Телеведущего Леонида Млечина называют голосом ТВЦ. Его голос действительно очень узнаваем. Доверительную интонацию, с которой ведущий раскрывает тайны советской истории в публицистицеской программе «Особая папка» и знакомит нас с проблемами российской глубинки в ток-шоу «Версты», не спутаешь ни с чем.

Практически ежедневное появление Млечина в телеэфире привело к тому, что другая грань его жизни — писательский труд, оказалась в тени. А между тем Леонид Млечин пишет исторические и публицистические книги, среди которых биографии Ельцина и Путина, а его детективы переведены на иностранные языки.

Но особенно журналиста и писателя Млечина интересует советский период нашей истории. Много книг и передач он посвятил теме Великой Отечественной войны и ее героям. Изучая документы и свидетельства очевидцев, Леонид Млечин делает неожиданные выводы: почему началась война, кто в ответе за миллионные жертвы, а образы героев-военначальников, в частности, Георгия Жукова, обретают под его пером новые, неоднозначные черты.

— Леонид Михайлович, в преддверии празднования 60-летия Победы интересно, какую программу вы готовите к юбилею.

— У нас уже прошла серия передач, связанных с войной. Многие материалы есть в моей книге «Иосиф Сталин. Его маршалы и генералы». Самое ужасное, что я не могу никак понять: каким образом вообще могло получиться, что такая огромная страна, как Советский Союз, едва не потерпела поражение в войне с Германией, потому что ни по каким объективным обстоятельствам этого не могло быть. Советский Союз по территории, промышленному потенциалу, людским ресурсам, численности вооруженных сил, качеству и количеству боевой техники — по всем этим параметрам абсолютно превосходил нацистскую Германию. Как могло такое произойти, что в течение 1941 года вся Красная Армия в том виде, в каком она была раньше, перестала существовать, а немецкие войска вплотную подошли к Москве. Столицу в это время практически никто не оборонял. Немцы не взяли Москву лишь потому, что не хотели открывать свои фланги. Но и взятие Москвы ничего не изменило бы. Победа Советского Союза была предопределена, иначе и не могло быть. И я пытаюсь понять с помощью своих программ и книг, почему эта победа досталась нам такой чудовищной ценой.

— Какую роль в этой войне сыграла личность Сталина, по-вашему? Вождь сплотила людей?

— Я считаю, что именно Сталин довел до того, что страна вступила в войну не готовой. Сталин уничтожил командные кадры, позволил прийти к руководству армии людям, которым вообще было противопоказано занятие военным дело. Сталин предопределил отсталость стратегии оперативного искусства командного состава, полную неготовность к современному бою, ложность политики, в результате которой мы позволили себе остаться на 22 июня абсолютно без союзников. Сталин принял участие в разделе Польши, которая была буфером между нами и нацистской Германией. Понимаете? Пока существовала Польша, Германия не могла напасть на Советский Союз. Сталин сделал все, чтобы наша страна едва не потерпела поражение. А что касается того, как мы без Сталина выиграли войну: Россия существовала до Сталина, Россия существует и после него, и по-моему замечательно.

— Чего не хватает нашим руководителям сейчас, чтобы решить пресловутый «чеченский вопрос»?

— Тяжесть этой ситуации состоит в том, что в силу исторического прошлого, в том числе семян, посеянных Сталиным, чеченская война — та война, которую Россия ведет против своей же части. В этом неразрешимость и катастрофичность ситуации. Можно выиграть войну с другим государством, но очень трудно вести войну против собственного народа. Выиграть ее можно так, как сделал Сталин: изгнать всех чеченцев. Но это грозит новой войной. Самое главное состоит в том, что я не вижу никаких попыток решить чеченскую проблему. Мне неизвестен какой-либо государственный институт или группа консультантов, которая бы сидела и думала, какая должна быть политика в отношении Чечни. Решено это отдать на откуп силовым ведомствам. А они делают то, что могут. Мы знаем, как Израиль ловко научился уничтожать террористов, но вместе с тем известно: каждый теракт порождает новый, потому что это конфликт не только из-за территории, он пропитывает души людей. Чем стена между народами выше, тем ненависть сильнее. Молодые чеченцы уже не ощущают себя россиянами. Они будто живут на оккупированной территории, куда пришли враги, уничтожили их дом, убили родственников.

— Как по-вашему, международный терроризм — это мифический зверь или реально существующая опасность?

