких вечных загадок, конечно, десятая глава «Евгения Онегина». Есть ли здесь какие-то подвижки, выражаясь современным языком?

С моей точки зрения, проблема десятой главы неразрешима. Известно, что Пушкин написал: «Сожжена десятая песнь». Но что стоит за этими словами? Никто не знает. Существует несколько фальсификаций 10-й главы, и все знают, что это фальсификации. Существуют клочки бумаги с отрывками слов — оставшиеся, мол, после сожжения. Но никто точно даже не знает, что эти клочки относятся к десятой главе «Онегина».

Не только с «Онегиным» такая история. У Пушкина много недописанного еще. Кстати, одна загадка. Почему не дописывал? Охладевал к теме, сюжету, увлекался другим? Пытались «дописывать» за него «Русалку», «Египетские ночи». Но… это же не Пушкин, Пушкина здесь нет, и ничего нового нет. Ничего нового нет и по поводу «Онегина». На мой же взгляд, самое главное — это то, что Пушкин нам оставил, а не то, что он сжег. Я считаю, что если Пушкин что-то уничтожил, значит у него были на то основания. И мы эти основания должны уважать.

Еще один вопрос — почти личный. Меня с детства очень расстраивали два момента: первое, что Пушкин не дожил совсем немного до изобретения фотографии, а то бы мы имели точный его портрет, а не воображенный Тропининым или Кипренским. И второе, все-таки благодаря живописи внешность Пушкина мы представить можем, а вот голос — никак. Какой у него был голос? Я нигде не нашла ответа на этот вопрос. Может, Вам удалось?

Да, действительно. Считайте, что сегодня Вам повезло. Голос у него был скорее баритональный. Никак не высокий, не тенор, но, и не бас, конечно. Баритон — красивого бархатного тембра, с легкой хрипотцой.

Про пушкинский баритон Вы действительно где-то прочитали, или Вам просто так кажется?

Нет, нет, совершенно точно помню, что читал об этом у кого-то из его современников. Помню даже еще одно определение: «баритон — какого-то мягкого, доброго тембра».

Над чем конкретно Вы, работаете сейчас? Остановка финансирования Вас же, надеюсь, не остановила совсем?

Нет, конечно, моя работа не остановлена. Сейчас на телевидении (очевидно, на канале «Культура» это будет) готовится новый пушкинский цикл с моим участием. Мы снимали уже два лета подряд, предположительно к концу года цикл должен выйти на экран. Это 18 серий по 39 минут каждая. Называется программа «Пушкин. «Евгений Онегин». Читает и рассказывает Валентин Непомнящий».

Я надеюсь, что к концу года эту работу телезрители уже смогут увидеть. Ведь она готовится в связи с юбилеем «Евгения Онегина». Пушкин завершил свой роман ровно 175 лет назад.

5 июня 2005 года, 12:00

(Иллюстрация: Кипренский Орест Адамович

Портрет поэта Александра Сергеевича Пушкина 1827)

www.interfax.ru