– Драматург Игорь Вацетис, мы с ним давно сотрудничаем, написал новую пьесу. И я, устав уже слушать от дирекции театра: «Ну, когда вы у нас что-нибудь новенькое поставите?», выбрал шесть актеров, назначил им окошко в рабочем графике, чтобы все нашли три свободных часа, усадил за стол и раздал роли. Я заранее каждого из них присмотрел на одну из ролей и решил проверить, совпадет ли мой замысел с их пониманием для начала просто текста. Ни о чем пьеса, ни кто они в ней – об этом я им не рассказал. Просто сидел и слушал, как они читают.

– И каков результат?

– Один «выстрел» в «десятку», один – что мне было страшно обидно – в «молоко». Результат как при любой провокации. Осмыслит ли человек ситуацию, в которую попал, найдет ли в ней свое точное место – вот ведь в чем цель каждой провокации…

– Пьесу-то ставить будете?

– Посмотрим…

– Знаете, Сергей Юрьевич, мое самое первое впечатление от того, чем вы 50 лет занимаетесь, – «Горе от ума», которое я посмотрел в БДТ в младшем школьном возрасте… До сих пор не могу забыть вашего Чацкого.

– Да, «Горе от ума» замечательный был спектакль.

– Все то, что было в нем, – это актуально сегодня?

– Нет!

– Почему?

– Потому что театральное искусство не очень быстро, но меняется. Актуальность того театра для того времени, времени оттепели, была невероятной и для меня незабываемой. Но мне кажется, что сейчас, если говорить о профессии, такой театр не актуален. Другое дело – такие взаимоотношения зала и сцены, которые будоражат умы, раскалывают зрителей, – это для меня все 50 лет работы неизменно. К сожалению, многие сегодня считают, что задача театра не будоражить, а развлекать: «Все преодолимо, все нормально, договоримся, веселая ведь жизнь!»

– То есть «Горе от ума» для сегодняшней публики – это слишком серьезно? А почему же тогда это комедия?

– У Грибоедова?

– Да.

– Потому что человек имел прекрасное классическое образование и комедией называл то, что не есть трагедия. Пьеса не кончается смертью героя, в ней нет роковых обстоятельств, это бытовая история: неудачная любовь, обман, осмеяние близкими – это все признаки классической комедии…

– И почти прыжок Подколесина в финале, только не в окошко…

– Нет, то, что человек в отчаянии уезжает из дома, где рухнули все его надежды, – печальный финал. Но пьесу-то заканчивает не Чацкий выкриком «Карету мне! Карету!» – пьесу заканчивает Фамусов: «Что станет говорить княгиня Марья Алексеевна?!» – чтобы публика захохотала, узнав себя. Конечно, это комедия. Что не означает бездумного, безудержного смеха публики… Мы вообще странным образом говорим: а что имел в виду Чехов, когда писал, что «Вишневый сад» – комедия? Да опять то же самое. Люди театра ХIХ и ХХ веков комедию от трагедии отличали по таким вот естественным признакам. А мы уже в ХХI веке и имеем дело с другим театром, с другим искусством, с полностью размытыми, какими бы то ни было признаками… Мне, в общем, грех на публику роптать, но критика, в последние дни осаждающая меня в связи с юбилеем, ничего, по-моему, не поняла во всем, что я пытался сделать – и не только в театре, – в связи с совершенно новой и общественной, и культурной ситуацией. И сегодня, когда я затеваю новые проекты, я заранее готов к тому, что ничего не поймут. Как ничего не поняли в моем телевизионном «Онегине», что было особенно обидно… Ведь не нашелся ни один человек, который бы попытался осмыслить не прочитанного, не зачитанного «Онегина», а разыгранного в декорациях, поставленного, снятого. Ничего не произошло…

– Прямо как у Хармса, которого вы фантастически – и опять-таки без отклика со стороны критики – многие годы читаете: «Раз. Два. Три. Ничего не произошло…» Но все-таки чудо на ваших спектаклях и концертах всегда происходит. Потому что вы всегда провоцируете зрителя на диалог, начиная с Чацкого и Остапа Бендера.

– Провоцирую, да… Но провоцировать хорошо, когда это вызывает радость, и веселье, и оторопь. А вы попробуйте-ка провоцировать, если люди после каждой провокации упрямо пишут одно и то же: «Вот это или это было у Юрского 15 или 25 лет назад». Какая ж тут провокация?! Если бы я не был актером и режиссером, единственной формой обмена веществ осталось бы только газеты читать. А если б я только газеты читал все эти годы, если б не было живого, прямого обмена с моей публикой, я бы 15 лет назад повесился бы.

– Я упомянул сыгранных вами, и не 15, а 40 лет назад, Александра Чацкого и Остапа Бендера. Кто из них герой нашего времени? Или оба? Или ни тот, ни другой?

– Из нашего времени глядя, один – живший 200, другой – почти 100 лет назад, гораздо ближе друг с другом, чем с нами. Потому что умеют излагать свои мысли свободно и искренне. По-разному, имея разные цели – но это два человека, достойные, чтобы их слушали. Герои нашего времени показывают нам примером для подражания или свое убожество, или свои физические силы. И мы готовы с ними сдружиться. Бендер с Чацким, встреться они, быстро могли бы сдружиться. А вот с нами – в этом я сомневаюсь…