— Дурят тебя. Знаем мы, как это делается: поманят внушительным списком интересных участников, а потом из них три четверти не приедут. Ну вот смотри сам: в программе Ярузельский и Валенса. Разве они согласятся хоть где-нибудь встретиться?

Таким было заключение коллеги, услышавшего, что я еду в Турин на ассамблею Всемирного политического форума, основателем и президентом которого является Михаил Горбачев. Ассамблея собиралась третий раз, тема нынче была юбилейная: «1985-2005 — двадцать лет, изменивших мир». Двадцатая годовщина со дня начала перестройки. Программа внушала почтение: в списке значились не менее дюжины политиков, побывавших за это двадцатилетие в роли глав государств или правительств СССР, Германии, Японии, Италии, Бразилии, Польши, Венгрии, Чехии, Словакии, бывшие и действующие депутаты, министры, послы, советники президентов и премьеров, известные ученые, замечательные писатели и поэты. Про себя я согласился с собеседником: не верится, что возможно увидеть наяву такое собрание.

Первым, кого я увидел 4 марта в дверях военной академии в Турине, предоставившей свои залы для ассамблеи, был Лех Валенса. Среди выступивших на первом же заседании оказался Войцех Ярузельский, который четверть века назад, будучи президентом Польши, объявил военное положение и тем, я думаю, спас страну от большого кровопролития, но при этом между прочим был вынужден подвергнуть домашнему аресту Леха Валенсу — тогда еще будущего президента Польши.

ОТРИЦАНИЕ НАСИЛИЯ

Ностальгические воспоминания о молодом времени несбывшихся надежд собрали в Турине столько знаменитостей? Авторитет Михаила Горбачева? Трудолюбие и упорство организаторов? И то, и другие, и третье. Но что-то сверх того еще носилось в воздухе, то и дело прорывалось в речах. Это невозможно доказать, но было ощущение: дружный отклик на приглашение президента СССР, провозгласившего двадцать лет назад примат общечеловеческого над державным, содержит и молчаливое несогласие с поворотом к авторитаризму нынешних властей России.

— Пытаются в новом мире жить по-старому, — так сформулировал Горбачев во вступительном слове главное, что его беспокоит. — Народам опять навязывают то, чего они не хотят. Двадцать лет назад мы видели, что народы социалистического лагеря не принимают навязанное. При первой встрече с руководителями социалистических стран (это было на похоронах Черненко) я им сказал: живите самостоятельно. Вряд ли они мне тогда поверили, зная нашего брата, генеральных секретарей ЦК КПСС. Но я не вмешивался в их дела ни разу. Сейчас народам опять навязывают чужую волю, поэтому мир оказался в состоянии смуты.

— Мне легче было рубить лес в тайге, чем вести беседы с Брежневым и Черненко, — сказал Войцех Ярузельский. — А Горбачев — это был иной мир. Никаких назиданий. Признал советскую вину за Катынь, передал списки жертв. Русская душа Михаила Горбачева шла в паре с европейским мышлением. Перестройка мирным путем открыла дорогу новой ситуации в Европе и мире. Главное оружие перестройки — гласность, она пробила брешь в крепостном мышлении, этого уже не удалось остановить. В те дни у нас Раковский как-то сказал: диктатура пролетариата наиболее полно проявляется не тогда, когда о ней говорят в учебниках и на митингах, а тогда, когда протестующий рабочий громит парткомы и жжет партбилеты.

— Мартовско-апрельская революция 1985 года особенно велика тем, что исповедовала отрицание насилия, — сказал Александр Яковлев, член горбачевского политбюро, а ныне — руководитель комиссии по реабилитации жертв репрессий. — Нынешняя номенклатура продолжает новые эксперименты на теле народа, чтобы оживить в нем рабскую психологию. Она не в состоянии оценить свободу слова. Да, были упущенные возможности. Были благородно-романтические, но избыточные ожидания, которые не могли сразу осуществиться. Нынешняя номенклатура паразитирует на этих упущениях. Надо было провести широкую дебюрократизацию, ликвидировать колхозы, реформировать силовые структуры. Номенклатура сопротивлялась каждой клеткой. Реформы тех лет были спасены благодаря способности Михаила Сергеевича к компромиссам. То, что воспринимается сейчас как просчеты, было во многом предопределено внутренней противоречивостью ситуации. Приходилось о чем-то умалчивать, изворачиваться, но продвигаться к целям, к которым нельзя было двигаться напрямую, потому что это могло кончиться тюрьмой. Однако достижения перестройки в делах свободы мешают нынешнему режиму двигаться назад, к авторитаризму. Тем не менее надо понять, почему в моей стране массами вновь овладевают утопии и обожествление власти. Почему не ценят завоевания перестройки. Власть забыла о своей главной функции: не мешать людям работать. Господствует небрежение к образованию, к науке и социальной сфере в целом. Наши чиновники ненасытны на взяточное прокормление. Снова повылезали из кустов громкоговорители, вещающие об успехах власти. Фашисты рядятся в одежду патриотов. Обещают навести порядок, но не через демократические законы, а через тоталитарные структуры. Без демократии мы вернемся к тупиковому варианту развития. Авторитаризм может быть успешен только временно, он отравлен бациллами разложения.

