Большой театр всегда в центре общественного внимания. Его привыкли воспринимать как хранителя патриархальных традиций и классических заветов, но сегодня один из главных музыкальных домов Европы решился на полную реконструкцию. О том, что ждет зрителей и горожан во время предстоящей гигантской стройки на Театральной площади, чем закончится крупнейшая за последние полтора века реконструкция исторического здания, о художественной стратегии и трудноразрешимых проблемах театра рассказали на традиционном «Деловом завтраке» в «РГ» руководители Большого театра России — генеральный директор Анатолий Иксанов и музыкальный руководитель, главный дирижер Александр Ведерников.

Путь к финансовому прогрессу — Два года назад, когда вы были в редакции нашей газеты, мы задавали вопрос: как просить деньги на культуру, чтобы тебе не только не отказали, но и сочли за честь их дать? С той поры вы усовершенствовали это искусство? Анатолий Иксанов: Надеюсь, да. За это время сформировался Совет попечителей Большого театра, и одна из его обязанностей — финансирование наших проектов. Поддержка Совета попечителей измеряется сегодня в миллионах долларов. У театра появились также серьезные партнеры: BMW, концерн «Роял Датч/Шелл». Это долгосрочные проекты, рассчитанные на несколько лет. Поэтому у нас теперь есть возможность более четко и спокойно планировать свою жизнь. — А государство как главный попечитель Большого театра выполняет свои обязательства перед вами? А. И.: С 2000 года бюджет Большого театра вырос в четыре раза. И львиную долю этих денег дает нам государство. Серьезной поддержкой оказалось и введение президентских грантов. Мы получаем их второй год. Это около 8 миллионов долларов, которые идут исключительно на заработную плату творческого персонала. — Какова доля в вашем бюджете попечителей и государства? А. И.: По сравнению с государством их доля невелика — 3 миллиона долларов. Но на эти деньги мы можем выпустить три полноценных оперных спектакля. — Сейчас все театральные люди России обеспокоены проектами грядущих перемен. Как вы относитесь к идеям реформирования театральной системы страны? А. И.: Моя точка зрения проста: Большому театру 229 лет. Не трогайте его. Не улучшайте. Мы сами знаем, как и что делать. Время заставляет меняться всех. Поэтому глупо говорить о том, что с завтрашнего дня одни театры по приказу будут актуальными, другие — музейными. Должно быть две системы. Первая: репертуарные театры, которые зарекомендовали себя на протяжении многих лет, и вторая — условно говоря, переменная часть. Допустим, в начале 90-х появилось множество новых театральных коллективов. И эти театры должны существовать, чтобы творческие люди имели возможность экспериментировать. А в том, что переменная часть будет оказывать влияние на репертуарный театр, нет сомнения. Строительство цивилизации — Ключевой вопрос сегодня — большой строительный сезон Большого театра. Не боитесь растерять труппу за время ремонта? А. И.: Это главная задача, которая встанет перед руководством театра после закрытия старого здания. Конечно, мы будем делать все, чтобы максимально сохранить труппу и репертуар. Часть спектаклей, идущих на основной сцене, мы решили адаптировать для Новой сцены. Это оборудованный по европейским стандартам театр, но он рассчитан не на 2000 мест, как основное здание, а на 860. И сцена здесь поменьше. Некоторые спектакли — «Борис Годунов», «Спартак» — просто невозможно сюда перенести, и мы планируем показывать их в Кремлевском дворце. К сожалению, с закрытием старой сцены теряются основные наши доходы. Это значит минус 8 миллионов долларов. Стало быть, грядет сокращение штатов. — Когда вы планируете закрыть основную сцену? А. И.: Мы готовы закрыться 1 июля. Но не все от нас зависит. Мы даем только техническое задание: каким мы хотим видеть театр после реконструкции. А финансирование, проведение конкурсов на генерального подрядчика, контроль расходования бюджетных средств — все это осуществляет Федеральное агентство по культуре и кинематографии. — Подготовка к стройке уже началась. Где собираетесь хранить декорации и реквизит? А. И.: Мы арендовали специальные помещения и уже перевезли туда часть декораций на временное хранение. Важно, что помимо реконструкции основного здания мы будем проводить и реконструкцию старого складского комплекса. На улице Плеханова, где он находится, уже снесены старые здания и