1 мая в Москве откроется очередной Пасхальный фестиваль, который год от года становится все более крупным, даже по-своему уникальным событием в культурной жизни страны. Этот фестиваль можно назвать авторским: его создатель и пастырь — дирижер с мировым именем Валерий Гергиев. В преддверии музыкального праздника маэстро дал «РГ» эксклюзивное интервью. Мы беседуем через океан: Гергиев готовился к концерту с Чикагским симфоническим оркестром.

Открытая Россия

Российская газета: Пасхальный фестиваль в Москве — уже традиция. Вы его автор. Как возникла эта идея?

Валерий Гергиев: Важнее, что она так быстро воплощалась в жизнь. Эту идею очень энергично поддержал Юрий Михайлович Лужков. А я ею по-настоящему увлекся и рад, что она приобрела весьма серьезные масштабы. Мы сразу решили придать фестивалю общенациональное значение — и этому уже способствовал президент. Думаю, что в лице Мариинского театра федеральная культурная программа получила серьезное подкрепление. Я вспоминаю с большим удовольствием нашу поездку в Нижний Новгород, концерты в Ярославле, Костроме и многих других городах России. И то, что нынешний фестиваль включает выступления в Екатеринбурге, Ханты-Мансийске, Челябинске, делает его еще более значительным.

РГ: В Екатеринбурге вы начинали свой дирижерский путь?

Гергиев: Да, я там провел чрезвычайно важные для меня месяцы, и Свердловский симфонический был первым профессиональным оркестром, с которым я работал. Я был студентом 3-го курса консерватории, и мне предложили поработать вторым дирижером. Так что я очень волнуюсь перед этой новой встречей. Возможно, там уже немногие меня помнят, но я-то все помню очень хорошо.

РГ: Какие принципы вы кладете в основу формирования программ Пасхального фестиваля?

Гергиев: Я не могу сказать, что у нас достаточно много музыкальных фестивалей. Мы еще только приходим в себя после разгрома той страны, где мы жили. Страны, может быть, не во всем совершенной, но Министерство культуры СССР и Союзы композиторов выстраивали очень разумные планы ее культурного развития, и было несколько крепких оркестров, были хорошо поставленные и небедные филармонии — в том же Свердловске и оркестр, и филармония казались вполне благополучными. Ни о творческом голоде, ни об обнищании филармоний тогда, в 70-80-е годы, и речи не шло. В стране были серьезные музыкальные лидеры, были талантливые коллективы, масштабные постановки. Понятно, что мы не могли состязаться с Метрополитен-опера или «Ла Скала», у нас все было поскромнее. Но была и уверенность в том, что вся эта хорошо выстроенная структура культурной жизни нерушима и непоколебима. Потом все обрушилось, и был очень тяжелый период. И теперь одна из задач всего нашего музыкального сообщества, как и нашего Пасхального фестиваля, которому всего-то четыре года, — вернуть России статус сильной культурной державы.

РГ: Вы любите масштабные проекты — чем удивите на этот раз?

Гергиев: Будет «Война и мир» Прокофьева в Театре Российской армии. Театр огромный, но есть риск: проект масштабен, и разорять московский Пасхальный фестиваль из-за одного показа «Войны и мира» нам не хочется. А это дорогостоящая акция, и мы постараемся найти золотую середину. С одной стороны, очень важно показать крупнейшее музыкальное произведение, созданное в годы Второй мировой войны. В Германии такое монументальнейшее произведение — «Кольцо нибелунга» Вагнера, у нас — «Война и мир» Прокофьева. С чем их сравнить? В Америке самые большие «Боинги» называют «Джамбо», у нас большие самолеты — «Антеи», — вот такое огромное, такое гигантское, такое выходящее из ряда вон музыкальное произведение. В Театре Российской армии для показа такого спектакля есть огромные сложности технического порядка: он в принципе не рассчитан на оперные спектакли. Но это самая большая театральная площадка Москвы, и к тому же хочется самим выбором театра отдать дань уважения победившим в войне фронтовикам — тем, кто отстоял независимость нашей страны.

Мой отец прошел всю войну

РГ: Как юбилей Победы сказался на программе фестиваля?