— Вообще говоря, понятие «международный терроризм» вошло в употребление с выпуском в 1981 году книги американской журналистки Клер Стерлинг, в которой она писала, что террористические организации левацкого толка, действующие в разных странах, связаны между собой и подпитываются КГБ. Книга естественно была принята у нас в штыки… Я думаю, что есть международный терроризм. Во-первых, есть конечно связи, не всегда организационные, между различными террористическими группами, как между союзниками в одной борьбе. Во-вторых, в 60-70-е годы это был все-таки «красный», антибуржуазный террор, придерживающиеся его люди были радикально-левых убеждений. Сейчас терроризм — это противоречие между развитым и неразвитым миром. Противостояние окрашено в религиозные тона, потому что ислам как молодая религия берется на вооружение теми, кто чувствует себя ущемленным, отсталым, выброшенным из прогресса. Поэтому есть ощущение взаимосвязи. Хотя на самом деле исламский мир как никто другой рассчен ненавистью. Взять хотя бы противостояние шиитов и суннитов.

— Недавно перед нами отчитались об уничтожении Аслана Масхадова. Центральные каналы вдоволь «потоптались» на его трупе, показав его с разных сторон и крупным планом. Нам зачитывали кровавую биографию Масхадова, забыв однако указать, что российская власть во главе с Ельциным одно время считала его миротворцем, единственным, кто может остановить войну. С чем связано то, что российская история так быстро забывается?

— Наша история состоит из сплошных мифов. За какую ниточку не потянешь, все на самом деле было по-другому, все придумано. История почти все время становится инструментом текущей политики. Ее стремятся использовать для подкрепления сегодняшних взглядов. Что касается Масхадова, то он конечно является боевиком. Но его надо было задержать и судить. Это было важно по многим соображениям. Во-первых, наказание должно быть справедливо, во-вторых, от Масхадова хотелось бы получить ответы на многие вопросы, в-третьи, государство не должно опускаться до уровня боевиков. Этого не произошло. Роль Масхадова, по-моему, была сильно преувеличена, потому что боевые действия в Чечне не носят координированного характера, направляемого из одного центра. По своей структуре чеченское общество не склонно к централизации. Поэтому Масхадов был лишь одним из людей, организовывавшим боевые действия. Возможно он даже от этого был уже отстранен и остался лишь символической фигурой. Я очень сожалею, что телевидение с таким наслаждением демонстрировало его труп.

— А как вы, телевизионный работник, относитесь к тому, как однобоко СМИ освещали эту тему?

— Я вообще очень отрицательно отношусь к тому, как освещаются события в Чечне в последние годы. Помимо того, что людей в принципе лишают права знать как и что происходит, это крайне отрицательно сказывается на политике государства. Я помню, как министр Греф летал в Грозный и вернулся оттуда потрясенный: так вот как это выглядит на самом деле! Если федеральный министр не имеет никакой информации, это значит что правительство неадекватно оценивает ситуацию и проводит неадекватную политику. Неправдивая информация в этом вопросе просто преступна. Она вредит государству и национальным интересам.

— А как вы относитесь к награждению званием Героя России Ахмада Кадырова (посмертно) и его сына Рамзана?

— Награждение звездой Героя России людей такого порядка, мне кажется, невозможно. Это подрывает основы государственности. У высшей награды нашей страны есть определенный статус, который надо соблюдать. Тут, правда, надо сказать и другую вещь. Политика — это практическое дело. То, что сейчас происходит в Чечне, похоже на ситуацию американской войны во Вьетнаме, когда происходила вьетнамизация конфликта. США пытались вывести свои войска и поручить вьетнамцам самим воевать с вьетнамцами. Сейчас у нас происходит чеченизация конфликта: изъятие оттуда российских вооруженных сил с тем, чтобы чеченцы сражались друг с другом. Это, смотря правде в глаза, практичный путь. Если вы проследите новости за последние месяцы, то практически не найдете сообщений о гибели российских солдат. Гибнут либо чеченские милиционеры, либо боевики. Вероятно, это кому-то кажется решением конфликта, но это решение только в той ситуации, когда ты не воспринимаешь чеченцев как часть собственного народа. Ты выбираешь какого-то одного боевика и делаешь на него ставку. Как тактическая мера, она что-то приносит, но стратегически это не выход.

— Вам больше интересна современная российская история или все-таки прошлое нашей страны?

— Мне советская история более интересна, чем текущие дела, потому что о том, что уже закончилось, можно составить мнение, найдя соответствующие документы, поговорив с современниками, а текущие дела задевают меня лишь как любого человека, но не как журналиста. Изучать прошлое тем забавнее, что во всем видишь взаимосвязи.

— Откуда вы берете темы и материалы для своих передач?