строятся новые. Всю работу планируем завершить за два года. В обновленном комплексе предусмотрены компьютерные технологии хранения декораций с ячеечной системой контейнеров, где можно будет просто нажать кнопочку, например, с названием «Хованщина» — и роботы вынут именно эти декорации и костюмы. — В проекте реконструкции есть еще какие-то необычные технические решения, или все эти новшества — норма для современного театра? А. И.: Мы ориентируемся на последние разработки в области освещения сцены и эксплуатации подъемно-опускных площадок, планируем использовать дистанционное управление оборудованием. Но главное для нас — артисты. Сегодня они работают в ужасающих условиях: гримерки переполнены, душевые — на этаже. В Большом театре ничего не менялось полтора века! К тому же в 1856 году в Большом театре было 150 артистов, а сегодня — около тысячи. Поэтому необходимо создать современные условия для артистов и для зрителей. В здании появятся и система кондиционирования, и специальные лифты, и подъезды для инвалидов. — Тогда вы станете, очевидно, одной из первых цивилизованных организаций в нашей стране. Скажите, а для вас как директора и как жителя Москвы лучше, чтобы гостиницу «Москва» строили или нет? А. И.: По мне лучше бы не было гостиницы «Москва». Во-первых, какие пространства и вид на Кремль открываются! Во-вторых, в новом отеле будут невероятные цены, и мы уже не сможем селить там гастролеров, как прежде. Поэтому строительство «Москвы» ничего не улучшает для нас и не решает главной проблемы города — отсутствия нормальных трехзвездочных отелей. — А проблема парковки будет как-то решаться? Не секрет, что машину сейчас приходится ставить прямо на площади. А. И.: В связи со сносом и строительством гостиницы «Москва» на всей территории за памятником Карлу Марксу будет подземная стоянка. За ЦУМом строится новый комплекс — там тоже будут стоянки на три уровня под землей. Решено, что и под Театральной площадью выделят территорию для парковки автомобилей, появятся подземные переходы из метро к ЦУМу, Большому, Малому театру. — А какие существуют гарантии, что при таком глубоком бурении здание театра не даст трещину — ведь эти опасения есть? А. И.: Это проблема. Мы все время думали о том, что нужно сделать хорошую сцену, хороший зрительный зал, а выяснилось, что главное — сделать хороший фундамент. Вокруг нас — притоки Неглинки, и как они себя поведут — никому не понятно. Например, Речфлот, который находится за нами, начал строить в подвалах коммерческий комплекс, и сразу пошла вода. По сей день ее не могут остановить. И есть опасность, что Большой театр может просто провалиться, потому что твердые породы в этом месте находятся на глубине двадцати с лишним метров. Чтобы сохранить здание, летом была разработана новая система укрепления фундамента: под давлением на глубину 22 метра вводятся сваи. Дальше по всему периметру театра строится так называемая стена в грунте. Тоже на глубину 22 метра. Но уже появилась новая проблема: мы еще не начали бурить, а на Молодежном театре пошла трещина. — А другой ваш сосед — Малый театр? А. И.: Малый театр занимался в свое время укреплением фундамента. Между прочим, когда там проводили эти работы, вода стала поступать в подвалы Большого театра. Так что можно представить, какая сложная ситуация на этом пятачке. Сегодня появился план параллельной реконструкции Молодежного и Большого театров. — До вас болезненный путь реконструкции прошли «Ковент-Гарден» и «Ла Скала». Вам пригодился их опыт? А. И.: Конечно. С того момента, когда закрылся «Ла Скала», я постоянно приезжал туда, консультировался с главным инженером. Но должен сказать: мы во всем уникальны. Объемы реконструкции «Скалы» по сравнению с Большим в десять раз меньше. Это связано и с размером здания, и с ситуацией в грунтах, и с особенностями реставрации. Большой театр один из самых богатых. У нас одного золота сколько! К тому же, у нас островное положение в городском ландшафте, нам некуда двигаться, кроме как в грунт. — Неужели «Речфлот» невозможно было подвинуть в другое место? — В 1940 году был проект архитектора Жолтовского, по которому здание театра расширялось и включало в себя здание Речфлота. Но помешала война. А сегодня оказалось, что охрана памятников настолько сильна, что преодолеть их позицию нам не удалось. Занавес по миру не пустим — А что будет со знаменитыми колоннами Большого театра? А. И.: Почему-то, когда заговорили о нашем внутреннем портике, все решили, что мы собираемся снести эти знаменитые восемь колонн. А речь идет о портике Бове, который замурован не на главном, а на северном фасаде и который никто с 1856 года не видел. Как только произошел пожар, этот портик замуровали. Уже тогда было понятно, что здание маленькое и что закулисной части и сценического пространства не хватает. Поэтому здание попытались расширить за счет портика. Сегодня публичный скандал по поводу портика затеяла некая реставрационная компания, которая, как это всегда бывает, проиграв тендер на реконструкцию и проектирование, попыталась завалить тех, кто выиграл. Мол, какое безобразие — разрушают исторический памятник! А общественное мнение решило, что мы сносим фронтальные колонны. — Что, кстати, будет со знаменитым золотым занавесом и советским гербом? У вас не возникала идея аукциона? А. И.: Конечно, нынешний занавес мы будем менять, потому что он попросту стар. Хотя и с огромным количеством золотой нити и весит несколько тонн. Наша точка зрения такова: нужно повторить этот занавес, только вместо Герба СССР должен быть Герб России. Посол Германии предложил нам разрезать исторический занавес на кусочки и продавать их в рамочках. Идея хороша, но не для России. Во-первых, в занавесе золотая нить. Возникнут вопросы: сколько метров продано, сколько ушло налево? Начнутся проверки, комиссии. Во-вторых, сразу возникнут разговоры, что Большой театр с ума сошел — национальное достояние пустил с молотка. Потом, я не думаю, что мы на этом много денег сможем заработать. Деньги приходят и уходят, а честь… Нет худа без добра — В период реконструкции Большой театр будет вести активную гастрольную жизнь. Балетная труппа постоянно выезжает и сейчас, а какие перспективы у оперной? Александр Ведерников: Нельзя не заметить, что общая тенденция в мире такова: практика гастролирования оперных трупп неуклонно сжимается. Опера — наиболее затратное искусство. И в результате общих экономических процессов гастроли становятся все более затруднительными для театров. Конечно, на период реконструкции гастроли нашей оперы и симфонического оркестра являются приоритетными. Мы планируем выступление оперной труппы летом 2005 года на фестивале в Любляне, потом в Швеции, в августе — на Афинском фестивале. В более отдаленных планах — гастроли Большого театра после 30-летнего перерыва на сцене «Метрополитен-опера» в 2006 году. — А почему вы решили встретить 60-летие Победы в Самаре? А. В.: Хотя бы потому, что наш театр во время войны находился там в эвакуации. Кстати, именно там оркестр Большого театра впервые исполнил Ленинградскую симфонию Шостаковича. Она и прозвучит в праздничном концерте. — А что планируется в Москве? Ведь на празднование Победы приедут главы многих государств. Куда они пойдут 9 мая? А. И.: Если пожелают — то на «Спартак». К сожалению, 60-летие ветераны встретят не на фоне традиционного фасада Большого театра, который к этому времени будет уже закрыт. А. В.: Хочу подчеркнуть, что во время реконструкции мы будем много гастролировать именно по России. В июне поедем в Калининград, потом в Петербург. Планируются гастроли в Ростове-на-Дону. Хотелось бы оживить зачахшую филармоническую деятельность в этих регионах. В наших планах есть еще один проект. По просьбе Большого театра сделали анализ площадок страны, на которых мы могли бы показывать свои спектакли. Оказалось, их по всей России — 34. Мы планируем выступить во всех этих городах. Появилась целевая программа «Большой — России», которую Федеральное агентство будет финансировать дополнительно. — Выходит, что реконструкция вернет Большой театр России? А. И.: Выходит — так: нет худа без добра. Опера по заказу — На ближайшие годы о премьерах придется забыть? А. В.: Ни в коем случае. У нас есть Новая сцена, которая продолжит работать. Сейчас в среднем мы выпускаем семь спектаклей в год — 3 балета и 4 оперы. Когда основная сцена закроется, в таком режиме работать не удастся. Но четыре-пять постановок мы все равно рассчитываем выпускать. Эстетика Новой сцены, конечно, отличается от основной, поэтому мы сознательно отказались от переноса сюда некоторых спектаклей со старой сцены. И возникла идея новых постановок опер отечественного репертуара. В следующем сезоне на Новой сцене появится спектакль Дмитрия Чернякова «Евгений Онегин», а в 2007 году мы с Александром Сокуровым