Поэт Евгений Евтушенко подтвердил: — Счастливый, хотя и горький урок, который дала перестройка, — временность всякой имперской идеологии. Вместе с тем главная проблема свободы слова — не только цензура, но то, что многим нечего сказать. Капитализм и наша версия социализма одинаково скомпрометированы попытками монополизировать будущее любой ценой.

КАК ПОДЕЛИТЬ ДВАДЦАТЬ ПРОЦЕНТОВ

Интересных и умных речей было много, но меня стала занимать одна частная интрига. Два бывших президента Польши, представляющих очень разные политические силы, самим фактом презда на один форум были поставлены в ситуацию соревнования. Так мне казалось. Речь Ярузельского пользовалась явным успехом. Чем ответит Валенса, не получивший такого систематического образования и политической подготовки, как знаменитый генерал? Зачитает умную теоретическую речь, написанную подкованными помощниками? Несерьезно и не в его манере. Но гданьский слесарь вновь доказал, что не зря стал народным вождем. Он и не думал состязаться с Ярузельским на его поле. Он просто напомнил, как шла к победе демократии созданная им «Солидарность»: «Гласность, солидарность, перестройка — мы привыкли к пустым словам и не верили в эти лозунги. Оказалось — Горбачев хотел перемен всерьез. «. И в заключение сказал, что мирной победой демократии Польша обязана на 50 процентов папе-поляку, на 30 процентов — «Солидарности», на 20 процентов — всем остальным. Пожалуй, он мог ничего и не говорить, кроме этой фразы. В перерыве я услышал от кого-то обиженное: как это он нам всем оставил двадцать процентов? А он только этого и хотел: задеть за живое.

Григорий Явлинский выступал дважды: на секции и на пленарном заседании. Нацизм, — сказал он, — потерпел поражение, а сталинизм победил. Модернизированный сталинизм, суть которого — следование принципу «цель оправдывает средства» и пренебрежение к человеческой жизни. В 1988-1989 годах в Чехии, Венгрии и других странах произошли мирные революции, которые привели к власти новую политическую элиту, а у нас победила худшая часть советской номенклатуры. В экономике она создала полукриминальную систему, олигархический, неконкурентный рынок. В политике — авторитаризм. Вместо системы Госплана — госклан, контроль кремлевских чиновников. Нельзя исключить развитие по пути национализма и ксенофобии. Избран путь авторитарной модернизации. Этот режим не может ответить на главные вызовы жизни: Кавказ, социальные проблемы, коррупция. Такой курс в России укрепляется благодаря тому, что и в мировой политике произошел отход от нового мышления. Господствует «реальполитик»: стремление к достижению прикладных целей вместо опоры на принципы, на ценности, как при Горбачеве. Отсюда односторонняя опора на силу. Отсюда ошибочные способы решения проблем и в Косове, и в Ираке. Вероятно, Лукашенко был бы лучшим другом Буша, если бы от этого была практическая польза — например, если бы Белоруссия была рядом с Афганистаном. Апофеоз всего этого — встреча в Братиславе: реальполитик как политика умиротворения. Мы видим конец стратегии, если не конец истории. Конец видения, конец ясности о будущем, хотя бы на 10-15 лет.

А ВОЙНЫ НЕТ…

Бывший премьер-министр Италии Джулио Андреотти напомнил слова Леха Валенсы о том, что коммунизм не мог реформироваться, он должен быть преодолен. Ну вот он и преодолен. Но мы знаем точку отправления и не знаем точку прибытия.

