9 мая весь мир будет отмечать 60-летие победы во Второй мировой войне. Празднования этой круглой даты, судя по всему, будут как никогда бурными и масштабными. О том, что происходило в последние дни войны и как проходила церемония подписания Акта о капитуляции Германии, читателям «Российской газеты» рассказал один из непосредственных участников этих исторических событий Леонид Георгиевич Иванов.

Российская газета: Леонид Георгиевич, вы в составе 5-й Ударной армии в числе первых вступили на территорию Германии. Каково это было, оказаться в логове врага?

Леонид Иванов: Разумеется, мы испытывали огромную радость. Трудно передать весь восторг от этого ощущения. Враг был практически разбит, и чувствовалось, что победа близка. Что интересно, при приближении наших войск жители Германии бежали в страхе. Они были напуганы пропагандой Геббельса — немцы были уверены, что Красная армия несет им смерть и страдания, боялись мести. Поэтому многие населенные пункты встречали нас пустынными улицами, по которым бродили блеющие голодные недоенные коровы, стаи бездомных собак и кошек.

РГ: Думается, наши солдаты не могли отказать себе в удовольствии взять на память немецкие трофеи. Какие из них были в особой моде?

Иванов: Наибольшей популярностью пользовались часы. Была даже игра такая «махнем не глядя». Двое солдат вытаскивали из карманов часы и обменивались ими независимо от стоимости. Командиры батальонов, полков часто брали немецкие машины. В них грузили приемники, текстиль, другие ценные вещи. Мало кто знает, что существовали целые трофейные бригады. Их задача была демонтировать все промышленные предприятия, а немецкие станки, химическое и электрооборудование, текстиль, музейные ценности переправляли в Союз специальными эшелонами. В этих трофейных бригадах были и отделы контрразведки «Смерш», которые следили за тем, чтобы трофеи не разворовывали.

РГ: Как наши войска брали Берлин?

Иванов: Мы вошли в Берлин 22 апреля. В основном наступление шло по Франкфурт аллее — большой, широкой улице. Наша основная задача заключалась в поиске помещений, где находились разведорганы абвера, гестапо и других, проникнуть туда, найти и сохранить документы, архивы, картотеки агентуры, чтобы их не растащили, обеспечить охрану. Кроме того, мы должны были задерживать крупных нацистских преступников, ведь военная контрразведка — это первый орган госбезопасности, который находился на этих территориях.

Солдаты дивизии под командованием Антонова нашли подземный склад СС неподалеку от вокзала. Туда нас отправилось человек 5-6. Вход в склад был замаскирован, массивные деревянные двери. Вошли в подземелье — там длинные коридоры, наподобие катакомб в Одессе, крысы бегают, скверный запах. С правой стороны стояли ящики. В одних лежали золотые часы, в других золотые челюсти, которые выдергивали у убитых, в третьих — золотые слитки. Были еще ящики с какими-то египетскими монетами. Тоже золотыми. Запомнилась их необычная треугольная форма. Нам ничего не стоило, скажем, зачерпнуть горсть таких монет и сунуть в карман, но ни у кого даже мысли подобной не возникло. Хотя сейчас, наверное, продав эти трофеи, могли бы миллионерами стать. Найденное подземелье оказалось центральным эсэсовским складом, поэтому золота там хранилось очень много. Контрразведка вместе с военными выставила охрану, чтобы сокровища не растащили, создали целую группу по учету найденных вещей, которая потом целый месяц занималась этим хранилищем. Потом все ценности отправили в Москву.

РГ: В чем заключалась ваша работа в Берлине?

Иванов: Я был старшим оперативной группы по поиску нацистских лидеров: Гитлера, Риббентропа, Геббельса и других, захвата и обеспечения охраны документальных правительственных материалов, ценностей и т.д. Как только наши войска захватили Рейхсканцелярию, туда отправили оперативную группу под командованием майора Зыбина. Другие мои сотрудники работали в здании гестапо, третьи занимались Рейхстагом. Я в это время был в Карлсхорсте, и подчиненные приезжали ко мне, докладывали, как идут поиски, что удалось обнаружить. Все найденные вещи, документы и ценности также свозились в Карлсхорст. И вот Зыбин присылает мне записку: «Леня, пришли грузовую машину. Нашел труп Геббельса». Обгоревший труп Геббельса лежал в одном из кабинетов Рейхсканцелярии. А у Зыбина был легковой автомобиль «опель» — машина маленькая, и майор не рискнуть затолкать в нее тело. К тому же он боялся везти его по разбитым бомбами и снарядами улицам Берлина. Дескать, в дороге тело так растрясет, что его никто не узнает и скажут: «Ну и чего ты нам какого-то дохлого фрица привез?»