впервые поставим авторскую редакцию «Бориса Годунова». — Одна из ближайших премьер Новой сцены — опера Леонида Десятникова «Дети Розенталя» по либретто Владимира Сорокина. Как вы подразумеваете существование такой авангардной вещи в Большом театре? А. В.: Эта премьера состоится 23 марта, Эймунтас Някрошюс уже приступает к репетициям. Произведение, на мой взгляд, получилось очень интересное. Текст и партитура носят как раз не авангардный, а скорее ностальгический характер. Так что брутального Сорокина вы там не найдете. Либретто стилизовано под тексты XIX века. Есть аллюзии к операм Римского-Корсакова. Вообще, хочется, чтобы проект получился. Потому что театр столько лет не заказывал новых опер! У нас даже была идея создать конкурс на создание новых сочинений. — Конкурс готовых партитур? А. В.: Скорее, конкурс концептов и музыкальных фрагментов, по которым можно будет составить мнение. А. И.: Как в случае с Десятниковым: он показал первую часть, нас устроило. И он продолжил работу. — В связи с ремонтом вы планируете выпускать премьеры своими силами или продолжите сотрудничество с ведущими дирижерами, хореографами мира? А. В.: Наш принцип: спектакли должны выпускаться разными командами. Эта практика будет продолжена. Ближайшая премьера, которая нас ожидает, — «Фальстаф» Верди. Пример тесного сотрудничества с «Ла Скала». — Опять перенос? А. В.: Да, это арендный спектакль, замечательная работа Джорджо Стрелера. Мне иногда приходится читать в газетах, что практика арендных спектаклей вытекает из беспомощности творческого руководства. Но, кроме очевидной экономической выгоды для театра, кроме того, что это принятая во всем мире практика, для нас особенно важно, чтобы российские зрители смогли увидеть выдающиеся классические спектакли. «Дело» Большого театра — У вас нет желания воспользоваться ремонтом, чтобы что-то поменять и в самой организации театрального дела? Ведь Большой в последние годы критикуют много, и часто справедливо. Хотите ли вы внедрить, например, контрактную систему? А. В.: Безусловно, гибкие формы взаимоотношений между театром и солистами труппы необходимы. У нас, например, существуют три категории солистов: штатные артисты, певцы, с которыми мы постоянно сотрудничаем, и люди, приглашенные на конкретные выступления. Но действующее трудовое законодательство не предусматривает подобной гибкости взаимоотношений. По закону мы можем держать человека только в штате. Причем пожизненно. А. И.: Новый Трудовой кодекс, который был принят 1 февраля 2002 года, дал право на заключение срочных трудовых контрактов. Но как только мы начали это делать, первый же человек, с которым не продлили контракт, подал на нас в суд. Поэтому, когда Галина Вишневская говорит: пора перейти на контрактную систему, она права. Только мы ничего не можем сделать. — А что препятствует приглашению мировых звезд для участия в постановках Большого театра? А. И.: С точки зрения законодательства здесь никаких препятствий нет. Именно в этом случае огромную роль играет Совет попечителей. Мы приглашаем очень известных режиссеров, хореографов, художников, и это стоит больших денег. Если бы я платил эти деньги из бюджетных средств, то первая же ревизия сказала бы: вы что, с ума сошли? Это нецелевое использование бюджетных средств! В данном случае гонорары берет на себя Совет попечителей и перечисляет целевым назначением. А. В.: Все-таки ограничения есть. Если бы существовал какой-то паритет в гонорарной части между нами и Европой, было бы легче. Кроме того, существуют трудности с приглашением артистов. Даже из Украины. Потому что другое налогообложение. На работу мы их взять не можем из-за квоты. И где им жить? — Кстати, как вы решаете эту проблему? Снимаете приглашенным артистам квартиру? А. И: Вот типичная ситуация. На постановку приезжает художник из Грузии. Мы снимаем ему квартиру. Его останавливает на улице милиционер: ваша регистрация? А хозяйка говорит: извините, с какой стати я должна ее оформлять! Раз остановят, два. Мы идем в посольство Грузии и просим: помогите. И каждый раз возникает одна и та же проблема. — Время от времени всплывают судебные иски то в Израиле, то в Америке по поводу незаконного использования марки Большого театра. А. И.: Таких случаев стало меньше. Но здесь тоже есть проблема, которую Большой театр самостоятельно решить не может. Например, в Канаде заявлены гастроли «труппы Большого