В феврале 1984 года советские граждане удрученно смотрели на нового лидера Константина Черненко, чьи портреты заполонили экраны телевизоров и первые полосы газет. С первых дней избрания «живьем» генсека показывали редко. Седой, как лунь, задыхающийся, проглатывающий слова, он не мог вызвать симпатий широкой публики. Выступая на траурном митинге во время похорон Юрия Андропова, Черненко с большим трудом зачитал небольшую надгробную речь. Слушатели едва улавливали смысл произносимого. Оратор не к месту останавливался, часто переводил дыхание, вытирал платком лоб и губы. Было очевидно, что протянет он недолго…

   И лишь близкое окружение Черненко знало, почему до недавнего времени, в общем-то, крепкий и бодрый старик превратился в развалину. Дело в том, что за полгода до восхождения на кремлевский Олимп Черненко стал жертвой сильнейшего отравления, окончательно подорвавшего его здоровье. Но давайте обо всем по порядку.

   Черненко Константин Устинович (24.09.1911 – 10.03.1985), член партии с 1931 г., член ЦК с 1971 г., член Политбюро ЦК с 27.11.1978 г., секретарь ЦК с 05.03.1976 г., генеральный секретарь ЦК с 13.02.1984 г.

   Родился в деревне Большая Тесь Новоселовского района Красноярского края. Русский.

   В 1929-1930 гг. – на комсомольской работе.

   В 1930 – 1933 гг. – служба в Красной армии.

   В 1945 г. окончил Высшую школу парторганизаторов при ЦК ВКП (б), в 1953 г. – Кишиневский педагогический институт.

   С 1933 г. на партийной работе: в 1941 – 1943 гг. секретарь Красноярского крайкома, в 1945 – 1948 гг. – Пензенского обкома, с 1948 г. – заведующий отделом ЦК КП (б) Молдавии, с 1956 г. – в аппарате ЦК КПСС.

   В 1960 – 1965 гг. – начальник канцелярии секретариата Президиума Верховного Совета СССР.

   В 1965 – 1982 гг. – заведующий Общим отделом ЦК КПСС, одновременно с 1976 г. секретарь ЦК КПСС.

   С 1984 г. – генеральный секретарь ЦК КПСС и председатель Президиума Верховного Совета СССР.

   Депутат Верховного Совета СССР 7 – 11 созывов.

   Герой Социалистического Труда (1976, 1981, 1984 гг.), лауреат Ленинской премии (1982 г.).

   Похоронен на Красной площади в Москве.

   До призыва в армию Константин Черненко окончил трехлетнюю школу крестьянской молодежи. Вскоре, как писал Дмитрий Волкогонов в своей книге «Семь вождей», элементарная начальная грамотность и «политическая сознательность» комсомольского активиста были замечены. Он стал заведующим отделом пропаганды и агитации Новоселовского райкома комсомола.

   В 1929-1930 годах Черненко трудился в райкоме комсомола, обретая опыт идеологической работы в массах.

   Затем – три годы службы в пограничных войсках, где будущий генсек вступил в ряды ВКП (б) и был избран секретарем парторганизации 49-го погранотряда, дислоцированного в Талды-Курганской области (Казахстан).

   Вероятно, эта малозаметная строка так бы и осталась никому не известной, закончи Черненко свой трудовой путь в должности начальника канцелярии секретариата Президиума Верховного Совета СССР. Но он стал первым лицом в партии и государстве. В этом случае в биографии должны быть героические страницы, если и не связанные напрямую с войной, то хотя бы с армией. К слову, Сталин, Хрущев и Брежнев в войне нашли свою славу. Первый стал единственным за советское время генералиссимусом, а второй и третий – двухзвездными генералами. А Брежнев «сподобился» и маршальского звания. Даже не бывавший на фронте Андропов, как выяснилось в результате тщательных поисков, «формировал в Карелии партизанские отряды»…

   Отыскались «героические строки» и в биографии Константина Устиновича. В Казахстане, как писал литератор Николай Фетисов, состоялось «боевое крещение» будущего генсека. Писатель приступил к подготовке книги «Шесть героических суток» – о службе молодого воина на заставах Хоргос и Нарынкол.

   Фетисов пытался уточнить детали о конкретном участии Черненко в ликвидации банды Бекмуратова, о бое в ущелье Чебортал, жизни погранотряда. Даже письмо об этом писал генсеку, вопрошая Константина Устиновича: «Интересным развлечением воинов заставы Нарынкол было любоваться игрой любимцев пограничников – козла, собаки и кота. Помните ли это?»

