Согласно действующей Конституции, каждый россиянин имеет право на получение бесплатной медицинской помощи. Но сегодня приходится констатировать, что медицина у нас уже давным-давно стала платной. О том, как руководство страны намерено сделать медицинское обслуживание качественнее и доступнее, рассказывает зампредседателя комитета Совета Федерации по науке, культуре, образованию, здравоохранению и экологии Борис Шпигель

Первая большая проблема — организация лечебного процесса в целом. Если человек заболел, его кладут в стационар, где обследуют в течение 20-25 дней. Государство платит за его питание, содержание, но лечения он при этом не получает, да еще сам покупает лекарства, а иногда и простыни. После двадцати дней стационара, когда уже подошел срок выписки, пациенту в лучшем случае поставят диагноз, потом уже начнут лечить. Чем и как? При сложном диагнозе человеку обычно говорят, что в больнице нет соответствующего оборудования и условий, потому что регион бедный.

Сегодня все лечебные учреждения находятся в ведении субъектов РФ, большинство из которых дотационные и не могут содержать лечебные учреждения на хорошем уровне. В результате государство финансирует не медицинскую помощь конкретному человеку, а лечебное учреждение, то есть выделяются средства на оплату коммунальных услуг и заработную плату врачам. А больного мы не лечим, потому что денег на это нет, их с трудом хватает на содержание больницы.

Вторая проблема — нет четкого взаимодействия между амбулаторными и стационарными звеньями. Если человека госпитализируют планово, то заводят карту, проводят анализы в поликлинике, потом — стационар на определенное количество дней, чтобы оказать больному помощь, а долечиваться ему приходится уже дома. Но при этом врач из больницы не верит врачу из поликлиники, и больного заставляют сдавать анализы заново.

Третья проблема — у нас в стране нет ургентной, то есть скоропомощной медицины. «Скорая» не оказывает помощь: долго едет к больному. Есть такое понятие «успеть влезть в терапевтическое окно». При инфаркте миокарда нужно успеть прибыть к человеку за 7-10 минут. У нас же «скорая» едет гораздо дольше. К тому же машины не оснащены кардиографами, да и нет элементарных лекарств для оказания помощи на дому. Если больного привозят в больницу ночью, то он тоже не получит своевременной помощи, так как его примет только дежурный врач, К примеру, элементарную процедуру под названием ультразвук ночью в больнице не делают, потому что специалиста надо вызывать из дома.

Степень готовности

Мало или много денег тратится сегодня у нас на здравоохранение и сколько их нужно тратить?

Мы не знаем ответа на этот вопрос. По той простой причине, что не знаем, сколько стоит та или иная медицинская услуга и сколько нам нужно врачей, чтобы они адекватно лечили пациентов. С этими проблемами мы на сегодняшний день и живем.

Такую медицину надо менять. Как это сделать? Президент в своем Послании Федеральному Собранию призвал перейти на страховую медицину. Это, безусловно, надо делать. Медицинские страховые организации нужны обязательно. В России отсутствует такое понятие, как «статистика медицинских ошибок», а также ответственность за них. Кто-то должен осуществлять экспертизу работы врача. И все должно быть направлено на то, чтобы человек, попав к врачу, получил адекватную медицинскую помощь.

Если мы говорим об оказании высокотехнологичной медицинской помощи, то здесь груз проблем неподъемный. Как тут проводить реформу?

У нас есть несколько серьезных направлений: онкология, диабет, туберкулез, детские заболевания. И по каждому из них необходимо, на мой взгляд, создать национальные службы. У нас есть, например, Российский онкологический научный центр имени Н.Н. Блохина, который возглавляет выдающийся академик Михаил Давыдов, которого приглашают оперировать за границу. У него есть методики лечения раковых заболеваний. Но существуют они только на базе его Центра и не распространяются на всю страну. Почему бы нам не организовать национальную онкологическую службу, сделать головным центр имени Н.Н. Блохина, а в каждом регионе открыть его филиалы? И так — по каждому из направлений. Тогда мы могли бы ввести единые стандарты лечения того или иного заболевания, распространить их на любого человека. Мы не больного должны везти к врачу, а врача должны везти к больному.

Создание подобных центров могло бы вернуть уехавших за границу специалистов. Почему у нас в России человек, которому нужно сделать операцию по аортокоронарному шунтированию, едет в Финляндию или Германию? Почему мы не занимаемся экспортом медицинских услуг? Мы что, хуже других? Поверьте, государство выделяет достаточно денег, просто ими нужно нормально распорядиться, тогда мы смело сможем экспортировать нашу медицину. Российские академики, такие, как Иван Дедов, Валентин Покровский, Владимир Кулаков, являются разработчиками мировых стандартов лечения серьезных заболеваний.

Между тем Всемирный банк, ВОЗ вливают деньги в Россию, в так называемые «пилотные» проекты, превращая нашу страну в какой-то полигон для испытаний. А ведь мы сами их можем научить, как лечить, скажем, тот же туберкулез. Отечественная методика позволяет выявлять его на ранних стадиях, а они проверяют слюну на наличие палочки Коха. Но палочка Коха появляется в слюне на поздней стадии заболевания, когда человек уже является его носителем. Если мы примем западные методики, у нас появится пандемия туберкулеза, когда человек будет опасен для окружающих. У нас есть наработки, которыми наша медицина может делиться с миром.

