(«Трибуна»). Впервые она вышла на сцену в 6 лет вместе с младшим братом. Леонид Марков, знаменитый артист театра и кино, к сожалению, ушедший 15 лет назад, хорошо знаком зрителям старшего поколения. А она по-прежнему продолжает удивлять. Недавно актриса с блеском сыграла Колдунью в «Ночном дозоре» и была номинирована на премию «Золотой Орел».

— Римма Васильевна, от кого вы подхватили театральный «вирус»?

— От отца, он был великолепным рассказчиком, все представлял в «лицах». Наша с Леней жизнь с младенчества связана со сценой. Школу окончили в Вологде, там, при театре, была студия, где мы занимались. А потом наш папа задумал переезд из Вологды в Махачкалу, путь лежал через Москву, и там мы с Леней показались великому режиссеру Берсеневу. А перед новым, 1948 годом получили вызов в Москву, в студию при Театре ленинского комсомола. Папа в дорогу нагрузил нас грушами. Сказал, продадите на рынке — будут деньги. Мы сдали вещи в багаж и отправились на Центральный рынок, но опыта торговать не было. Груши растащили, а оставшиеся мы съели сами. Ночевали на вокзале, но мы очень хотели учиться, и мы поступили.

— Почему вас называли «фаворитами Берсенева», он вам покровительствовал?

— Да, стипендий не было, он ввел нас во вспомогательный состав труппы. Платили 410 рублей, но за две койки надо было отдать 400 рублей. Узнав, что мы живем на вокзале, Иван Николаевич распорядился, чтобы нам выделили каморку под лестницей. В ней с нами на одной лежанке спал Кеша Смоктуновский, которого я вытащила из Махачкалы. Привела к Серафиме Бирман: «Возьмите, он очень талантливый». Его взяли. Но, знаете, мне было обидно, когда Кеша, став знаменитым, ни разу не обмолвился об этом. Берсенев отдал нам свои талоны на обеды в ресторан Центрального дома литераторов. Обедов было тридцать, мы делили их поровну, день обедала я, день Леня. В театр привозили картошку, по 8 килограммов на артиста. Валечка Серова отдавала нам свою часть. А Татьяна Окуневская приносила земляничное мыло, очень пахучее. Царский подарок по тем временам — все равно, что сейчас парфюм от Диора. Мы жили одним театром, нам не приходило в голову жаловаться на трудности.

— Ваш брат рано стал знаменитым, вы не ревновали его к успеху?

— Я им гордилась. Леня был красавцем, высокий, сильный, с яркой мужской харизмой. Сейчас много хороших актеров, но они, извините за грубость, без половых признаков. А от Лени веяло такой мужской силой, что женщины ему проходу не давали. Но брат пил. Сыграет того же Арбенина, идет домой от театра Моссовета до Киевского вокзала, где жил, и не может успокоиться, все роль не отпускает. Дома выпьет 150 граммов, успокоится. Завтра еще 150, послезавтра тоже. Умер от рака. Я корю себя, что недоглядела, не отправила вовремя в больницу.

— Вы проработали в Ленкоме 18 лет. Почему ушли, кино перетянуло?

— Вскоре, после того как умер Берсенев, меня сократили. Я всерьез думала покончить с жизнью. Актеры написали письмо в ЦК партии. Меня восстановили, но я почти сразу подала заявление об уходе.

— Многие актрисы, как пишет в своей книге Лидия Смирнова, не стеснялись предлагать себя кинорежиссерам, а вы?

— Нет, я этого никогда не делала. «На экран через диван» — это не по мне. Хотя многие актрисы действительно этим пользовались. Но уходили их режиссеры, и они оставались без ролей. А я до сих пор снимаюсь.

— Но ведь у вас случались романы с известными, влиятельными людьми. За вами, говорят, ухаживал Марк Бернес?

— Он увидел меня на пляже в Махачкале, где я гостила у родителей. Мы с Леней оба рослые, стройные, но ходили в тряпье. А тут пляж, купальник. Признаться, я и сама была удивлена, что у меня, оказывается, красивая фигура, длинные ноги да еще светлая коса до пояса. Я блондинка от природы. Бернес был тогда не женат, видимо, я его пленила. А на меня он не произвел впечатления: коренастый, с животиком. Мне было едва за двадцать, я на таких и не смотрела. В Москве он передал мне через знакомых, что у него серьезные намерения, но меня это не интересовало.

— Что вам мешало в отношениях с мужчинами — слишком независимый характер?

