Советская Мата Хари 28 апреля 1907 года на станции Узловая Тульской области, в семье железнодорожного рабочего, родилась известная советская писательница, Зоя Ивановна Воскресенская. Долгие годы это имя мирно красовалось на обложках многотиражных изданий «о Ленине и партии», и никому не приходило в голову, что автор на самом деле — «Заслуженный работник НКВД», офицер и разведчица – в некотором роде советская Мата Хари.

Человек тысячелетия 2 мая 1519 года во Франции, в возрасте 67 лет, умер Леонардо да Винчи. Его объективные заслуги перед человечеством столь велики, что проходящие столетия не умаляют их, а лишь выявляют все новые грани его гения.

Певец порядка 3 мая 1834 года в своем имении Грузине умер Александр Андреевич Аракчеев. В истории России найдется немного имен, связанных со столь однозначной негативной оценкой, неизменной в поколениях и подкрепленной множеством характеристик и крылатых выражений, определяющих одиозность фигуры.

   28 апреля 1907 года на станции Узловая Тульской области, в семье железнодорожного рабочего, родилась известная советская писательница, Зоя Ивановна Воскресенская.

   Долгие годы это имя мирно красовалось на обложках многотиражных изданий «о Ленине и партии», в списках обязательного чтения для средней школы и даже в перечне лауреатов Государственной премии, и никому не приходило в голову, что автор сентиментальных и пафосных книг о Ленине, его детстве, его матери и жене – на самом деле «Заслуженный работник НКВД», офицер и разведчица – в некотором роде советская Мата Хари, Зоя Воскресенская-Рыбкина, работавшая под псевдонимом «Ирина».

   Судьба Зои определилась очень рано: еще в 14 лет она была принята на работу библиотекарем – но в 42-й батальон ЧК – собственно, с этого все и началось. Попав в «систему», мало кому удавалось выскользнуть из нее – а Зоя Воскресенская и не ставила такой задачи, будучи чрезвычайно лояльной как к Советской власти, так и к ее тайной полиции.

   Впрочем, в основном, Воскресенская занималась внешней разведкой, начав карьеру еще в Харбине, а продолжив в Риге, где начал формироваться образ «Ирины», определяющийся прежде всего недюжинной женской привлекательностью начинающей разведчицы. Еще в начале 30-х, в Латвии, Воскресенская играла роль богатой и избалованной «баронессы», которая, вступая в отношения невинного флирта с осведомленными людьми, получала информацию, могущую пригодиться СССР. Не вызывая подозрений, ту же роль она играла в Германии и Австрии, но основным полем ее деятельности стала Финляндия, а затем Швеция – в этих странах она «проработала» в общей сложности почти семь лет, будучи, например, в Швеции принятой при королевском дворе и вызывая восхищение изысканными туалетами и превосходными манерами, изящно маскирующими ее интерес к политике.

   В промежутке между скандинавскими эпизодами, «Ирина» прилежно занималась аналитикой, в частности, предупредив Сталина о неотвратимо надвигающемся конфликте с Германией, подав даже руководству 17 июня 1941 года докладную записку, предупреждающую о том, что война на пороге – однако, в числе многих, не была услышана. Вождь раздраженно окрестил документ «блефом» – и спасибо еще, что по отношению к автору не последовало репрессий.

   Надо сказать, в многотрудной шпионской деятельности Воскресенская проявляла немалую изобретательность и чисто женскую смекалку – создала даже новые способы шифровки, печатая текст на шифоне, зашиваемом в галстуки агентов.

   Ее брак с советским резидентом Борисом Рыбкиным, звавшимся в Финляндии консулом Ярцевым, похоже, был заключен не по расчету и не по службе, а по сердечной склонности, и хотя, разумеется, имело место полное идеологическое единодушие шпионской семьи, невозможно отрицать, что супруги были искренне привязаны друг к другу. Во всяком случае, таинственная гибель Рыбкина в 1947 году – вроде бы вследствие автомобильной аварии, во что вдова так никогда и не поверила, – стала для Воскресенской истинным горем, о чем свидетельствуют документы открытого ныне архива.