Я послал Зыбину полуторку и солдата. Но у нас было соревнование — отдел контрразведки 3-й Ударной армии выполнял ту же задачу. Начальник этого отдела полковник Мирошниченко с группой сам приехал в Рейхсканцелярию, увидел майора Зыбина и спрашивает, указывая на тело: «Это что такое?»

«Товарищ полковник, Геббельса нашел!» — радостно отрапортовал мой подчиненный. Мирошниченко тут же распорядился забрать труп в свою армию. Зыбин был небольшого роста, он встал перед полковником, выпятил грудь вперед и заявил: «Мой трофей, не отдам!» Тот развернулся и как ударит майора наотмашь. Так труп Геббельса достался 3-й армии.

РГ: А чем закончились поиски тела Гитлера?

Иванов: Тело нашли, и я знал, где находилось место захоронения останков Гитлера, был там. До сих пор оно скрывается, поэтому могу только сказать, что это было на территории расположения одного из органов контрразведки. В бытность Андропова председателем КГБ он дал команду сжечь тело. Останки Гитлера извлекли из земли, сожгли, а пепел развеяли. Место захоронения до сих пор держится в тайне, чтобы оно не стало местом поклонения со стороны новых фашистских элементов.

РГ: Какие еще «трофеи» добыли ваши подчиненные в Рейсхканцелярии, здании гестапо?

Иванов: Мне приносили личные вещи многих нацистских лидеров. К примеру, я в своих руках держал семь или восемь личных кителей Гитлера. На них были большие золотые фашистские знаки, а на отворотах около внутреннего кармана шелковыми нитями вышит вензель AH, то есть Adolf Hitler. Достались нам и башмаки Геббельса, на которых один каблук был заметно толще другого — просто у него одна нога была короче другой. Что меня поразило — казалось бы, Геббельс, такая фигура значительная, а ботинки у него были самые обычные, из простой, но добротной кожи. Помимо этого в Карлсхорст оперативники привезли разнообразные папки, ручки, канцелярские принадлежности и множество других личных вещей фашистских руководителей. Что интересно, ни один из этих трофеев мы себе не забрали. Единственное, на что позарились, — это витамины, которые лично пил Гитлер. Три коробки витаминов, очень похожие внешне на кусочки рафинада, мы пили всей группой несколько месяцев. Решили, раз уж их сам Гитлер употреблял, то и для нас они полезными будут.

РГ: Ваше последнее боевое задание было едва ли не самым ответственным, даже историческим. Расскажите, как проходила церемония подписания Акта о капитуляции Германии.

Иванов: Когда берлинский гарнизон сдался в плен, пошла речь о капитуляции Германии вообще. Была создана специальная группа контрразведки «Смерш» по обеспечению безопасности подписания Акта о капитуляции, в которую попал и я. Мы провели маршрут, по которому союзники двигались в Карлсхорст, встречали делегации — представителей англичан, французов и американцев. В каждой по три-четыре человека, встречали их на аэродроме в районе Темпельгофа. Заранее мы с командованием определили, как везти делегации, ведь война еще не окончена, дороги разбиты, а по пути машины могли и обстрелять, убить кого-нибудь из высокопоставленных гостей. Самой главной задачей было сохранить жизнь Кейтелю, ведь если его убьют, то капитуляцию подписывать будет просто некому.

8 мая мы поехали в Темпельгоф на встречу делегаций. Первыми прибыли американцы. Выставили оркестр, который играл национальные гимны стран-союзников и наш Интернационал. Не обошлось и без роты почетного караула, наспех собранной из самых рослых и крепких ребят. Правда, были они не очень обучены, одеты в форму из английского материала, не очень подогнанную по размеру, поэтому чувствовали себя солдаты немного скованно. Когда отыграли гимны, они прошли мимо делегации маршем, поприветствовали гостей. Последней прибыла группа Кейтеля. Жукова, кстати, в Темпельгофе не было, с советской стороны был его заместитель, генерал армии Соколовский. Потом прибыл заместитель министра иностранных дел Вышинский. С ним приключился забавный случай — он был близоруким, запутался на аэродроме среди немецких сеток и заграждений и никак не мог найти выход. Я увидел его, пошел навстречу, взял за руку и вывел оттуда.