— Сразу хочу сказать, что ни с какими спецслужбами я дела не имею принципиально. Это только может мешать журналисту. Я изыскиваю информацию доступными мне способами. У меня есть коллеги-архивисты. Они изучают документы. Но часто выясняется, что материалы засекречены, архивы закрыты. Они очень ненадолго открылись и захлопнулись опять. И их никто не хочет открывать заново. Несколько последних лет рассекречивание документов вообще прекратилось.

— Почему же?

— Первое, на слове «нет» чиновник никогда не горит. Он горит на слове «да». Разрешил — подставился, отказал — всего лишь укорили. Второе: это ведомственное. «Зачем вам это нужно? Не надо об этом рассказывать». Третье: идеологическое. «Зачем нам говорить плохое про собственное ведомство?» Между сегодняшним сотрудником госбезопасности и сталинским чекистом вроде нет ничего общего, а ментальность осталась.

— С тех пор как вы погрузились в тайны нашей истории, какой самый значительный для вас миф был развенчан?

— Да все из мифов состоит. Ужас в том, что не за что зацепиться. Нет ни одного кристально чистого человека. Все люди, занимавшиеся крупной политикой, чем-либо себя опозорили.

— Как же вы с такой позицией ходите на выборы?

— Современные политики не исключение. Несколько лет я вел в «Новостях» ежевечерний комментарий к текущим событиям дня. У меня было просто отравление, потому что мне приходилось читать ленту новостей о том, что делают и что говорят наши политики. Если всерьез к этому относиться, то возникает отвращение. Лишь в моменты революционных потрясений, когда все ломается, в политике могут оказаться люди другого сорта. А так ведь в политику идут, чтобы сделать карьеру. Чтобы закрепиться в политике, надо обладать качествами, которые с точки зрения обычного человека омерзительны: надо врать, не иметь принципов, быть циничным, предавать друзей, легко отказываться от собственного мнения.

— Как вы считаете, а народ должен знать истинное лицо своих избранников? Нужно ли простым людям развенчание мифов, которым вы занимаетесь?

— У меня нет никакого опыта, когда бы вранье было на пользу. Что касается того, что нужны идеалы, я с этим согласен. Мы просто ищем их не там. У немецкого писателя Зигфрида Ленца есть роман «Живой пример». Сюжет очень забавный. Пять-шесть школьных учителей собираются в гостинице, чтобы составить хрестоматию под названием «Примеры из жизни. Жизнь как пример». Они хотят отобрать из всей истории нескольких человек, которых можно было бы назвать образцом для подражания. Военначальники отвергнуты сразу, поскольку они губят людей. Люди, которые помогали бежать из концлагеря, тоже. Знаете, кого они выбирают? В 1967 году в Греции власть взяли генералы и посадили некоторых противников в тюрьму. И вот некая немка сажает себя под добровольный домашний арест в комнате, размеры которой совпадают с размерами камер, где сидят арестованные греки. Это пример, по мнению собравшихся учитилей, достойный подражания. Это образец абсолютного гуманизма, бескорыстного страдания за других. А мы ищем героев среди политиков и военначальников, среди которых по определению нет людей, достойных полного уважения. У нас даже Сталин еще ходит в героях. Молодые люди, родившиеся через несколько десятилетий после его смерти, ставят его себе в пример.

— И все чаще по ТВ мы видим документальные фильмы, в очередной раз, но уже со знаком «+», пересматривающие советскую историю. Не так давно к юбилею Юрия Андропова по центральным каналам вышла целая серия программ и сюжетов, где фигура главы КГБ и бывшего генсека оценивается исключительно положительно.

— Это либо «нос по ветру», либо нежелание углубиться в историю. Для характеристики всех этих людей достаточно и документов, и свидетельств очевидцев, и мемуаров, и аналитического материала. Каждый из них несет огромную долю вины за трагедию нашей страны. Многие не хотят знать об этом, считают, что вредно. Мне кажется, что ложь всегда в убыток. Как может Андропов фигурировать в качестве замечательного руководителя страны?! Это был человек, который абсолютно ничего не понимал в реальной экономике, потому что никогда ничем не занимался, кроме партийно-аппаратной работы. Он смертельно боялся любых реформ.

— Что, по-вашему, для журналиста простительнее — «нос по ветру» или нежелание углубиляться в историю, то есть ангажированность или некомпетентность?

— Товарищ Сталин на вопрос «Какой уклон хуже: правый или левый?» отвечал «Оба хуже». И был прав. И то, и другое не годится. Но некомпетентность можно исправить, а ангажированность уже нельзя. Вообще журналист всегда некомпетентен, потому что он все время пишет на разные темы. Но он должен обладать серьезными базовыми познаниями и уметь быстро подготовиться к каждой теме, набрать определенный объем информации. А ангажированность — это нарушение базовых норм журналистики.