   История умалчивает о том, ответил ли Черненко писателю о «козле» и других животных на заставе. Известно одно – очередной партийный бестселлер так и не увидел свет. Зато «Песня пограничников», посвященная «ветерану Краснознаменного Панфиловского отряда товарищу Черненко Константину Устиновичу», все же успела родиться. Правда, ее не исполняли на широкой публике по причине крайне низкопробного качества текста. Вот один из четырех куплетов:

   Сгущались тучи над границею, чернея…

   Парторг всегда был в жарком деле впереди.

   Заканчивая былинные сюжеты героического прославления Константина Устиновича, напомним о еще одной попытке создать легенду. Вскоре после того как состоялась коронация генсека, в ЦК из Красноярского края (родина Черненко) поступил пакет с рукописью пьесы «Человеком ставится, человеком славится». Главный герой сценария, конечно, Константин Устинович, проявивший свои необыкновенные качества руководителя еще в Сибири. Однако пьесу, как и песню, не успели или не сочли приличным (из-за качества) сделать продукцией массового искусства.

   …После войны Черненко три года трудился в Пензе секретарем по идеологии, а с 1948 года до 1956-го, целых восемь лет, заведовал отделом пропаганды и агитации ЦК компартии Молдавии. Это были для него решающие годы. Здесь, летом 1950-го, республиканский идеолог познакомился с Леонидом Брежневым, новым первым секретарем ЦК КП(б) республики. Друг другу они понравились. Даже очень. Взаимная симпатия оказалась долгой и устойчивой – до конца жизни.

   Их отношения были не дружбой, а, скорее, деловыми контактами благожелательного патрона с одним из своих подобострастных подчиненных. Черненко никогда не возражал шефу, всегда кстати приносил нужную справку, делал вовремя нужное предложение, был строго пунктуален, исправно поставлял Брежневу тексты многочисленных речей, выступлений, статей «первого» для республиканской газеты.

   Конечно, писал их не Черненко. Он никогда так и не научится складно «лепить» фразы ни устно, ни письменно. Готовили спичи для Брежнева его инструкторы, а Черненко лично передавал их патрону.

   Услужливость и какая-то особая исполнительская «нужность» в этом заведующем отделом сохранилась в памяти у Брежнева. Тем более что, когда он уже уехал в Москву, Черненко регулярно напоминал о себе подобострастными поздравительными письмами и телеграммами по случаю праздников, дней рождения, награждения и т. д.

   В 1956 году Брежнев использует свое влияние для перевода Константина Устиновича в Москву, чего тот страстно желал. Это было мечтой Черненко. Столица! В том же году республиканский пропагандист назначается заведующим сектором отдела пропаганды. Должность не очень крупная, но отсюда можно было попасть сразу первым секретарем обкома или крайкома, заместителем министра. Однако Черненко никуда не собирался «прыгать». Рядом, хотя и на много этажей партийной иерархии выше, находился его благодетель…

   С помощью Брежнева Константин Устинович совершил выдающуюся, уникальную партийную карьеру, начав с основания иерархической пирамиды до самой ее головокружительной вершины.

   К слову, Черненко был не только чиновник, но и «особист». В его кабинете находилась аппаратура, с помощью которой можно было прослушивать разговоры самых высоких сановников на Старой площади, в том числе и располагавшихся на пятом этаже основного здания ЦК – обиталище главных членов Политбюро: генсека, партийного инквизитора Михаила Суслова, других самых влиятельных бонз режима.

   Поэтому при кадровых перестановках Брежнев советовался прежде всего с Константином Устиновичем: генсека поражало знание заведующего общим отделом самых личных и даже интимных подробностей жизни и быта высоких партийных руководителей.

   В конце «правления» Брежнева Черненко просто отдавал распоряжения от имени генсека: организационные, идеологические, кадровые, финансовые, касающиеся аппарата ЦК. Блюститель партийных тайн усовершенствовал бюрократическую машину большевистского «штаба» до самых высоких кондиций. С его участием была осуществлена компьютеризация аппарата и налажен особый контроль за информацией, заложенной в технические системы. По инициативе Черненко и под его «общим руководством» между Кремлем, где проходили заседания Политбюро, и Старой площадью, где размещался аппарат Центрального Комитета, создали подземный канал пневматической почты, доставлявшей необходимые бумаги туда-обратно за считаные мгновения. За этот бюрократический шедевр Константина Устиновича удостоили Государственной премии.

   …По всем раскладам, именно Черненко должен был сесть в «главное кресло страны» сразу после смерти Брежнева, но очевидный альянс кагэбэшников и военных помешал ему это сделать.

