18 марта 1964 года скончался Норберт Винер, отец кибернетики, определивший направление научной мысли на десятилетия, если не на века вперед.

   Винер происходил из еврейской семьи выходцев из России – его отец, Лео Винер, родом из Белостока, был прекрасным лингвистом, полиглотом, владеющим несколькими десятками языков, и выступал рьяным адептом новейших учебно-воспитательных методов. Посему из ребенка прицельно воспитывался вундеркинд – впрочем, задатки у него были. Норберт начал говорить и читать одновременно на нескольких языках, причем освоил сию науку едва ли не прежде, чем прямохождение. В четыре года он уже вовсю пользовался родительской обширной библиотекой, а в семь лет написал свой первый научный трактат по дарвинизму – его чрезвычайно интересовала биология. Словом, опыт по выращиванию вундеркинда удался вполне: в одиннадцать лет мальчик окончил среднюю школу, в четырнадцать – престижный Тафт-колледж, став бакалавром искусств, а в восемнадцать он уже доктор философии Гарвардского университета.

   Затем снова наступил период лихорадочной учебы – не учиться Винер не мог так же, как не мог не дышать: он ездит по Европе, вцепляясь в носителей знаний как клещ и высасывая из них максимум того, что они могли дать – кембриджские и геттингенские светила сдавались перед натиском юного ученого и посвящали его в тайные тайных академической науки. Несколько насытив свою неукротимую жажду знаний – впрочем, учился он до могилы, в чем не стеснялся признаваться, – в 1919 году Винер выбирает для себя как точку приложения сил кафедру математики Массачусетского университета, которой останется верен до конца своих дней и которую ему суждено было прославить.

   В 20-х – 30-х годах Винер становится известен как крупный математик, в годы войны занимается военными разработками, и только в послевоенное время происходит концентрация его воззрений, возникших на стыке философии, биологии, гуманитарных знаний и классической математики. Такого синтеза требовала эпоха, оказавшаяся перед лицом научно-технической революции и пытавшаяся осмыслить возникновение «думающих машин»: что это – всего лишь подсобное, прикладное средство для человеческого разума или принципиально новый феномен, призывающий человечество кардинально пересмотреть свой подход к информации и коммуникации?

   Винеру удалось проникнуть в структуру таких, казалось бы, разнородных явлений, как функционирование живого организма при решении конкретных задач и процессы управления в сложных технических системах, и доказать, что эти явления – суть одно и то же: общие принципы, одни и те же закономерности. Это было революцией не только в науке, но и в социальной психологии ХХ века, и книга Винера «Кибернетика, или Управление и связь в животном и машине», вышедшая в 1954 году, ознаменовала собой эту революцию.

   Хаотичный и патологически рассеянный, классический профессор из анекдотов, Винер был совершенно последователен и идеально логичен в развитии своих взглядов. Его соображения о цели и характеристиках человеческого существования и развития науки намного опередили состояние научной мысли середины века и наметили вектор ее развития, которому следуют как его приверженцы, так и видимые противники – Винер просто не оставил им другого выхода.

   Сегодняшний мир, пронизанный компьютерными коммуникациями и в огромной степени определяемый ими в своих основных параметрах, с полным правом заслужил названия «Винеровского», и, хотя он так не именуется, все равно служит огромным, вечным и всепланетным памятником своему вдохновителю и пророку.

   16 марта 1911 года в баварском Гюнцбурге родился Йозеф Менгеле, врач-садист, прозванный в Освенциме, ставшем венцом его «карьеры», «Ангелом Смерти» или «Доктором Смерть».

   Родился он в семье совершенно нормальной, вполне респектабельной – отец был инженером и предпринимателем, мальчик рос и развивался без отклонений и видимых патологий, успешно закончил гимназию и поступил в Мюнхенский университет. Параллельно с занятиями медициной, молодой человек проявил немалую политическую активность, совсем юным вступив в организацию «Стальной шлем», а затем и в НСДАП. Трудно сказать, насколько влекла его политика, вполне возможно, что членство в правящей партии виделось ему как необходимое условие научной карьеры – так или иначе, расовые теории национал-социализма он разделял со всей убежденностью.