— Для меня никогда не стояла проблема выйти замуж. Мой брат удивлялся: ей делают предложения, а она отказывается. Разговаривали-то с Леней, я не очень до себя допускала. Если я не влюблена, какой разговор? Вот если сердце екнет, тут я не устою.

Отца своей дочки я полюбила без оглядки, если решилась родить в 34 года. Он был музыкант, баянист, работал аккомпаниатором у Руслановой. Но алкоголик. Поженились, все было нормально. А когда я была на восьмом месяце беременности, он запил. Я выдержала два года и ушла.

— Почему не задался ваш брак с испанским бизнесменом?

— Скажу честно: не любила. Я была на фестивале в Сан-Себастьяне с фильмом «Бабье царство», там Антонио меня и увидел. Он красиво ухаживал, с цветами, подарками. А мне было уже за 40, подруги говорили: не упусти, я и рискнула. Он был потрясающий любовник, а после и поговорить не о чем.

— Не жалеете, что не уехали с мужем на его родину, жили бы себе на собственной вилле в окружении апельсиновой рощи?

— А на черта мне это нужно?! Родину и родителей не выбирают. Они там за границей все с тоски умирают, потому что такого общения, как у нас в России, нигде нет. Я не сравню никогда нашего самого затрапезного быта с их благополучием. У меня был период, когда мне было очень плохо. Нонна Мордюкова, моя подруга, советовала: напиши Антонио, что нуждаешься, он поможет. Но я никогда ни на кого не рассчитывала, только на себя.

Я влюбчивой была, а уж если влюблена, то умирала от этой любви, но я никогда не искала выгоду от мужчины. Все мои романы бескорыстные. Я всегда уходила первой, если мужчина не оправдывал моих надежд — не в смысле постели, не таких уж мы африканских страстей. Не терпела скучных, жадных, лживых.

— Римма Васильевна, похоже, вы не только с мужчинами ведете себя так жестко, но и с подругами. Ходили слухи, что вы в одночасье разорвали свою многолетнюю дружбу с Нонной Мордюковой. Что не поделили — успех или поклонника?

— Помните, был клип, где мы с Нонной Мордюковой в оранжевых жилетах идем по шпалам? Она не могла пережить, что меня хвалили. На съемках клипа, где мы моем ребенка, вижу — «катит бочку» на меня, а я не пойму, в чем дело? Режиссер Денис Евстигнеев говорит: «Нонна Викторовна, возьмите ребенка на руки». Малый упитанный такой, а у Нонны рука побаливала, она накануне упала на лестнице. Говорю, давайте я возьму. Я повыше, а у Нонны рука болит. Она как взвилась — зачем я ее больной назвала?! Кое-как сцену досняли, а после мы четыре года не разговаривали, это в нашем-то возрасте. Нонне тоже 80 в ноябре будет.

Год назад, накануне новогодних праздников, снимаю трубку: «Римма, мы уже скоро умрем, прости меня, мне так тебя не хватает». Я быстро сказала: «Я тебя прощаю». Теперь мы с ней по 40 минут по телефону разговариваем. Да, я жесткий человек, обид никому не прощаю, только ей, единственной, приоткрыла заслонку. А откуда жесткость? Я всю жизнь тяну воз — на моих плечах были мать с отцом, забота о брате, который пил, менял жен. Дочка упрекает, что я мало ей уделяла внимания. А когда? Я моталась по стране, деньги зарабатывала, чтобы у нее все было. А что я могу сейчас? У меня пенсия 2516 рублей. Поэтому, пока здоровье есть, не отказываюсь ни от какого заработка, чтобы лишний раз внука порадовать подарками. Феде 10 лет, чудный мальчик, моя радость.

Я не сюсюкаю, не распускаю слюни, бываю резкой. Устаю — я ведь старый человек, как бы хорошо ни выглядела. Зять мне говорит: «Какие 80, вам 50! Не больше!» Причем с такой обидой, мол, зажилась.

— Римма Васильевна, а зять прав, вы в самом деле выглядите гораздо моложе 80-ти. Поделитесь, как вы с возрастом боретесь.

— Я ем раз в день, но плотно, завтрак и ужин пропускаю. В прихожей у меня турничок висит, каждый день подтягиваюсь. Я — актриса, спину надо держать!

Беседовала

Нелли ПРОТОРСКАЯ

НОМЕР ОТ: 03 МАРТА, 2005 ГОДА

"Трибуна"