   …Во время горбачевской перестройки слабое здоровье КУЧера – так именовали ушедшего в мир иной Черненко – стало темой номер один для пишущей и снимающей братии. Но ни один из журналистов даже не попытался узнать – а что, собственно, явилось причиной целого букета болезней предпоследнего генсека?

   Это обстоятельство выглядит странным на фоне того, с каким энтузиазмом газеты и телевидение выдавали «на-гора» диагнозы других партийных лидеров. Появилось множество публикаций о сифилисе мозга у Ленина, прогрессирующей паранойе Сталина, приведшей к кончине последнего, пагубном пристрастии Брежнева к алкоголю и сильнодействующим лекарствам. А вот о болезнях Черненко – ни слова.

   И только книга «Покушения и инсценировки. От Ленина до Ельцина», вышедшая в свет в 1998 году, приоткрыла завесу таинственности.

   По словам писателя Николая Зеньковича, обет молчания нарушил помощник Черненко – Виктор Прибытков – один из немногих, кто стал свидетелем внезапной болезни своего шефа. В его интерпретации эта загадочная история выглядит так.

   Август 1983 года. Страной руководит Юрий Андропов. Черненко со всем своим семейством едет в Крым, на отдых. Все дни напролет Константин Устинович проводит на море – загорает, купается.

   Той болезненной немощи, которая полгода спустя шокирует миллионы советских телезрителей во время трансляции траурной церемонии прощания с умершим Андроповым, нет и в помине.

   Безусловно, Черненко не молод, семьдесят два года – это преклонный возраст. Но Константин Устинович – в превосходной форме. Невзирая на запретные буйки, он заплывает далеко в открытое море. Охранник Александр Маркин, каждый раз сопровождающий своего патрона в двух-трех метрах сзади, отдает должное мастерству именитого пловца.

   Для своего возраста Черненко выглядит просто отлично. Целебный морской воздух идет ему на пользу, даже про застарелую бронхиальную астму забывать стал…

   Отпуск пролетел незаметно. Начали готовиться к отъезду. И тут в один прекрасный вечер в резиденции Черненко появляется его давний знакомый и даже, как утверждают, приятель с увесистым пакетом в руках:

   – Константин Устинович, прими в подарок. Сам наловил. И, между прочим, коптил тоже сам…

   Ставридка и впрямь была великолепна. Под молодую отварную картошечку просто объедение!

   И гостю, и его презенту обрадовались. В семье Черненко Виталия Васильевича Федорчука знали давно. Выходец из Третьего главного управления КГБ СССР (военная контрразведка), Федорчук дослужился до звания генерала армии. Возглавлял КГБ Украины, а после того как Андропов – еще при Брежневе – стал секретарем ЦК КПСС, сменил его на посту председателя КГБ СССР. Во время визита на дачу Черненко Федорчук занимал пост министра внутренних дел СССР и отдыхал в правительственном санатории.

   Деликатес был с благодарностью принят. Угощалась вся семья. Рыбка очень понравилась…А ночью случилась беда. Константин Устинович проснулся от нестерпимых резей в животе. Началась рвота. В тяжелейшем состоянии его срочно отправили в Москву. Так спешно, что Прибытков – ближайший помощник – узнал об этом лишь утром.

   Он помчался в столицу. Врачи ему сообщили, что причина сильнейшего отравления – не очень свежая рыба.

   Но ведь ставриду кушала вся семья! Однако домочадцы Черненко были живы и здоровы, у супруги – Анны Дмитриевны, которая тоже налегала на копченый гостинец, ни малейших признаков недомогания. А Константин Устинович – в кремлевской реанимации.

   – Просто удивительная ставрида «точечного бомбометания»! – многозначительно восклицает бывший помощник генсека.

   На вопрос Прибыткова: «Что же произошло с Черненко?» – академик Евгений Чазов ограничился уклончивой отговоркой: «Вирусная инфекция». Внятного, вразумительного ответа так и не прозвучало. А между тем, состояние Константина Устиновича не улучшалось…

   И лишь девять лет спустя, в своей книге «Здоровье и власть», Чазов написал:

   «К несчастью, рыба оказалась недоброкачественной. У Черненко развилась тяжелейшая токсикоинфекция с осложнениями в виде сердечной и легочной недостаточности. Состояние было настолько угрожающим, что я, да и наблюдавший его профессор-пульмонолог А. Г. Чучалин, как, впрочем, и другие специалисты, боялись за исход болезни. С большим трудом нам удалось спасти Черненко, но восстановить его здоровье и работоспособность было невозможно. Из больницы выписался инвалид, что было подтверждено расширенным консилиумом ведущих специалистов нашей страны».

