Кто сказал "мяу"? Премьера мюзикла Cats прошла на сцене Московского дворца молодежи в минувший уикенд.
В третий раз МДМ становится одним из немногочисленных центров столичной мюзикловой культуры, каждый раз преображаясь и приобретая новую техническую и дизайнерскую начинку. Великолепно оформленное фойе теперь ничем не напоминает пространство официального комсомольского палаццо: звездное небо, огромная луна, красный бархат.
В зале также все задрапировано темно-красным бархатом. Потолок загорается тысячами лампочек, а на заднике декораций – знаменитый лунный диск, известный каждому, кто видел Cats, пожалуй, действительно, самый популярный мюзикл мира. Начиная с марта 2005 года есть только одна возможность его увидеть – приехать в Москву, ибо к настоящему моменту во всех остальных городах мира он прекратил свое существование.
Европейская компания «Стейдж Холдинг», занимающаяся продвижением Cats на российском рынке, использовала для московской постановки костюмы и декорации из принадлежащей ей мадридской версии. Что, конечно, весьма разумно и по-европейски экономно. Впрочем, к театральному «секонд хэнду» нас уже приучил Большой театр, заполонивший свою сцену старенькими спектаклями из Европы.
«Стейдж Холдинг» внедряет на российскую почву не только конкретный спектакль, но и всю технологию постановки и продвижения мюзикла, отработанную в Европе и США за последние десятилетия. Даже процедура приглашения гостей на премьеру проводилась по определенному стандарту: сначала вам официально доставляется приглашение, затем вы отправляете в офис мюзикла свое согласие на посещение, в ответ получаете подтверждение приглашения. И только придя в театр, обмениваете этот документ на билет. Каждая бумажка выполнена полиграфическим способом с использованием фирменного стиля Cats. На Западе весь этот механизм запускается для того, чтобы точно знать: кто придет, кто не придет. Но нашего российского VIPа всей этой цивилизованной бюрократией не возьмешь. Так что зал на протокольной премьере не был забит до отказа. Зато большинство гостей вняло просьбе организаторов о вечерней форме одежды. Дамы поднимались по лестнице, устланной красной ковровой дорожкой, тщетно приподнимая подолы длинных платьев: никакая европейская технология не в силах нейтрализовать московское грязно-снежное месиво.
Среди гостей мелькали лица известных политиков и артистов. Но все, конечно, ждали Уэббера. Выход маэстро оказался очень эффектным: когда зрители уже сидели в зале, по громкой связи объявили его имя. Он прошел стремительной походкой, в сопровождении десятка добрых молодцев в черных костюмах, под овации и приветственный свист повскакавших со своих мест зрителей, и скромно занял свое место в партере.
Сам спектакль, если посмотреть на него глазами обычного зрителя, довольно странен. Его персонажи – кошки, поющие свои арии на тексты английского поэта Томаса Элиота. Тексты тоже довольно странные и очень-очень английские. Даже русская адаптация, выполненная Алексеем Кортневым очень талантливо, не слишком приближает тонкий английский юмор к российской ментальности. Сюжета почти нет: единственная интрига заключается в том, что один из милых зверьков окажется избранником, которому выпадет шанс вознестись на небеса и обрести еще одну жизнь. Единственный конфликт – неприятие кошачьей братией несчастной кошки, старой Гризабеллы, когда-то гламурной красавицы, а теперь ободранной, жалкой старухи, которую все почему-то презирают. Именно Гризабелла споет во втором акте знаменитый душераздирающий хит Memory, от которого публика буквально рыдает, после чего и станет избранницей.
Просто какой-то детский утренник. Или целевой спектакль для общества защиты животных. На самом деле, спектакль совсем не про это. Кошачья помойка – модель человеческого социума, где есть свои пророки и герои, свои легендарные преступники и изгои, свои мифы и надежды на вечное счастье. Задача актеров – донести этот смысл до публики (что удалось сделать в Лондоне – потому он и выдержал там рекордное количество показов почти за 20 лет), и тогда публика будет ходить на спектакль. Донести можно и нужно двумя способами: танцами и пением. Что касается первого, это почти удалось. Изысканная хореография Джиллиан Линн оказалась вполне «по зубам» российским актерам, в частности, Александру Бабенко в роли Мистера Мистофелиса. Конечно, некоторым исполнителям есть, что подчистить, но это вопрос времени. Куда хуже дело обстоит с вокалом. Мужская часть труппы более благополучна. Хорошие работы у Марата Абдрахимова (Скимблшенкс), Алексея Боброва (Рам-Там-Тагер). Замечательно работает Игорь Балалаев, которому уже с уверенностью можно пророчить будущее звезды российского мюзикла. Он исполняет три роли – Бастофера Джонса, Гуса и Гроултайгера, для каждой из которых находит свою краску, тембровую и пластическую. Выразителен и Олег Федькушов в роли Дьютерономи, хотя он, увы, выделяется среди остальных неважной артикуляцией – сказывается опыт работы в оперном театре, где плохая дикция – это общая болезнь, которую никто не лечит.
С женскими ролями все куда как хуже. Как ни странно успешнее всех справляется со своей вокальной партией Виктория Канаткина. Странно потому, что ее Рамлтизер – это полноценная хореографическая и даже акробатическая роль. Что ей не мешает чисто и по-актерски точно интонировать, создавая очень смешной и выразительный образ. Остальные – кто лучше, кто хуже. Но главный провал – это Гризабелла, роль которой играет Елена Чарквиани. Загадка, почему английская сторона (а именно представители фирмы Уэббера осуществляют тотальный контроль над творческим процессом постановки Cats) остановила свой выбор на этой актрисе. И дело не в том, что она не поет, как Барбра Стрейзанд: в спектакле это и не нужно. Но нужен образ, который должен вызвать острое сочувствие. Нужен вокал – актерский, интонационно безупречный, доходящий до самых тонких струн души. Ничего этого нет. Есть вульгарная, лишенная обаяния драная кошка, поющая голосом охрипшей Ольги Воронец (была такая народная певица в советские времена), которой не хватает дыхания настолько, что ей приходится брать его в середине слова. Возможно, на родине Станиславского англичане решили довести образ Гризабеллы до радикальных форм психологического театра. Уж старуха так старуха. Но, похоже, они переборщили. В общем, кульминации на песне Memory не вышло. Публика, если и рыдала, то от обиды. Художественный провал мистическим образом транслировался на тонкую компьютерную технику. И в результате не сработала система подъема, которая должна была вознести Гризабеллу на небеса: Гризабелла-Чарквиани так и не взлетела, потому что оказалась не достойна.
Гораздо более достойно в спектакле выглядел оркестр под управлением Аллы Куликовой. Он играл прекрасно, что и было отмечено самим автором, вышедшим в финале на сцену. Уэббер сказал, что мечтал о постановке своего мюзикла в России, ибо вырос на русской музыкальной культуре. Так или иначе, Practical Cats начали свою ежедневную практику в Москве.
Екатерина КРЕТОВА
«Русский курьер»
№ 495 2005-03-20
*