В восьмидесятых ГОДАХ прошлого века процесс подстегивала господствовавшая тогда концепция, согласно которой так называемые неперспективные деревни подлежали ликвидации, а их население в приказном порядке свозилось на центральные усадьбы колхозов и совхозов. А вот конец двадцатого века — это уже не планово-директивное, а естественное умирание населенных пунктов.

Справедливости ради надо сказать, что доля сельского населения в области, по данным последней переписи, с 1989 года не изменилась и составила 19,4 процента. Этому способствовали два фактора. Во-первых, активная миграция людей из стран ближнего зарубежья. Во-вторых, молодые сельчане сегодня работают в близлежащих городах и снимают там жилье, а формально зарегистрированы они по-прежнему на своей малой родине, так как им не под силу обзавестись постоянным жильем по месту работы. Так что реальная цифра численности сельского населения в области практически никому неизвестна.

А вот то, что известно, уже дает основания для того, чтобы бить во все колокола. Средний размер сельского населенного пункта сегодня — около тридцати дворов. Из них реально заселены менее десяти. Остальные или куплены дачниками, или пустуют.

Реально работают на земле сегодня лишь личные подсобные хозяйства, тогда как многие колхозы обанкротились. Кстати, 58 процентов молока и 94 процента картофеля дают сейчас именно ЛПХ. Но средний возраст глав таких хозяйств или приближается к шестидесяти годам, или уже зашкаливает за эту отметку. Пройдет еще пять, максимум семь лет, и они вынуждены будут отойти от активной деятельности. Причем произойдет это практически в одночасье. И вряд ли кто-то придет им на смену.

Никто не придет и в «общественное производство», которое, утверждают специалисты, к 2010 году окажется у рубежа, когда пахать и сеять, кормить и доить скотину будет уже некому.

А пустующие села сегодня активно занимают переселенцы из стран СНГ, укореняются в них, создают автономные национальные землячества, заводят здесь свои порядки, заставляя подчиняться им не только аборигенов, но и представителей местной власти. В Елховском районе, например, райотдел милиции в упор не хотел, видеть колонизацию села Сухие Аврали азербайджанцами, не имеющими никаких документов и не желающими их получать. В результате дело дошло до массовых драк с применением оружия.

И этот район, явочным порядком меняющий свой национальный и культурный облик, в области, к сожалению, не единственный. Свои мощные национальные диаспоры появились, к примеру, в населенных пунктах Кинельского и Борского районов. А в одном из райцентров армянская диаспора, скажем так, руководила местной паспортно-визовой службой, начальник которой незаконно выдал около четырехсот российских паспортов тем, кто не имел никакого права их получать.

Паспорта-то мигранты иногда получают, порой даже и по закону. А вот наладить нормальную работу, организовать их занятость в российской глубинке очень непросто. Поэтому мигранты из так называемых государств СНГ пока что просто паразитируют на остатках прежней материально-технической базы села. И как только остатки былого благополучия деревни исчезнут, мы можем стать свидетелями возрождения самых примитивных систем земледелия и таких же общественных отношений.

Есть и еще одна опасность. Рождаемость в семьях переселенцев едва ли не на порядок выше, чем в российских. А это означает, что уже в самом недалеком будущем у нас появится большая и постоянно бедствующая прослойка, не получившая даже минимального образования и вдобавок ко всему плохо владеющая русским языком.

А потому не стоит отмахиваться от раздающихся уже сегодня предупреждений о том, что область, расположенная практически вплотную к азиатским странам, может повторить печальную судьбу югославского Косово.

Заместитель министра сельского хозяйства и продовольствия Самарской области Михаил Чернышов, к примеру, считает, что «одним из выходов в данной ситуации является создание современных рабочих мест для сельчан вроде молочнотоварных ферм и других сельхозпредприятий». В качестве примера он обычно приводит Новокуровскую МТФ. Действительно, на этой ферме работает только образованная молодежь, которая попадает на нее, пройдя через жесткое сито отбора. И за такими предприятиями — будущее. С этим никто не спорит.

Российская деревня — уходящая натура?

Но село — это не только рабочая среда, но еще и среда обитания. То есть в деревне должны быть созданы условия для нормальной жизни, даже по городским стандартам.

А вот с последним дела обстоят неважно. Доходит до того, что негде учиться детям. Ликвидация малокомплектных школ, курс на которую областное министерство образования проводит с изяществом слона в посудной лавке, по мнению председателя комитета Самарской губернской Думы Николая Мусаткина, приводит к тому, что родители, не желающие, чтобы их дети дважды в день рисковали жизнью во время многокилометровых автобусных переездов в школу и домой на разбитых машинах и по таким же дорогам, покидают родные села.

Все меньше остается в глубинке и мест, где можно получить медицинскую помощь. Сельские больницы закрываются одна за другой по причине их низкой рентабельности. В фельдшерско-акушерских пунктах некому работать из-за постыдно низкой зарплаты, которая сегодня почти в три раза ниже прожиточного минимума. В результате абсолютно со всеми, даже порой самыми пустяковыми болячками нужно ехать в райцентр.

А о сельских очагах культуры и говорить нечего. Их бедственное положение не лезет ни в какие цивилизованные рамки. Если раньше они существовали за счет хозяйств, то нынче на это у них просто нет денег.

Потому-то сегодняшние деревни и погибают. И, на наш взгляд, основное внимание для их сохранения, а значит, и для сохранения продовольственной безопасности, должно уделяться не капиталоемким проектам по развитию производства, а созданию достойной социальной инфраструктуры. Только это позволит сдержать отток коренного населения из наших деревень.

«Российская газета» № 13 (3682), от 26.01.2005. Валерий Кузнецов