Та реформа, которую сегодня затеяло министерство здравоохранения и социального развития, крайне нужна. Она абсолютно правильна, но должна проходить поэтапно. Сначала нужно психологически подготовить общество.

Прейскурант для пациента

Сегодня мы обвиняем врачей в том, что они берут деньги за продвижение того или иного препарата. Наш комитет внес на рассмотрение Госдумы закон, по которому выписываться лекарство должно по международному непатентованному названию, после чего начались разговоры, что благодаря Шпигелю врач не сможет теперь выбирать тот или иной препарат. Но кто у нас главный? Больной, я так полагаю. И мы должны работать на него.

Да, сегодня врачи мало получают и этим пользуются многочисленные медицинские представители (это около 30 тысяч человек) фирм, особенно зарубежных, которые лоббируют тот или иной синонимичный лекарственный препарат. Они платят врачам за то, чтобы они выписывали конкретные лекарственные средства. Но врачу никто не мешает посоветовать пациенту лекарство под разным названием и разной цене. У человека должен быть выбор. Но чтобы узаконить его, придется наступить на хвост довольно серьезной фармацевтической мафии.

В 1990 году, после того как развалилась отечественная фармацевтическая промышленность (Россия никогда не выпускала готовые лекарственные формы), у нас, чтобы наполнить рынок, стали регистрировать все что ни попадя. Таким образом зарегистрировано более 16 тысяч лекарственных препаратов. Ни в одной стране мира нет 50 видов аспирина, а у нас есть. По данным Государственного таможенного комитета, в 2004 году в Россию поставлено «серого» лекарственного импорта на сто миллионов долларов. «Серый» телефон тем и отличается от «серого» лекарства, что от последнего человек может умереть.

За качество лекарства отвечает производитель. Но когда медикаменты ввозятся, к примеру, из офшорной зоны, а не от прямого производителя, то никто не отвечает за его качество. Поэтому сейчас и введен в действие закон, по которому препараты могут ввозиться только от прямого производителя или от уполномоченной им организации. Но меня очень удивляет позиция Федеральной антимонопольной службы, которая заявляет, что в таком случае нарушается принцип равенства в торговле. Но чем мы торгуем? Пусть наши чиновники высокого ранга наконец-то поймут, что мы лечим людей, что антимонопольное законодательство применяется не к куриным окорочкам, а к здоровью населения.

Некоторые депутаты Государственной Думы ставят под сомнение, надо или нет выписывать лекарства по международным непатентованным названиям. К сожалению, люди, занимающие высокие государственные посты, начинают судить о том, в чем они некомпетентны.

В первую очередь надо четко определить стоимость медицинской услуги, чтобы государство честно сказало, сколько оно может выделить денег на бесплатное лечение одного человека. Необходимо принять закон о минимальных государственных гарантиях, а также выстроить вертикаль в обязательном медицинском страховании, чтобы она была единой. Нужно поставить вопрос об изменении статуса медицинских учреждений, чтобы они могли официально оказывать платные услуги. Источник оплаты может быть любым — работодатель, например, страховая организация. Это не значит, что государство вводит платную медицину и вынимает деньги из кармана больного, как многие пытаются представить.

Механизмы платной медицины совсем другие. И обществу надо правильно их разъяснять. Когда мы приняли 122-й Закон «О монетизации льгот», то многие политики тут же начали делать на нем себе имя. Только они не понимают, что их поведение цинично. Сначала нужно прочитать закон и хотя бы вникнуть в него, а потом уже рассуждать о предмете.

Я стараюсь встречаться и уделять внимание всем, кто хочет услышать об этой проблеме. Для того чтобы рассчитать стоимость медицинских услуг, нужна нормативная база соответствующего законодательного механизма. Когда мы подсчитаем стоимость услуги, может быть, будет понятно, что необходимо переквалифицировать половину врачей — зачем нам столько простых терапевтов, к примеру? Станет понятно, какие специальности сегодня по-настоящему нужны. И врач будет получать больше, и не только зарплату, но и процент от оказанной медицинской услуги. В общем, подобные законы сейчас готовятся в недрах Минздравсоцразвития России.

К сожалению, сегодня это министерство превратили в поле битвы. Команда Михаила Зурабова своими действиями реально затрагивает определенные слои заинтересованных людей, которых нынешняя ситуация в здравоохранении вполне устраивает. Министра здравоохранения и социального развития РФ обвиняют в предпочтении некоторых фармацевтических фирм для обеспечения лекарствами льготных категорий граждан. Никто при этом не говорит, что каждая из этих фирм близка к банкротству, потому что они за свой счет поставили лекарства, войдя в государственную программу, но не получили ни одной копейки денег благодаря Министерству экономического развития и торговли РФ и Федеральной антимонопольной службе России.

Последнее слово тут должен сказать председатель правительства РФ. Являясь руководителем федеральной группы по мониторингу исполнения 122-го Закона в части лекарственного обеспечения, считаю, что федеральные органы исполнительной власти не могут сегодня договориться и принять единую форму исполнения этого закона. Считаю также, что Минздравсоцразвития России разработал достаточно четкую нормативную базу, благодаря которой система заработала в течение трех месяцев. И чинить препятствия реформе ни в коем случае нельзя.

«Российская газета» №98 (3767), 12.05.05