Гергиев: Мне иногда говорят: коль на празднование приедут президенты многих стран мира, то и звучать должна только русская музыка. Сама эта мысль мне кажется убогой, недальновидной, какой-то местечковой. Политику нельзя впрямую связывать с музыкой. Сколько бы ни делали ошибок мы в Чечне или американцы в Ираке, это не мешает в России играть Бернстайна, а американским оркестрам — Чайковского. Да, говорят, Вагнер был любимым композитором Гитлера. Я у Гитлера не спрашивал — он не дожил до моего появления на свет. Говорю об этом без иронии: мой отец прошел всю войну от первого до последнего дня, я потерял на войне деда и брата. Но когда мне говорят, что по случаю юбилея Победы лучше играть русскую музыку, чем симфонии Бетховена, я отвечаю, что на своем веку сыграл больше русской музыки, чем любой из ныне живущих дирижеров.

РГ: То, что фестиваль — Пасхальный, не придает ему статус события чисто клерикального?

Гергиев: Мы не ставим задачу дать столько-то процентов светской, а столько — церковной музыки. Если публика не пойдет, скажем, на хоровые концерты, в чем я сомневаюсь, — то мы это учтем и в дальнейшем чуть сменим приоритеты. В прошлом году мы исполнили все симфонии Прокофьева, в этом — сыграем все симфонии Рахманинова. Эта задача не из легких: как прозвучат сегодня, в начале XXI века, 1-я, 2-я и 3-я симфонии Рахманинова — я не знаю. Может, прозвучат здорово, может — нет. Или исполнение хромает. Или исполнили хорошо — но сама музыка уже не трогает. Ведь происходит же что-то в коллективном сознании, меняется наше отношение к тому или иному произведению. Надо пробовать!

РГ: Мариинский театр изумляет смелостью брать для постановки малоизвестные в России названия. В других театрах мне часто говорили, что такие названия публику отпугивают, она не пойдет на незнакомую оперу и предпочтет в сотый раз слушать «Кармен». Почему вы так охотно идете на риск? Да и риск ли это?

Гергиев: Не думаю, что мы рискуем, исполняя Россини. Вот только что прошла премьера «Путешествия в Реймс». Мы эту оперу не раз пробовали исполнять в концертной форме, и весьма успешно.

РГ: Но в России этого автора знают только по «Севильскому цирюльнику» и частично по «Золушке», хотя у него множество совершенно упоительных опер.

Гергиев: Я вас ловлю на слове: проблема в Россини или в нас?

РГ: Боюсь, что проблема в театрах. И мне кажется важным, что Мариинский театр эту дурную традицию ломает.

Гергиев: Но так ведь происходит во всем мире: заметные события возникают, когда где-то появляются люди более энергичные и более решительные. В Мариинском театре мы работаем, можно сказать, не покладая рук. Я в большом долгу перед нашим коллективом, потому что его работоспособность поражает. При высоком качестве. Я только что продирижировал в «Метрополитен-опера», завтра дирижирую Чикагским симфоническим оркестром и сразу помчусь в Москву с огромным удовольствием и большими ожиданиями. Для меня Московский Пасхальный фестиваль — одна из кульминаций сезона. Так же, как и «Звезды белых ночей» в Петербурге. А потом мы еще приедем в Москву с «Кольцом нибелунга», а наш балет покажет три работы. Так что московская публика сможет серьезно и плотно познакомиться с тем, что сегодня представляют собой и новые спектакли Мариинского театра, и новое поколение его исполнителей. Обмен между Мариинским и Большим театрами я считаю явлением очень здоровым и всячески его приветствую.

Большой обмен

РГ: Оба главных театра страны вскоре вступят в самую критическую фазу — реконструкции их зданий. Как Мариинка собирается прожить эти трудные годы?

Гергиев: Как обычно. Вот сейчас мы выступали в десятке городов Америки — самых крупных: Вашингтон, Филадельфия, Нью-Йорк, Торонто, Сан-Франциско, Лос-Анджелес… Были огромные залы, о нас писали крупнейшие газеты Америки. Это важная миссия. Ведь слава наших оперных театров добывалась предыдущими поколениями, и надо быть на их уровне, надо идти дальше.

РГ: А как театр будет функционировать в России?

Гергиев: Так же, как всегда. Будет работать и в Москве, и в регионах России. Найдем здание и в Петербурге. Мы работаем в контакте с губернатором города Валентиной Матвиенко, и проблема, несомненно, будет решена.

РГ: У вас появится свой концертный зал — что, в Петербурге не хватает залов или есть сложности с филармонией?