Делегации повезли по проверенным маршрутам на легковых автомобилях. К часу дня все были уже в Карлсхорсте. Правда, перед началом церемонии произошли какие-то заминки, Жуков постоянно звонил в Москву, о чем-то совещался.

(Суть заминки, из-за которой подписание документов отложили на несколько часов, заключалась в следующем. При сравнении документов буквально перед самой церемонией выяснилось, что в русском переводе Акта о капитуляции, подготовленном советским министерством иностранных дел, не хватает нескольких строк. Произошла техническая ошибка, и из текста выпал целый блок. Возникла необходимость уточнить перевод, который в срочном порядке передавали из Москвы по телексу. Поэтому итоговая версия документа была готова только к вечеру. (Прим. автора).

Я отвечал за внешнюю охрану инженерного училища, в котором было подписание капитуляции. Улучив момент, я вошел в зал. Жуков уже сидел за столом, рядом с ним были англичане, французы. И в этот момент вошла немецкая делегация. Кейтель поднял свой жезл, и все немцы недоуменно переглянулись. Дело в том, что ковер, который постелили в зале, и кое-какие предметы мебели были взяты из кабинета Гитлера. Они на приеме у Гитлера бывали, поэтому сразу узнали эти вещи. Уж не знаю, чья была идея насчет ковра, но скорее всего Жукова.

РГ: Как вели себя члены делегаций разных стран во время церемонии?

Иванов: Солидно, с достоинством, но при этом все смотрели на Жукова. Кейтель и другие немцы были в нервозном состоянии, и чувствовалось, что они старались себя сдерживать. Когда Кейтель вошел в зал, он очень внимательно посмотрел на Жукова, но тот встретил его с уверенным видом победителя. После подписания акта Жуков подозвал его к себе и пожал руку. Было видно, что рука немца дрожала. Капитуляцию подписали около полуночи, и тут же стали решать вопрос, когда объявлять День Победы. По европейскому времени было еще 8 мая, по нашему — 9-е. В конце концов решили объявить Днем Победы 9 мая.

Из воспоминаний Георгия Жукова:

«Ровно в 24 часа мы вошли в зал. Начиналось 9 мая 1945 года…

В зал пригласили представителей немецкого главного командования. Кейтель, фон Фридебург и Штумпф были уполномочены подписать акт безоговорочной капитуляции. Кейтель быстро поднялся, устремив на нас недобрый взгляд, а затем опустил глаза и, медленно взяв со стола фельдмаршальский жезл, неуверенным шагом направился к нашему столу. Кейтель сел на край стула и слегка дрожавшей рукой подписал 5 экземпляров акта. За ним расписались остальные…

В 0 часов 43 минуты 9 мая 1945 года подписание акта безоговорочной капитуляции Германии было закончено… В зале поднялся невообразимый шум. Все друг друга поздравляли, жали руки. У многих на глазах были слезы радости».

Иванов: Ну, конечно. Как только все формальности были соблюдены, документы, столы и стулья из зала вынесли, а вместо них появились другие столы, уже накрытые едой и напитками. Закуски привезли специально из Москвы — икру, балык, осетрину, семгу, коньяки, водку. Тут же возникла проблема — что делать с немецкой делегацией, кормить их или нет, и если кормить, то как. Обратились к Вышинскому. Он ответил, что, мол, это не мое дело, а военных. Тогда спросили у Жукова — как быть. Тот ответил в таком духе, что дайте немцам пожрать и выпить все, что у нас есть, — и коньяк, и икру. Дескать, они знали русских во время войны, пусть знают и после нее. Сразу же после подписания немецкую делегацию вывели из зала, и они отправились в небольшой особняк неподалеку. Туда уже принесли им закуски и напитки с общего праздничного стола. Уж не знаю, выпили ли они в честь окончания войны или нет. В общей сложности немцы пробыли в зале чуть больше десяти минут.