   Именно расовые, генетические проблемы более всего привлекали его и в научном плане – название докторской диссертации, защищенной им в 1935 году, звучало так: «Расово-морфологическое исследование формы переднего участка нижней челюсти у четырех расовых групп». Получив звание доктора медицины, Менгеле для приличия и порядка позанимался немного медицинской практикой, но научные амбиции вскоре привели его в Институт наследственной биологии и расовой медицины (Франкфурт-на-Майне), где он защитил еще одну диссертацию, посвященную патологии, именуемой «волчья пасть». Внимательный ученый пристально изучил родословные подобных больных, из чего последовал вывод: такого рода генетические отклонения напрямую связаны с наличием «нечистой крови».

   В июне 1940 года Менгеле вступил в СС и добровольно отправился на фронт, очевидно, предполагая, что на полях сражений у него появятся обширные возможности для медицинских экспериментов. Приняв участие в боевых действиях и даже получив ранение, заслуженный отныне военный врач попросил назначить его в Освенцим, куда и прибыл в мае 1943 года. Наступил его звездный час и одновременно час мучительной гибели для десятков тысяч людей, попавших под молох гитлеровской адской машины.

   Руки у экспериментатора были вполне развязаны, простор действий практически неограничен, и Менгеле дал волю своей научной любознательности, одновременно согласуя свои «опыты» с интересами Третьего рейха. Первым, на что было сориентировано его внимание – «повышение плодовитости арийских женщин» – проблема, которую вполне допустимо было отработать сперва на женщинах совершенно неарийских. Потом от руководства поступила, так сказать, обратная задача: воздвигнуть препятствия для размножения «расово неполноценных лиц», в первую очередь, конечно, евреев, цыган и славян. Сколько мужчин и женщин искалечил пытливый исследователь, не подлежит учету, однако в итоге был сделан смелый и глубокий вывод: лучшим средством для сокращения поголовья «недочеловеков» является кастрация – что и проделывал Доктор Смерть в массовых масштабах и, разумеется, без всяких излишеств вроде антисептики, – напротив, это представляло немалый научный интерес: а что, собственно, получится, если инфицировать операционное поле? Ну, любопытно же!

   С заданием по исследованию гипотермии Менгеле так же справился с немалым успехом: в его «лабораториях» от переохлаждения погибли многие тысячи заключенных, а «исследовательский центр», в который превратился под его руководством лагерь смерти, снискал лавры серьезнейшего научного заведения.

   Кроме задач, спускаемых сверху, у Менгеле были и собственные пристрастия: его чрезвычайно занимал феномен близнецов. Посему из числа узников Освенцима были тщательно отобраны три тысячи таких детей – выжили всего лишь двести, да и то по чистой случайности. Тут уж Менгеле отдался науке не на шутку: пересадка органов от одного близнеца к другому, проверка идентичности реакции на травмы и отравления – словом, трагическая медицина во всей красе. Впрочем, грех называть этим словом то, что проделывал с попавшими в его руки беспомощными людьми доктор Менгеле, как грех называть его самого врачом. Трагическая медицина – исследования, связанные с риском для жизни, которые проводились настоящими врачами на себе, ради того, чтобы найти возможность помогать больным: они прививали себе опаснейшие инфекции, испытывали сыворотки против неизлечимых болезней – клали на алтарь медицины собственное здоровье и жизнь. Доктор Смерть играл жизнями людей, чтобы удовлетворить свое любопытство – его «пациенты» значили для него гораздо меньше, чем подопытные кролики для истинного врача, который никогда не причинит животному ненужных страданий.

   Расовая теория, в свою очередь, тоже нуждалась в научном обосновании – поэтому Менгеле разработал научный проект «Цвет глаз», во имя реализации которого было ослеплено и уничтожено бесчисленное множество людей, имеющих «неполноценную» темную радужную оболочку.