Бывший президент Бразилии Фернандо Кардозо дополнил эту мысль: мы пользуемся тем же организационным и институциональным механизмом, который был создан после второй мировой войны. А жизнь другая, задачи другие. Мир изменился драматически со времен перестройки. Надо решить, как перестроить мировой механизм, не ломая.

Днем раньше тот же вопрос затронула Елена Боннэр: ООН, формировавшаяся под давлением Сталина, неадекватна сегодняшнему дню. Мир нуждается в другой наднациональной организации. Надо объединять не государства, а людей. Будущая организация должна базироваться на абсолютном приоритете прав человека и самоопределения. Обращаясь к переменам в России за двадцать лет, — продолжала она, -вспоминаю двустишие, которое написал Андрей Дмитриевич Сахаров по частному поводу, когда сменилось местное руководство в Ленинграде:

Сменил Гидаспов Соловьева,

А получилося . . . . .

Так получилось и с нашей перестройкой. Я глубоко благодарна Михаилу Сергеевичу, во-первых, за памятный звонок в Горький, а во-вторых, за преодоление инерции страха. А от прочего впечатление очень смешанное. Андрей Дмитриевич говорил: мы начали строить дом не с фундамента, а с крыши. Михаил Сергеевич, Ельцин и нынешний полковник не уважали абсолютного приоритета права. Михаил Сергеевич не уважал с точки зрения выборных правил, Борис Николаевич вообще плохо понимал, что такое право. Нынешнее положение демонстрируют два судебных процесса. Один — процесс Ходорковского — отражает неуважение права собственности. Как в анекдоте, где беседуют два бандита: «Смотри, плащ идет». «Там человек внутри.» «Ничего, вытряхнем». Второй — процесс Сахаровского центра (судят директора центра Юрия Самодурова, сотрудницу музея Людмилу Василовскую и поэтессу Анну Альчук). Это идеологический процесс. В новой пропутинской России решается, будет ли в стране светское государство или — «православие, самодержавие, народность». Как это произошло? От горбачевского освобождения от страха через непонятную ельцинскую эпоху (непонятно, за что голововать) к национал-социализму, выраженному в милитаризации сознания, миссионерстве, ложном патриотизме. И на этом фоне Запад приемлет болтовню полковника Путина о борьбе с международным терроризмом. Завтра в этом городе состоится демонстрация рядовых итальянских граждан против геноцида в Чечне. Мне бы хотелось, чтобы участники форума как-то на это откликнулись.

Назавтра и в самом деле у входа в военную академию стоял пикет молодых людей под плакатами радикальной партии с лозунгами против войны. Они вручали входящим в здание какие-то свои публикации. И после заключительной речи Михаила Горбачева Елена Боннэр попросила слова на одну минуту. Она сказала, что поскольку в России идет война, она хочет передать Михаилу Сергеевичу одно из антивоенных изданий. Михаил Сергеевич принял брошюру молча, никак не выразив свое отношение. И в эту минуту я услышал резкий голос сзади, из угла, ближайшего к президиуму:

— В России нет войны!

Если слух мне не изменил, это был голос журналиста Виталия Третьякова. Он угадал со своим уточнением как раз накануне четвертого за последнее десятилетие случая гибели всенародно избранного президента Чечни.

Форум работал не только в закрытых залах, параллельно шли публичные мероприятия. Одно из них — встреча творцов политики этого двадцатилетия: Михаила Горбачева, Гельмута Коля и Джулио Андреотти. Бывший канцлер Германии, ломавший вместе с Горбачевым Стену, сказал:

— Россия не ушла со страниц истории. Кто думал так, тот ошибся. Река найдет свой путь. Всё меняется, время течет быстро. Французы считают, что самые красивые женщины в Париже, но я знаю, что самые красивые женщины сейчас в Москве. Сегодня мы в том обществе, где не война решает, а культурные характеристики. Да, мы совершали ошибки. Ошибкой Запада было то, что многие не поняли того шанса, который дает перестройка. Но знаешь, Михаил, ты еще есть, ты еще можешь сказать Западу. Этот дух нового мышления должен сделать так, чтобы не было новых кладбищ солдат.

Хорошо сказал Гельмут Коль, красиво. Я посмотрел вокруг и увидел на лицах находившихся в зале людей то же, о чем подумал сам: после встречи прорабов нового мышления всем стало почему-то грустно.

Отто Лацис

«Русский курьер»

№ 488 2005-03-10

"Русский курьер"