На банкете не обошлось и без курьеза — глава французской делегации Де Тассиньи здорово выпил, видимо, от радости, и уснул прямо за столом. Глядя на него, все участники банкета незлобно шутили — мол, французы всю войну проспали и победу тоже. Сразу же после подписания Акта о капитуляции войскам была отдана команда о прекращении боевых действий. Это было незабываемое чувство — в то время как мир еще не знал об окончании войны, мы уже поднимали бокалы за нашу победу.

РГ: Чем вам запомнилось 9 мая 1945 года?

Иванов: Это был один из самых радостных дней в моей жизни, причем не только из-за долгожданной Победы. В этот день я женился, так что 9 мая у нас будет двойной праздник. Отметим с женой, Полиной Ивановной, 60-летие совместной жизни.

РГ: Полина Ивановна, а как вы познакомились с будущим супругом?

Полина Иванова: Дело в том, что я тоже служила в «Смерш», в 5-й Ударной армии, но при этом с Леонидом Георгиевичем познакомилась уже ближе к концу войны, причем случайно. Когда мы заняли Кишинев, наша армия повернула на Польшу. Стали формировать огромный эшелон из числа сотрудников штаба, политуправления, контрразведки. А нам, девчатам, дали самый последний вагон. Вагон телячий, с огромными дырами в полу и только одним настилом. Мы не поместились туда и решили с подругой Машенькой пройти по эшелону, может, где доски есть. Ребят ведь полно было, и мы надеялись, что нам сделают второй настил, ведь ехать очень долго. Идем, идем и возле какого-то вагона увидели доски. Мы на них сели, а из вагона выходит майор, высокий, небритый, в фуражке, с накинутой на плечи шинелью. Его тогда, как выяснилось, сильно трепала малярия. Я к нему подошла и говорю: «Дяденька, а можно мы доски возьмем?» А Леонид Георгиевич же серьезный человек. Он и говорит мне так строго: «Товарищ младший лейтенант, как вы обращаетесь к старшему по званию?» Я молоденькая была — язык ему показала и убежала. Потом девчата мне сказали, дескать, это начальник отделения — парень неженатый, очень перспективный. Я им в ответ: «Ну и что, подумаешь!» А подруги уверяли: «Он на тебя глаз положил, вот увидишь». Потом мы ехали долго, выбегали вместе от бомбежек прятаться. Так в пути и познакомились.

РГ: Как проходил ваш фронтовой роман?

Иванова: Не сказать, чтобы мы сразу вместе были. Писали постоянно друг другу письма. Он, кстати, чаще писал. Я лентяйка была порядочная. Встречались дорогой, случайно. Постоишь минут десять на улице, поговоришь, и все. А 9 мая у всех была огромная радость — война кончилась, живы остались. Мы поехали с ребятами охраны на их грузовике в Берлин, орали песни. Потом я расписалась на стенах Рейхстага — внизу места уже не было, кто-то меня подсадил на плечи. С того дня мы с Леонидом Георгиевичем уже были неразлучны. Расписались 9 мая в здании нашего консульства в Берлине. Здание было серое, мрачное. Потом пообедали в столовой скромненько вдвоем — вот и все торжества. Никаких пышных застолий и множества гостей — не до этого в разбомбленном Берлине было. Зато живем вместе уже 60 лет. Детей вырастили, внуков.

Справка «РГ»

Леонид Георгиевич Иванов родился 18 августа 1918 года. В органах НКВД с 1939 года. В 1940 году окончил московскую школу НКВД СССР. На фронте находился с первого до последнего дня войны. В период Великой Отечественной — сотрудник армейской контрразведки Приморской армии Южного, Сталинградского, Северо-Кавказского, 3-го Украинского, 1-го Белорусского фронтов. Участник обороны городов-героев Одессы, Керчи и Сталинграда. Войну закончил в Берлине в должности начальника отделения отдела контрразведки «Смерш» 5-й ударной армии.

Инвалид войны II группы. Имеет 9 боевых орденов и 39 медалей, 10 благодарностей от И.В. Сталина. После войны служил в органах военной контрразведки, был начальником отдела 3 ГУ КГБ СССР и ряда особых отделов округов. Последняя должность — начальник особого отдела КГБ СССР по Московскому военному округу. Генерал-майор в отставке, почетный сотрудник органов госбезопасности СССР и Республики Болгарии.

Илья Зубко

Дата публикации 6 мая 2005 г.

«Российская газета»