   В 1945 году, когда запахло жареным, Йозеф Менгеле, аккуратно собрав документированные подтверждения своих медицинских изысканий и уничтожив остальной архив, по поддельному паспорту пробрался в Южную Америку и благополучно прожил там остаток жизни, почти не скрываясь, умер же в 1979 году в Бразилии от сердечного приступа во время купания.

   Недавно опубликованные дневники Менгеле демонстрируют полное отсутствие рефлексии по поводу содеянного и безмятежную уверенность в правомерности и правомочности своих действий – приходится или признать, что «сон разума порождает чудовищ» и любой бесчеловечный режим неизбежно плодит бессердечных палачей, или отнести явное душевное и духовное уродство Доктора Смерти на счет одного из генетических отклонений – до которых Менгеле был столь большим охотником.

   17 марта 1938 года, в поезде, идущем в Иркутск, появился на свет Рудольф Нуриев, звезда мирового балета, человек, неистово и бесстрашно выстраивавший новые отношения с танцем и добившийся этого.

   Натура Нуриева была абсолютно анархистской, все стандартные социальные структуры и вытекающие из них запреты были ему абсолютно чужды и безразличны, и его существование в Советском Союзе 60-х годов было абсурдным просто в силу полной нестыковки артиста с системой. Максимум, чего он мог бы в ней добиться – звания народного артиста СССР, со всеми налагаемыми сим ярлыком ограничениями и жесткими правилами игры – впрочем, с большей вероятностью ему светила статья за гомосексуализм и неопределенно долгое пребывание в местах не столь отдаленных.

   Именно с этим, а вовсе не с политической ориентацией Нуриева, которой у него, похоже, и вовсе не было, связан «прыжок в свободу», совершенный вполне процветающим солистом знаменитого Кировского театра июньским днем 1961 года, за два часа до отлета самолета на родину с парижских гастролей. В кармане у юного артиста было тридцать шесть франков, а впереди – весь мир.

   И мир не остался равнодушным к гениальному танцовщику, совершившему, по сути, переворот в искусстве балета: лучшие сцены мира сражались за право предоставить ему свои подмостки, а овации, которые он вызывал одним лишь появлением на сцене, по сей день остаются непревзойденными по накалу. В те пятнадцать лет, что он блистал в Лондонском Королевском театре – триста спектаклей в год, работа совершенно на износ, – была заурядной ситуация, когда от восторженной толпы поклонников его могла защитить лишь конная полиция.

   И было за что. Традиционно вспомогательная роль партнера в балете, ориентированная лишь на поддержку и демонстрацию достоинств балерины, была им сокрушена, и значение танцора-мужчины в спектакле возведено на недосягаемую высоту. Танец Нуриева был пронизан невероятной энергией, заражающей зрителя и доводящей его до истинного экстаза – со сцены веяло той невероятной свободой, которую нес в себе Нуриев и которой оставался верен как в искусстве, так и в частной жизни.

   Он перетанцевал все мужские партии в самых знаменитых балетах, был директором балетной труппы парижской Гранд Опера, поставил как режиссер немалое количество блестящих спектаклей, гастролировал на всех материках, кроме Антарктиды – его «Раймонда», «Дон Кихот», «Баядерка», да и все остальное, созданное его гением, стали известны всей планете.

   Мужества Нуриеву тоже было не занимать: сраженный «чумой ХХ века», он до последних дней жизни не уходил со сцены, и когда не смог уже танцевать, перешел к дирижерскому искусству. Рудольф Нуриев умер в 1993 году в Париже и похоронен на Сен-Женевьев-де-Буа.

Ведущая рубрики

Влада ЛЯЛИНСКАЯ

Еженедельная независимая газета РУССКАЯ ГЕРМАНИЯ

В Берлине — РУССКИЙ БЕРЛИН

В регионе Рур / Рейн — РЕЙНСКАЯ ГАЗЕТА

РУССКАЯ ГЕРМАНИЯ