Гергиев: Сложностей нет, но филармония и без того загружена. А после закрытия исторического здания на реконструкцию у театра вообще не будет своей площадки. Так что концертный зал будет принимать также и оперную, и балетную труппы — спектакли, которые не требуют сложного технического оснащения. Проект этот скромный, и мы здесь не рассчитываем на бюджетные средства. У нас есть Попечительский совет — люди, которые театр знают, любят и гордятся его достижениями. И думают, как полнее реализовать его творческие возможности. Есть такие люди, слава богу, и в Москве и в Петербурге.

РГ: Скажите, как вам удается поддерживать такой высокий вокальный уровень театра — при том, что наши консерватории сейчас далеко не в лучшей форме?

Гергиев: В нашем театре этой проблемы нет уже лет пятнадцать. Был предпринят целый ряд усилий, чтобы у молодежи возникли условия для реализации своих возможностей. Создана Академия молодых певцов, есть Молодежный оркестр, участники которого уже пополняли и наш основной коллектив. Сам процесс образования и воспитания музыкантов выстроен так, чтобы можно было не волноваться за завтрашний день. А что касается уровня подготовки в консерваториях… Я никогда их не ругаю. Хочется им помогать, работать в контакте. С Петербургской консерваторией возникло очень плотное сотрудничество. Сейчас ее возглавил Александр Чайковский, с которым мы давно знакомы и дружим, и есть все предпосылки думать, что мы выстроим толковую программу сотрудничества. Вообще, было бы глупо не воспользоваться теми огромными возможностями, которые есть у Мариинского театра. Не случайно же мне все время предлагают сотрудничество самые престижные и, кстати, богатые фестивали и театры мира — «Метрополитен-опера», «Опера Бастий», Зальцбургский фестиваль…

РГ: Вы теперь в «Опера Бастий» в качестве приглашенного дирижера.

Гергиев: Это не отнимет много времени и не помешает моей работе в Мариинском театре. Но обмен, который налажен между нашими театрами, как и между Мариинским театром и «Метрополитен», — важен. Очень серьезные профессионалы с обеих сторон занимаются тем, чтобы такие обмены приносили пользу публике как в России, так и в мире.

Риккардо Мути не заменишь

РГ: Что вы думаете о недавних событиях в «Ла Скала», когда труппа вдруг дружно изгнала своего многолетнего руководителя Риккардо Мути, одного из крупнейших дирижеров мира? Ведь это в какой-то степени урок для других театров…

Гергиев: Я был в «Ла Скала» в самый разгар этих событий, дирижировал там. И мне было очень горько осознавать, что один из величайших театров на земле мог быть так быстро расшатан только потому, что чье-то, как у нас говорят, «иго» неосторожно распространялось на все без исключения сферы театральной жизни. И тогда люди, не слишком успешно проявлявшие себя в творчестве, объединились в грозную силу, которая смогла сбросить руководителя, дирижера мирового значения. Да, это урок, потому что руководить таким театром — это не столько возможность быть знаменитым, сколько умение нести ответственность перед людьми, — а это наиболее трудная профессия. А когда гордыня не дает возможности вовремя остановиться и найти общий язык с конфликтующими — это ситуация обидная, угрожающая благополучию многих театров. Если кому-то кажется, что Риккардо Мути легко заменить, то это глубочайшая ошибка. Во мне сейчас говорит скорее наблюдатель, чем участник. Меня связывают очень хорошие отношения как с оркестром и хором «Ла Скала», так и со всеми, кто конфликтовал. Я хорошо знал Карло Фонтана, с Риккардо Мути мы коллеги и никогда не конфликтовали. Но я знал и предшественника Мути Клаудио Аббадо. Трудно было бы сказать, что они большие друзья, но это никогда не мешало мне поддерживать добрые отношения с обоими. Оба мне интересны как замечательные музыканты. «Ла Скала» — гордость Италии, и без преувеличения все там были этим инцидентом встревожены, многие наблюдали за происходившим в состоянии ужаса. Сейчас, по-моему, впервые в истории этого театра генеральным менеджером назначен француз…

РГ: Но кто же будет музыкальным руководителем?

Гергиев: Не думаю, что крупнейшие мировые дирижеры сразу согласятся на такое предложение.

РГ: Из солидарности?

Гергиев: Нет. Есть еще такие понятия, как благоразумие, осторожность, наличие здравого смысла. Тот, кто рискнет заменить Риккардо Мути, неизбежно вызовет к себе как здоровый, так и нездоровый интерес. Быть уверенным, что ты можешь заменить в итальянском театре крупного итальянского дирижера, — не самая счастливая мысль, которая может осенить человека.