— При этом вы работаете на ТВЦ — на канале, который иначе как «лужковским» не называют.

— Наш канал имеет свои преимущества и недостатки. Да, ТВЦ живет за счет московского бюджета. Но именно особая позиция мэра Москвы позволила нашему каналу, как никакому другому, сохранить независимость и трезвость суждений по многим политическим вопросам.

— На частоте ТВЦ вещает еще и «3 канал», на котором есть такие неоднозначные программы, как «Русский взгляд». Как вы относитесь к националистическим передачам?

— Я не смотрел эту передачу. Крайне сожалею, что стало возможно появление националистических программ. Вообще это уже стало тенденцией. Националистические настроения свойственны людям всегда. На этих струнах легче играть. А в ситуации, когда люди чувствуют себя обманутыми, брошенными на произвол судьбы, лишенными того, что у них было раньше, легче всего нажать на эти кнопки. И всегда находится определенное количество политиков, которые из тактических соображений на них нажимают, не понимая, что стратегически для нашего государства — это путь, ведущий к катастрофе. Но чтобы это понимать, надо обладать стратегическим умом, а политик существует в сегодняшнем дне и планирует в крайнем случае до выборов или в рамках своей жизни.

— Подобные идеи неизбежно приводят в разобщенности, тем более в такой многонациональной стране, как Россия…

— Педалирование этих настроений несколько лет назад закончилось развалом Советского Союза. Вот, опять приходится погружаться в историю. Когда Сталин во время войны стал резко нажимать на роль и значение русского народа, как главного народа, это привело к тому, что все остальные почувствовали себя вторым сортом. Сознавали они это или нет, не знаю, может, и искренне называли русский народ «старшим братом». Думаю, что в глубине души возникла очень тяжелая обида. И это, видимо, подточило Советский Союз. Эти идеи продолжали подогреваться при Брежневе, при Андропове. Но если одному народу можно говорить о своем величии, то и другому тоже хочется. А если рядом живут два великих народа, а если их 15 или 100, и каждый думает только о своем величии?! Это очень опасная материя. Государство должно следить за тем, чтобы этого не произошло. Нужно говорить не о различиях между народами, а об общности. А у нас? Почитайте криминальную хронику: «убил чеченец», «украл молдаванин», «изнасиловал таджик». Как так можно говорить? Убил убийца, украл вор, изнасиловал насильник. И национальность тут не причем.

— Вы сейчас занимаетесь лишь теледеятельностью или продолжаете писать детективы и исторические исследования?

— А как же! Книги мои выходят. Мне интереснее писать, конечно, детективы. Но сейчас колоссальный спрос на публицистику, потому что пишущих детективы много. Я наобещал издательствам столько публицистических книг, сколько, по-моему, за всю свою жизнь не напишу.

— Сколько же времени в день у вас уходит на работу?

— Все время. Я практически не отдыхаю. Я воспитан в том, что мужчина должен работать. Я пишущий человек в третьем поколении и вырос в семье, где работали всегда: в субботу и воскресенье, вечером, в отпуске. Я провожу свой отпуск в подмосковном санатории. Беру с собой компьютер. Пока гуляю по лесу, думаю.

— Когда вы почувствовали интерес к российской истории?

— В пятом классе я стал выписывать военно-исторический журнал, который издавало Министерство обороны. В те годы я уже читал труды Сталина. Мой дедушка многое мне рассказывал. Он воевал в гражданскую войну, возглавлял в 30-е годы московскую цензуру, был редактором отдела в «Известиях». мы с ним обо всем беседовали. Из документов ведь не поймешь истории. Они дают лишь часть картины. Нужно их сопоставить с мемуарами и аналитическими работами историков. Но особенность нашей истории в том, что многие документы закрыты десятилетиями и не раскрыты по сей день. Вот очевидный пример. Нацистский период продолжался в Германии всего 12 лет. В 1945 году после разгрома «третьего рейха» вся его документация была раскрыта, абсолютно все архивы открыли свои двери для историков. С тех пор прошло 60 лет, и немецкие историки до сих пор анализируют эти 12 лет. В одном из уважаемых немецких еженедельников в каждом номере рецензии на одну-две книжки, посвященные нацистскому периоду. Представляете? 60 лет спустя после того, как кончилась война и как рассекречены все документы, процесс анализа все еще не закончен. А у нас прошло семь десятилетий, документы засекречены, мемуаров оставлено мало, историки только начинают осмыслять советский период, а уже слышны голоса: хватит, это уже никому неинтересно. Но мы еще ничего и не начали. Мы еще ничего о собственной истории не знаем.

Валерия ВАЛЬЦОВА

№ 498    2005-03-23

"Русский курьер"