"Новый мир" меняется со скоростью времени
Вчера старейший литературный журнал отмечал свое 80-летие. «Новый мир» — это гора, которую обтекают меняющиеся времена, нравы, эпохи, новые литературные направления, течения. Он все тот же — со знакомой каждому российскому читателю голубой обложкой, с той же размеренной внутренней структурой и рубриками (проза, стихи, публицистика, литературная критика), по-прежнему демократичный, склонный к христианскому либерализму, как и раньше, спокойно противостоящий своим академизмом сиюминутности, поверхностности, «пене дней». Упрекать подобный журнал в неактуальности — нелепо, для отклика на злобу дня существует ежедневная периодика, «Новый мир» рассказывает нам о непреходящих ценностях. Это вовсе не значит, что на сегодняшние проблемы журнал не откликается, откликается, и живо, и глубоко. При этом обладая достаточной волей и внутренним достоинством, чтобы не броситься вслед убегающей моде.
О жизни журнала мы побеседовали с его главным редактором Андреем Василевским.
— Все довольно неплохо представляют себе, что такое был «Новый мир» Твардовского, многие еще не забыли, чем являлся перестроечный «Новый мир» Залыгина, а вот что такое «Новый мир» эпохи Вячеслава Полонского, бывшего его главным редактором?
— В самый первый год существования журнала его возглавляли другие люди, но редактором, который, собственно, и сделал «Новый мир» «Новым миром», стал именно Полонский, руководивший журналом с 1926 по 1931 год. Уже в начале 1930-х «Новый мир» был признан общественностью главным, основным журналом тогдашней русской советской литературы. «Новый мир» как бы проводил «осевую линию», по отношению к которой могли позиционироваться и другие литературные издания. Именно Полонский заложил матрицу «Нового мира», и эта матрица оказалась настолько прочной, что просуществовала все восемь десятилетий. Алгоритм, заданный Полонским, так или иначе воспроизводился на протяжении многих лет, конечно, с поправкой на меняющиеся исторические обстоятельства.
— В чем суть этого алгоритма?
— Полонский собирал литературный, говоря современным языком, мейнстрим, и он сводил на одну литературную площадку «городскую» и «деревенскую» прозу. Тогда в журнале могли печататься Багрицкий и Пришвин, Шолохов и Мандельштам, Пастернак и Клычков, Пильняк и Алексей Толстой. В периоды оживления журнала этот алгоритм обязательно воспроизводился — в «Новом мире» печатались «деревенщики»: Залыгин, Белов, Астафьев и «западники»: Аксенов, Битов, Виктор Некрасов. Даже брежневские мемуары «Малая земля», «Возрождение» были пропущены сначала через «Новый мир». Брежнев не нуждался в этом, но это был знак того, как высоко ценит авторитет журнала даже высшая власть.
— Вы возглавили журнал в 1998 году, как это случилось?
— Сергей Павлович Залыгин, как и все предыдущие главные редакторы, был назначен, спущен сверху. С развитием перестройки устав редакции поменялся, и в какой-то момент Залыгин был уже добровольно избран редакцией главным редактором. Но в 1998 году пятилетний срок, на который его избрали, истек. Сергей Павлович баллотироваться отказался…
— Насколько мне известно, он в то время уже сильно болел?
— Залыгин физически был уже не в лучшей форме, но как писатель он продолжал работать непрерывно, писал рассказы, повести, статьи, так что как творческая личность он был очень продуктивен. Однако в «Новом мире» должности гендиректора и главного редактора совпадают. Главному редактору в условиях рынка приходится заниматься и довольно скучными, будничными, совсем не творческими вопросами. Восемь лет я был ответственным секретарем, то есть человеком, который изнутри знает, как делается журнал, и редакция остановилась на моей кандидатуре.
— Мой следующий вопрос связан с ролью публицистики в «Новом мире» — раньше это был, возможно, самый острый, самый читаемый раздел журнала. Теперь все изменилось: почему?
— Публицистика толстых журналов не может конкурировать с радио, ежедневными газетами, и даже очень сильная статья, опубликованная в литературном журнале, сегодня практически неслышима на фоне мощного хора других СМИ.
— Но СМИ, радио, телевидение существовали и прежде, однако тогда голоса толстого журнала они заглушить не могли. Что произошло?
— Прежде… Мы с вами живем в другой стране, изменился политический, экономический строй. Фактически мы пережили революцию. Любая попытка выстроить прямые параллели нашего нынешнего состояния с 1960-ми, 1970-ми годами и даже с периодом перестройки и гласности — методологически некорректна.
— Значит, сейчас ваше сильное место — художественная литература?
— Художественная литература и литературная критика.
— Да кто же сегодня читает критиков, кроме самих критиков? Критика давно не оказывает влияния на умы, на общественное сознание…
— Раньше критика оказывала влияние на умы, потому что была отчасти публицистикой. Сегодня существует много возможностей для прямого публицистического высказывания. Кроме того, раньше существовало единое, огромное читательское сообщество, на которое можно было влиять, сегодня оно исчезло. Возникло множество читательских островков со своими предпочтениями, кумирами.
— Как бы вы сформулировали смысл существования толстого журнала в культуре?