   …Через несколько часов после отравления Чазов проинформировал генерального секретаря о состоянии Черненко. К сообщению главного кремлевского врача Андропов отнесся абсолютно спокойно и сказал, что не намерен переносить свой отпуск:

   – Я ничем ему помочь не могу. А в ЦК останется Горбачев, который в курсе всех дел и спокойно справится с работой…

   В отсутствие генсека Андропова всегда замещал Черненко, а теперь он вышел из строя. Сама судьба давала Горбачеву шанс, и он не преминул им воспользоваться. Однако его время тогда еще не пришло: карты перепутала скорая кончина Андропова. Она удержала Черненко на вершине пирамиды власти…

   К слову, тайна загадочного отравления Константина Устиновича не разгадана до сих пор. Во времена СССР существовало строжайшее правило, согласно которому тщательной проверке подвергалось все, что преподносилось высшим должностным лицам. Даже безобидные сувениры и букеты цветов. А требования к продовольственным товарам были еще более жесткие – их исследовали в специальных лабораториях.

   Однако рыба, приготовленная Федорчуком, в них не попала и, минуя традиционную проверку, оказалась на столе у Черненко. Почему?

   – Меня не покидают нехорошие мысли, – делится своими соображениями Прибытков. – Скажу больше – подозрения. Не мог я избавиться от них тогда, не получается и теперь. Не дает покоя вопрос – кому так сильно мешал Черненко? Кто хотел так спешно убрать его с дороги? Еще тогда, когда у руля стоял, точнее, лежал сраженный смертельным недугом Андропов… А что, если… Нет, эту мысль я продолжать не стану. Но допускаю, что, снедаемый нетерпением обладать властью, «претендент» рассчитывал взять бразды правления сразу же после Андропова. Однако, несмотря на щедрое «угощение» из рук бывшего председателя КГБ и министра внутренних дел Федорчука, Черненко чудом остался жив…

   Кстати, сразу же после того, как Горбачев занял вожделенный пост, Федорчука отстранили от дел и отправили на заслуженный отдых. Как будто основного свидетеля спрятать старались…

   Смелое предположение. Очень смелое. Столь же тенденциозна и характеристика генерала Федорчука:

   – Ни в одной из служб подчиненные его не любили. Больше того – боялись: из-за жестокого, необузданного нрава и солдафонства.

   Когда в декабре 1985 года Федорчука снимали с должности, в вину ему поставили развал МВД, разгон руководящих кадров. На заседании Политбюро фигурировала фантастическая цифра – 30 тысяч. Столько жалоб в письменном виде было подано на министра от обиженных им подчиненных.

   Между тем, и Прибытков и Чазов, и бывший начальник личной охраны Андропова генерал Владимир Медведев отмечают, что Федорчук был близким для Черненко человеком. В этом – разгадка. Или загадка?

   Сегодня уже не секрет, что Андропов, используя неограниченные возможности КГБ, умело расчищал себе дорогу. Комитетчики искусно инспирировали слухи о ближайшем окружении Брежнева – Кириленко, Романове Гришине и других. Говорили о взяточничестве, коррупции, о транжиривании государственных средств на увеселительные поездки детей партийных бонз за границу. По логике вещей, одним из главным объектов дискредитации должен быть стать и Черненко. Увы, компромата на него не нашлось. Фаворит Брежнева не брал взятки, не был замешан в коррупции. И власть предержащие мира того решили пойти другим путем?…

   Но, как свидетельствует Евгений Чазов, реакция Андропова на врачебное заключение о болезни Черненко была неадекватной. Казалось бы, недоумевает бывший главный кремлевский врач, Андропов должен был обрадоваться, что его соперник сошел с дистанции. Однако Юрий Владимирович искренне сожалел о случившемся и не стал форсировать события.

   – Мы не будем спешить с решениями. Пусть Черненко поправляется, набирается сил, а потом будем думать, что делать и как использовать его опыт.

   Что это: умелый отвод от всяких подозрений или полная непричастность к случившемуся? А может, ту злополучную ставриду выловили совсем в другой бухте?

   …Избрание Черненко на наиглавнейший государственный пост явилось еще одним подтверждением эрозии и заката ленинской системы. Ни один из членов высшего партийного синклита ни словом не обмолвился об известном им заключении врачей о невозможности восстановить здоровье Черненко до нормального уровня работоспособности.