   После смерти Сталина оставшаяся не у дел Воскресенская дослужила положенный стаж в Воркутинском лагере для особо опасных преступников и, уйдя в отставку, в 1955 году начала жизнь заново, в роли детской писательницы, что, бесспорно, характеризует ее как человека жизнестойкого и неординарного. К тому же, ее елейные книги о вожде революции и бесстрашных юных комсомольцах и пионерах, прочитанные под углом знания биографии автора, обнаруживают некоторые новые грани – может быть, с этой точки зрения, их даже стоило бы перечитать.

   2 мая 1519 года во Франции, в возрасте 67 лет, умер Леонардо да Винчи. С его смертью связана трогательная легенда: якобы король Франции, Франциск I, принял его последний вздох, а художник почел за счастье скончаться на руках у монарха. На самом деле, в день смерти Леонардо король был вдалеке от его дома, так что красивая история не имеет под собой реальной почвы, хотя совершенно ясно, что породило ее: желание соединить имена Леонардо да Винчи и венценосца, обосновав еще раз величие мастера Возрождения номер один. В такого рода подтасовке имя Леонардо совершенно не нуждается – его объективные заслуги столь велики, что проходящие столетия не умаляют их, а лишь выявляют все новые грани его гения.

   Леонардо да Винчи, как следует из самого имени, появился на свет в городке Винчи, расположенном в горах Тосканы. Родители Леонардо не состояли в браке, что, впрочем, в те времена не составляло большой проблемы и не влекло за собой никакой дискриминации, тем более, позора для ребенка. О его матери известно очень мало, разве что имя – Катерина, и никому неизвестно, обладала ли женщина, родившая гения, какиеми-то особенностями и талантами. Об отце информации чуть больше: он был нотариусом, человеком довольно состоятельным, и ребенка – одного из своих чуть ли не двадцати детей – охотно признал и даже присутствовал при его крещении. Образование, данное мальчику, было добротным и вполне стандартным: чтение, письмо, основы математики, латынь – последняя, впрочем, давалась Леонардо с трудом. В общем, энциклопедических знаний не наблюдалось, и это было хладнокровно отрефлексировано художником, который неоднократно отмечал, что он «не эрудит». Впрочем, когда ему требовались какие-то сведения, он всегда знал, где и у кого их получить, и выуживал информацию без лишних комплексов и очень споро.

   Леонардо в юности, да и после, отличала странная черта: он концентрировал внимание только на том, что было ему необходимо для непосредственной работы или для размышлений, безжалостно отсекая лишнее, что давало основания обвинять его в холодности и едва ли не в бессердечии. Однако, скорее, это была автономная работа гениального мозга, стремящегося обрести оптимальный режим действия и не желающего отвлекаться на побочные направления. Тем более, что ему с лихвой хватало «основных». Не стоит забывать, что представляющийся нам нынче невероятно универсальным диапазон реализации Леонардо, во времена Ренессанса выглядел более привычным и логичным – во всяком случае, ситуация, когда художник являл собой одновременно военного инженера, а заодно и грамотного анатома, не была столь уж диковинной – специализация в то время еще не довлела безраздельно над учеными и художниками, что для некоторых из них означало распыление возможностей и оборачивалось скорее недостатком, нежели достоинством. Но не для Леонардо.

   Поражает не только и не столько разнообразие видов его деятельности – сколько уровень, достигнутый в каждом из них. И это при том, что у него была заслуженная слава человека медлительного, чрезмерно дотошного в доводке своих произведений и даже способного оборвать работу, не доведя ее до конца – так это выглядело в глазах современников. На самом деле, Леонардо, как любой истинный гений, действовал в строгом соответствии с программой, заложенной в него Создателем, реализуя каждое из деяний ровно настолько, чтобы оставить потомкам дальнейший план действий и наметить пути развития.

   Не случайно сейчас, более полутысячи лет спустя, множество исследователей продолжают работать над небрежными эскизами технических идей Леонардо, воплощая то, что может быть реализовано сегодня, и беспомощно восхищаясь тем, что остается пищей дня завтрашнего. Старательно зашифрованные записи и дневники Леонардо, многие из которых утрачены, дают лишь самое общее представление об устройстве мыслительного аппарата человека, опередившего свое время не на век или два, а едва ли не на тысячелетия.