— Когда какая-то культурная институция существует достаточно долго, она приобретает самостоятельное культурное значение. Ну, например, Большой театр. Сам факт его существования намного важней того, кто сейчас главный режиссер и дирижер театра, насколько удачна та или иная премьера. В культуре должны быть некие стабильные, устойчивые институции, по отношению к которым новые течения себя позиционируют.
— Противники толстого журнала повторяют, что с тех пор, как издательское производство модернизировалось, необходимость в журналах отпала: можно купить просто книгу.
— Это касается только большой прозы. Действительно, издательство может выпустить роман раньше журнала и большим объемом, а мы вынуждены просить авторов сокращать вещь, чтобы втолкнуть ее в журнальный формат. И все же отказаться от публикации прозы большой журнал не может, это входит в его алгоритм. Но есть и другие жанры — поэзия, рассказы, развернутая литературная рецензия. Куда пойти поэту с циклом стихотворений, куда пойти автору рассказов с двумя рассказами, как не в толстый журнал? Так что если толстые журналы исчезнут, исчезнет и среда обитания целых жанров.
— В «Октябре» раз в год целый номер отдается молодым авторам. «Новый мир» этим не занимается и молодые таланты не ищет?
— «Новый мир» не ставит себе задачу печатать молодых просто за то, что они молодые. Хотя новые авторы, которые оказываются конкурентоспособны, у нас все время появляются. Таким открытием минувшего года стала критик Валерия Пустовая.
— Но разве это не естественная задача толстого журнала — искать новые имена? Издательствам не до того, а журналы как раз идеальная экспертная инстанция для этого?
— Существует немало проектов, которые специально этим занимаются. Это, во-первых, литературная премия «Дебют». Во-вторых, Форум молодых писателей в Липках, и толстые журналы — постоянный соорганизатор Форума. Но никогда «Новый мир» не будет печатать дебютантов только для галочки. Хотя в 12-м номере мы напечатали произведение финалиста «Дебюта» Игоря Савельева «Бледный город. Повесть об автостопе» с предисловием Ольги Славниковой. Просто потому что это хорошая повесть, а не потому что автор молод.
— Когда я бываю в редакции «Нового мира», я обычно встречаю здесь ваших подписчиков, которые приходят за свежим номером прямо в редакцию. Это всегда люди пожилые, молодое поколение вас не читает?
— Большая часть наших подписчиков — это люди, которые когда-то получили такую культурную прививку — читать толстые литературные журналы. Для молодого поколения толстый журнал представляет собой загадку. Молодым людям понятно, что такое газета, книга, глянцевый еженедельник, но что делать с ежемесячным толстым журналом, в котором есть и проза, и стихи, и статьи, и рецензии, они себе не представляют. Но когда та же молодежь заходит в нашу бесплатную интернет-версию, она чувствует себя гораздо привычней. Так что у нас две аудитории — молодые люди читают нас в Сети, пожилые читают бумажные номера. Именно поэтому, выставляя тексты в Интернет, мы понимаем, что конкуренции у нас с собой нет.
— «Новый мир», как и другие толстые журналы, невозможно купить нигде, кроме как в редакции — ни в киоске, ни в книжном магазине. Почему?
— Потому что сегодня нам выйти на рынок розничной периодики невозможно. Мы там не нужны, нас не хотят там продавать. Существует и другая проблема — состояние российских библиотек. Если бы хотя бы каждая третья библиотека в России выписывала «Новый мир», мы бы горя не знали. Но у библиотек нет средств, и читатели в провинции зачастую оказываются лишены свободы выбора: они не могут даже посмотреть, полистать журнал, так как в библиотеке его нет.
— По сравнению с тем же «Октябрем», отметившим в прошлом году 80-летие заметно и бурно, вы празднуете свой юбилей совсем скромно, почему?
— У нас в редакции аллергия на всякого рода юбилейщину, устраивать из юбилея перформанс нам не хотелось. Единственное, что мы сделали, — это разместили в двух первых номерах подборки «Мысли в пути», где наши авторы высказываются по поводу журнала, вообще толстых журналов, рассказывают о своих отношениях с «НМ».
— Значит, вы в пути?
— Журнал непрерывно движется, меняется, хотя и медленно, органично — со скоростью самой жизни.
Справка «РГ»
«Новый мир» выходит в Москве с 1925 года. Среди редакторов: Вячеслав Полонский (1926-1931), Константин Симонов (1946-1950, 1954-1958), Александр Твардовский (1950-1954, 1958-1970), Сергей Наровчатов (1974-1981), Сергей Залыгин (1986-1998).
Самый большой тираж — 2 миллиона 700 тысяч (1991), сегодняшний тираж — 8700.
Самые громкие публикации журнала:
Сергей Есенин. Черный человек (1925); Владимир Дудинцев. Не хлебом единым (1956); Александр Солженицын. Один день Ивана Денисовича (1962);
Чингиз Айтматов. Плаха (1986); Николай Шмелев. Авансы и долги (1987);
Андрей Платонов. Котлован (1987); Борис Пастернак. Доктор Живаго (1988);
Александр Солженицын. Архипелаг ГУЛАГ (1989); Людмила Улицкая. Сонечка (1993); Владимир Маканин. Кавказский пленный (1995); Михаил Бутов. Свобода (1999).
«Российская газета» №10 (3679), 21.01.05
*