Без маски

РГ: Вы многократный лауреат «Золотой маски» — как вы относитесь к этому фестивалю?

Гергиев: Это хороший, но очень своеобразный фестиваль. И я с большой осторожностью оцениваю результаты всех «Золотых масок». То, что «Маска» проходила мимо почти всех наиболее крупных вокальных дарований Мариинского театра, людей, которые принадлежат к мировой элите, говорит о многом. Там главным критерием всегда служит только работа режиссера. Поэтому Мариинский театр, который славен тем, что располагает одной из лучших балетных и оперных трупп мира, одним из лучших оркестров и весьма мощным хором, оказывается в не самом выгодном положении. А мы не хотим бороться за «Маску» только тем, что пригласили модного режиссера! И мне кажется, что работы Ольги Бородиной, или Владимира Галузина, или Анны Нетребко не менее важны. Но главным для «Маски» остается именно режиссер. Я эту систему считаю неправильной и с большим скрипом иду на то, чтобы наши спектакли номинировались на «Маску». Мы ведь все равно едва ли не каждый месяц участвуем в своеобразной фестивальной гонке мирового значения. Соревнуемся с «Метрополитен-опера», Зальцбургским фестивалем, соревнуемся в Лондоне, Берлине или Париже. И судят нас ведущие специалисты и критики планеты. С другой стороны, очень хочется, чтобы и в нашем Отечестве возникали самые интересные творческие события, открытия и свершения. Поэтому мы не можем отстраняться и от «Маски». И я думаю, принципы отбора «Золотой маски» еще могут быть отшлифованы, там есть огромные резервы.

РГ: Вы не участвовали в последней «Маске» даже с «Кольцом нибелунга».

Гергиев: …А это итог пятилетней работы всего нашего коллектива. Что же, значит, либо Мариинский театр не отвечает критериям «Маски», либо с «Маской» что-то не в порядке. Мариинский театр, который признан во всем мире, не может искусственно быть подогнан под критерии этого фестиваля. А беда, боюсь, именно в критериях. Мы планируем свою работу на 3-5 лет вперед, и, сделав очередной спектакль, тут же идем дальше. А «Маска» берет спектакли, созданные за год, для нашего театра иной раз уже очень давние. Участвуют в них, без преувеличения, мегазвезды, год которых заранее расписан, и бывает очень трудно показать на «Маске» именно тот спектакль, который видели зрители премьер. Но это не ламентации — это скорее размышления вслух. Надеюсь, что Пасхальный фестиваль еще больше укрепит нас в ощущении, что мы на правильном пути. Что он может стать не только площадкой для открытия новых молодых талантов, но и примером организации таких творческих форумов. И Пасхальный фестиваль, и «Звезды белых ночей» — по-европейски организованные форумы. Они могут сыграть свою роль в судьбе нового поколения артистов и музыкантов. Я с вами говорю из Чикаго. Десять лет не мог доехать до Чикагского оркестра, потому что был занят Мариинским театром. И этот театр дает мне уверенность в своих силах. Я прежде всего российский музыкант. Поэтому и Чикагский оркестр воспринимает меня всерьез. У меня есть опора на свою страну, на российские традиции, на репутацию Мариинского театра. Так что уже через три дня я собираюсь быть в России. Надолго и всерьез.

РГ: Расскажите, пожалуйста, о вашем Молодежном оркестре.

Гергиев: Это попытка объединить молодых музыкантов России, Украины, Белоруссии, стран Закавказья и Средней Азии, Прибалтики, а также Германии, Франции, Японии, Америки… И на этом фестивале мы как потомки людей, прошедших через ужасы Второй мировой войны, должны отдать дань памяти об их подвиге. И через музыку выразить свое неприятие всех форм войны. Единственное сражение, которое мы признаем, — сражение за высокое качество нашей музыки. На идею создания такого оркестра многие молодые музыканты откликнулись сразу, и мне об этом говорить очень приятно. Мы готовим любителям музыки сюрприз: 7 мая в Большом зале Московской консерватории выступит юный скрипач исключительной одаренности Женя Угорский, который сыграет Концерт Чайковского. Я очень советую не пропустить этот концерт.

РГ: В Чикаго уже глубокая ночь. Когда вы отдыхаете?

Гергиев: Вот минут через пять и отдохну. Я не устаю от хороших концертов и спектаклей. А этот сезон считаю очень удачным.

«Российская неделя» №89 (3758), 29.04.05