Основная идея, которую не без труда можно выковырять из бюрократической толщи дремотной речи: элите 1990-х гг. предложен новый пакт. Вы не раскачиваете мой трон, а я, т. е. Владимир Путин:

1. Окончательно признаю ваше право на собственность, полученную за 12 лет специфической приватизации, отсюда предложение сократить срок исковой давности по приватизационным сделкам с 10 до трех лет, а заодно упразднить налог на наследство.

2. Обеспечиваю легализацию ваших капиталов.

3. Гарантирую иллюзию свободы слова и “национальной дискуссии” в некоем формате, условно принятом при Борисе Ельцине.

Владимир Путин обещал тем, кому еще недавно велел “прекратить истерику”, ненавязчивую благосклонность налоговых органов и обуздание алчной бюрократии, перепутавшей частные интересы с миссией служения государству. Иными словами, кровожадного чекиста Путина больше нет. Теперь все будет как при Дедушке (Ельцине). И в этом сонном единстве президент и его элита доживут до дня передачи власти престолонаследнику, которого совместно и выберут.

Как бы не так.

Мир — это война

Предложив элитам новую рамочную конвенцию, Владимир Путин решительно подрубил политико-исторический сук, на котором сидит.

Потому что до сих пор легитимность Путина как правителя определялась двумя факторами. Во-первых, его статусом и ролью Царя, чья власть трансцендентна и уж, во всяком случае, не нуждается в оправдании со стороны всяческой твари земной. А во-вторых, “путинским большинством”, 55-60% избирателей, пресловутым “электоральным болотом”, которое голосовало за Путина — внимание! — как за концептуальную, эстетическую и стратегическую альтернативу Борису Ельцину.

Не мир и стабильность привели Путина в кремлевские палаты, но война. Не метафорическая, а вполне конкретная вторая чеченская война (1999). А в 2003-2004 гг. триумфу “Единой России” и ее неформального лидера, президента, премного способствовала другая война — дело “ЮКОСа”. После чего стало ясно, что российская власть ни от каких ресурсов, кроме своих собственных, принципиально не зависит. И потому имеет право называться Властью (с большой буквы В).

Электоральное болото вкупе со значительной частью левого электората долго поддерживало Путина как полководца победоносной войны против позорного и унизительного ельцинского прошлого.

И для оправдания своей власти Владимир Путин вовсе не нуждался в легитимации на уровне элит. Российская власть никогда и не была продуктом внутриэлитного соглашения. Царь незыблем, пока он остается сакральной фигурой, властелином не от мира сего. Десакрализация же власти с быстротою необычайной ведет к распаду всего властвующего организма. Так было и в Российской империи 1915-1917 гг., и в СССР 1991 г.

Президент терпения

Теперь же в нишу исторического наследника Николая II и Михаила Горбачева неуверенным подполковничьим шагом решил вступить Владимир Путин. Революция сверху, вокруг идеи которой консолидировалось путинское большинство с осени 1999 г., отменяется. Обещана стабильность.

И тем самым Путин отменяет первичные основания своей власти. Из президента надежды он окончательно превращается в президента терпения. Пока не появится новый Лидер, похожий на русского царя. Нечто подобное случилось все с тем же Михаилом Горбачевым во второй половине 1988 г. А через 18 месяцев на общественной поверхности возник Борис Ельцин, который и стал воплощением надежд страны.

Притом Кремль настойчиво не замечает, что на обещании своим странам вязкой “стабильности” погорели и Эдуард Шеварднадзе, и Леонид Кучма, и Аскар Акаев. Потому что предлагаемая таким образом стабильность для большинства активного населения страны означает безнадежность, “все, как есть”. И амнистия капиталов, и декларируемая отмена налога на наследство адресованы нескольким десяткам нынешних хозяев жизни, резидентов Рублево-Успенского шоссе. И отсекает миллионы тех, кто возлагал наивные надежды на путинскую модернизацию. А там, где умерла надежда, уже не может быть и позитивного восприятия стабильности. Для армии, фундаментальной науки, системы образования, региональных элит, малого и среднего бизнеса, творческой интеллигенции такая стабильность равносильна неизбежности разложения и скорого умирания.

Скучное и занудное шестое послание должно рассматриваться как бумажный буревестник непонятного и неизбежного процесса, который всегда завершается революцией. Или, в более спокойном варианте, государственным переворотом.

Путин в никуда

Из шестого послания вытекает, что Кремль окончательно отказался от формулирования национального проекта — стратегической программы будущего. Ровным счетом ничего о целях и ориентирах нации сказано не было. При этом сохранение Российской Федерации в ее нынешних границах заявляется как главная ценность теперешнего правления. В действительности нация никогда не бывает “готовой”, законченной. Она всегда или созидается, или распадается. Она либо приобретает приверженцев, либо теряет их в зависимости от того, есть ли у нее в данный момент жизненное задание. (Хосе Ортега-и-Гассет “Восстание масс”).

В решающий момент Кремль забыл о неумолимом действии второго закона термодинамики: “Невозможен процесс, при котором теплота переходила бы самопроизвольно от тел более холодных к телам более теплым”. Или, другими словами, “В изолированной системе при необратимых процессах энтропия возрастает”.

Геоисторическая сущность, не движимая целью развития и позитивной энергией созидания, не сможет остаться в целости и сохранности. Нарастание энтропии и распад неизбежны. Как только Политбюро ЦК КПСС отказалось от национального проекта под названием “строительство коммунизма”, элиты союзных республик заявили Москве: а зачем вы нам теперь? Интегрироваться в западный мир лучше и комфортабельнее самостоятельно, поодиночке.

Послание Путина свидетельствует: в Кремле заправляют люди, которые не знают ни физики, ни истории даже в объеме школьной программы. И легче верблюду пройти через игольное ушко, чем режиму с таким уровнем интуиции и компетентности сохранить страну.

Усталость холодных форм

Владимиру Путину всегда трудно давалось политическое содержание. Но человеком, талантливым по части формы, его еще недавно можно было признать. В мириадах обтекаемых, ни к чему не обязывающих фраз каждый слышал то, что хотел слышать, и верил, что Путин — именно его президент.

В этом смысле шестое послание весьма показательно. Во-первых, оно не содержит ни одного обращения непосредственно к путинскому большинству. Во-вторых, оно представляется гораздо более тусклым, чем предшествующие пять — а ведь и те не блистали литературными находками. Перед страной выступил усталый чтец-декламатор, которому безумно надоела его официальная роль. Который хотел бы, подобно Л. И. Брежневу весной 1982 г., написать заявление об уходе, и только отсутствие четких и надежных гарантий послевластной безопасности мешает. Пока.

По количеству же банальностей и общей вялости тона послание напомнило тексты уже не Брежнева — Константина Устиновича Черненко. Это непобедимый симптом того, что пораженный эмфиземой легких режим идет навстречу своему финалу. Причем финалу достаточно близкому: осталось два с половиной — три года. Не меньше, но и не больше.

И главный вопрос, какой в этой связи возникает: как сделать так, чтобы период заката Владимира Путина и в самом деле не закончился распадом России.

Автор — президент Института национальной стратегии

Станислав Белковский

26.04.2005, №74 (1356)

Ведомости