театра». Привозят спектакль «Севильский цирюльник». А у нас такой оперы и в репертуаре нет. Мы, естественно, готовы обратиться в суд с иском. Но канадское судопроизводство строится таким образом, что мы должны внести аванс. В случае, если мы выигрываем, нам его вернут. Но по российскому законодательству я не имею права осуществлять подобные валютные операции. Значит, я не могу переслать в Канаду восемь или десять тысяч долларов аванса. Стало быть, я не могу судиться. Конечно, в этой ситуации мы пишем в местные газеты, на местное радио. Но на том же русскоязычном радио вдруг сообщают, что названный коллектив пытается отменить гастроли, потому что не сговорились с Большим театром о процентах. Это клевета. И я опять должен подать в суд, и опять не могу. Танцы с Анастасией и без — Наших читателей интересует, в каких спектаклях будет занята Анастасия Волочкова? А. И.: Волочкова в штате. В течение этого сезона ее раз восемь назначали на партии, которые на взгляд балетного руководства она может танцевать. Это Мирта в «Жизели», Повелительница Дриад. Но каждый раз Волочкова приносит справку, что она больна. Если она не будет танцевать в этих спектаклях, значит, будет просто числиться в труппе, получать заработную плату и занимать место, на которое мы могли бы пригласить другую исполнительницу. — Как вы оцениваете нынешнее состояние балета Большого театра? Известно, что в Лондоне была неоднозначная реакция на «Ромео и Джульетту», к примеру. Во время американских гастролей пресса была уважительная, но привычного восторга тоже не было. С чем вы это связываете? А. И.: С большим разрывом, который существует и у нас в стране, между восприятием критики и публики. А. В.: В Лондоне есть балетный критик Клемент Крисп, который видел еще Уланову. Он не признает никакого балета, если танец не на пуантах. Он пишет первый: «О! Что это? Разве это балет?!». И все, понеслось… А. И.: А лондонские зрители с восторгом принимали этот спектакль. На страницах газет, в лучших традициях наших прежних времен, развернулись дебаты. Зрители опровергали: кто освистал спектакль? Я его видела, он отличный! Все-таки на Западе Большой театр воспринимают традиционно — только классический балет, и ничего другого. Они уже наелись авангарда, а мы, конечно, отстали в современном танце. — Но «Раймонду» в Америке упрекали как раз за архаику? А. И.: И в то же время в Бостоне удивлялись, почему мы не привезли «Ромео» — мол, в Большом театре считают, что мы совсем ни в чем не разбираемся? — Сейчас в мире бум барокко. А в Большом в этом смысле тихо. А. В.: Видите ли, мало ли что хочу поставить я или что хотят от меня услышать. Я прекрасно понимаю, что сегодня реально, а что нет. Конечно, надо все время идти на полкорпуса впереди ожиданий. Но мне кажется, что барокко лучше заниматься тем театрам, в национальной культуре которых оно органично. Они могут пригласить специалистов барокко или взять вместо своего оркестра ансамбль аутентичной музыки. В нашей ситуации это затруднительно. Поэтому мы выбираем другие направления. Оперу ХХ века, в частности. У каждого свои приоритеты. А. И.: В жизни Большого театра был период, когда выпускали одну, максимум две оперы в сезон. И настал момент, когда просто необходимо стало пополнить репертуар именами корифеев ХХ века. Мы поставили «Огненный ангел» Сергея Прокофьева и «Похождение повесы» Игоря Стравинского. Мы обязаны иметь в репертуаре такие имена и оперы. Хотя, конечно, я как директор все время спрашиваю: когда будет «Риголетто»? Большой хеппи-энд — В ваших мечтах уже брезжит название, которым вы откроете обновленную сцену Большого театра? И знаете ли вы, когда это случится? А. В.: Была идея открыться «Войной и миром» Прокофьева. Тем более что грядет юбилей войны 1812 года. Но эту идею перебил Мстислав Ростропович. Он сказал, что хотел бы именно сейчас поставить в Большом театре «Войну и мир», потому что у него мало времени и он не может ждать окончания реконструкции. Так что будем придумывать что-то другое. А. И.: Есть еще одна проблема. Если бы мы знали, что 1 января 2009 года театр точно откроется! Мы ведем переговоры с великими дирижерами и постановщиками. Но они хотят ставить только на основной сцене. Мы договариваемся с Даниэлем Баренбоймом: давайте вашим спектаклем откроем основную сцену. Он согласен, но спрашивает: «Когда?» А что сегодня на это ответишь? «Российская газета» №16 (3685), 28.01.05