   Живопись Леонардо – совсем немного полотен – отличается тем, что остается неподвластной ходу времени и приобретает все новое звучание и значение в рамках сменяющегося культурного контекста. Догадки об истинном прототипе Моны Лизы волнуют уже которое поколение, но оставляют неизменным таинственное и мощное излучение, исходящее от полотна и остающееся совершенно несмываемым проносящимися над ним веками.

   Как всякий гений, Леонардо прекрасно отдавал себе отчет в масштабах своего дарования – человек всегда примерно представляет себе размеры своей заплечной ноши, соразмеряя их хотя бы с теми усилиями, которые необходимы, чтобы влачить ее по жизни. И написав в молодости: «Я хочу сделать чудо», юноша не поддавался бреду величия, а, скорее, намечал план жизни, который реализовал достойно и сполна: жизнь и творчество Леонардо да Винчи и стали самым настоящим чудом, вселяющим в потомков оптимизм и уважение к человеку и его возможностям.

   3 мая 1834 года в своем имении Грузине умер Александр Андреевич Аракчеев. В истории России найдется немного имен, связанных со столь однозначной негативной оценкой, неизменной в поколениях и подкрепленной множеством характеристик и крылатых выражений, определяющих одиозность фигуры.

   Даже девиз на его гербе: «Без лести предан», трансформировался современниками в «бес лести предан». Александр Сергеевич тоже приложил руку к клеймению «временщика»: «Всей России притеснитель» – сказано, бесспорно, сильно.

   Если вглядеться в жизненный путь Александра Аракчеева, становится ясным, что его образ мышления и стереотипы поведения были предопределены едва ли не с детства. Рожденный в почти нищей семье отставного офицера, мальчик мечтал о Кадетском корпусе как о земле обетованной и спасении от скудного и бесперспективного быта. С огромным трудом, благодаря самоотверженности и настойчивости отца, 12-летнего Александра удалось-таки определить в кадеты, и в этот шанс он уже вцепился зубами, употребив максимум возможного прилежания и все свои, не слишком богатые, способности. Впрочем, в военно-математических дисциплинах успехи были неплохи – отставал отрок по части «наук словесных». Уже в 15 лет сержант Аракчеев, по поручению и в угоду начальству, щедро раздавал зуботычины вверенным его попечению товарищам, заслужив у них характеристику «человека нестерпимого зверства» – в Кадетском корпусе подрастал верный служебный пес, готовый в любой момент с охотой выполнить команду «фас», но имеющий те же плюсы, что и любая верная сторожевая собака: преданность хозяину, определенную честность и, самое главное, последовательность и предсказуемость поведения. Эти качества были адекватно оценены и использованы обоими императорами, которым служил Аракчеев – и Павлом, и Александром, – и, право же, было бы несправедливо возлагать на пса ответственность за команды, которые отдаются хозяином и выполняются дисциплинированным животным.

   История с «аракчеевскими поселениями» преподносится порой так, словно идея казарменных структур родилась в голове Аракчеева как результат его садистских наклонностей. Понятно, радости для участников действа было немного: образ жизни поселенцев, чья жизнь оказалась выстроена по ранжиру вплоть до малейших бытовых проявлений и лишена даже намека на какие-то индивидуальные человеческие права, выглядел реализацией дурной утопии – но не стоит забывать, что идея – устроить дисциплинарный рай на немалой территории принадлежала все-таки императору, а Аракчеев стал всего лишь ее проводником, хотя, несомненно, она грела его солдафонское сердце и реализовывалась с немалым удовольствием. Кстати же, порядки в аракчеевском Грузине были чрезвычайно близки к военно-поселенческим и воплощались в основном посредством палочных методов – как самим хозяином, так и его фавориткой Настасьей – вот та уж точно была садисткой едва ли не клинической. Аракчеева, пожалуй, с такой уверенностью дефинировать не стоит – просто человек «любил порядок».

   Остается непроясненным, отчего в советской историографии имя Аракчеева так настойчиво мазалось черной краской и организация военных поселений оценивалась столь однозначно негативно – в конце концов, «порядок», который Аракчеев насаждал с примерным тщанием, принципиально ничем не отличался от «социалистического рая», куда влекли Россию большевики – в этом смысле он был их предтечей, не более того.

Ведущая рубрики

Влада ЛЯЛИНСКАЯ

«Русская Германия»

N- 17/2005 02.05 — 08.05

"Русская Германия"