   Более того, члены Политбюро отлично знали, не могли не знать, что человек, которого они рекомендуют на главную партийную роль, глубоко посредственная личность, малообразованная, без широкого государственного мышления, очень скудно наделенная природой интеллектуальными способностями.

   Кроме прилежности партийного чиновника, исключительной услужливости перед генсеками, бумажной педантичности, хорошего знания всех бюрократических пружин и правил, Черненко не обладал более ничем, что необходимо лидеру.

   Тем не менее, вопреки здравому смыслу, 13 февраля 1984 года Пленум ЦК, открывшийся в Свердловском зале Кремля, единогласно утвердил бездарного инвалида на пост главы государства.

   За всю историю СССР Константин Устинович Черненко меньше всех находился на высшем пике власти, всего 13 месяцев. Это был период тусклого безвременья. Внешне почти ничего не изменилось. Как и прежде, награждали «победителей» соцсоревнования, на улицах около полупустых магазинов стояли длинные очереди, проводились многочасовые собрания партийных активов, переполненные электрички из дальнего и ближнего Подмосковья везли в столицу граждан «развитого социалистического общества», надеявшихся хоть что-то купить в Белокаменной, милицией наглухо перекрывалось движение, когда длинные черные «членовозы» отвозили «неприкасаемых» в шикарные подмосковные особняки… Пульс страны бился вяло и как-то обреченно.

   К концу 1984 года Черненко стал приезжать в Кремль не каждый день. Но если и приезжал, то находился в своем кабинете максимум 2-3 часа. Судьбе было угодно обрушить на разваливающегося человека все мыслимые болезни: к легочной и сердечной недостаточности прибавились хроническая пневмония и цирроз печени, усилились дистрофические изменения в других органах и тканях. Целый сонм врачей, возглавляемых академиком Чазовым, пытался продлить агонию генсека…

   Один из кремлевских старцев, Андрей Громыко, впоследствии вспоминал:

   «За три дня до смерти Черненко позвонил мне:

   – Андрей Андреевич, чувствую себя плохо… Вот и думаю, не следует ли мне самому подать в отставку? Советуюсь с тобой…

   Замолчал, ожидая ответа. Мой ответ был кратким, но определенным:

   – Не будет ли это форсированием событий, не отвечающим объективному положению? Ведь, насколько я знаю, врачи не настроены так пессимистично.

   – Значит, не спешить?

   – Да, спешить не надо, – ответил я.

   Мне показалось, что он определенно доволен моей реакций.

   – Что же, из этого и буду исходить…

   На этой фразе мы и закончили телефонный разговор».

   Но Черненко торопила смерть…

   В полдень 10 марта 1985 года шестой лидер КПСС и СССР потерял сознание, а в 19 часов 20 минут у него остановилось сердце. Смерть, которую все давно предвидели, никого, кроме близких, не взволновала и не огорчила. Старцы из Политбюро уходили один за другим. Люди устали от высоких похорон. За три года страна «простилась» с тремя генеральными секретарями.

   Буквально на другой день утром Политбюро уже заседало. Вначале Горбачев дал слово академику Чазову. Это невольно выглядело так: дескать, смотрите, друзья, хватит, козыряя «преемственностью», утверждать геронтократию. Страна, вместо того чтобы скорбеть, смеется…

   После медицинского сообщения Горбачев добавил лишь несколько фраз: «Болезнь у него действительно была тяжелая. Мы сами это видели. Врачи, конечно, старались помочь больному, но терапевтические меры не привели к положительному результату. Очень тяжело сознавать, что среди нас нет Константина Устиновича…»

   Тут же Горбачев перешел к главному вопросу: «О генеральном секретаре ЦК КПСС…» Ни сам Михаил Сергеевич, ни его товарищи не хотели откладывать дела «оформления» передачи власти новому лицу. И все уже знали – кому.

   Предложив Горбачеву, по традиции, возглавить Комиссию по похоронам, члены Политбюро предрешили: очередным лидером партии и страны будет самый молодой член партийной коллегии.

   В заключение Горбачев, как само собой разумеющееся, подытожил: «Похороним Черненко на Красной площади».

   Там, возле мраморного могильника Ленина, уже лежали три генеральных секретаря. Черненко оказался четвертым.

Михаил ПАВЛОВ

Еженедельная независимая газета РУССКАЯ ГЕРМАНИЯ

В Берлине — РУССКИЙ БЕРЛИН

В регионе Рур / Рейн — РЕЙНСКАЯ ГАЗЕТА

"Русская Германия"