(«РК»). Бедствие в Индийском океане, воспринимаемое в России с непонятной отстраненностью, затрагивает нас гораздо сильнее, чем кажется многим. И не только потому, что есть и у нас зоны, подверженные опасности цунами. Массовые катастрофы, от смертельных эпидемий и землетрясений до гибели «Титаника» и взрыва в Чернобыле, открывают людям глаза не только на особенности природы и техники – они открывают нам глаза на неполадки в социальном устройстве.

Наша страна пережила цунами не меньшей силы в 1951 году. Об этом редко вспоминают, во-первых, из-за господствовавшей тогда обстановки секретности, а во-вторых, потому что беда постигла малонаселенный район. Но в процентах к численности населения региона жертв было куда больше, чем в нынешней катастрофе на Индийском океане. Народная молва хранит память о тысячах жертв – а там и всего-то жили тысячи. Волна сильнее всего ударила по северной части Курильской гряды, и крупнейший там населенный пункт, город Северо-Курильск, был снесен в океан почти полностью. То же случилось и с ближайшими поселками.

Советскую цунами-службу учредили только после катастрофы 1951 года. И необходимыми знаниями местное население овладело после нее. А в тот час, когда пришла беда, были совершены все те ошибки, которые спустя полвека повторили жители Индонезии и других стран-жертв нынешней Волны века. Они не знали, что после землетрясения может случиться еще и цунами и потому следует на время подняться повыше от берега. Они не знали, что вдруг отступившее море – уже верный признак наступающей волны, и многие кинулись не в горы, а на обнажившееся дно, собирать рыбу. Они не знали, что удар может быть не один, и вторая волна бывает сильнее первой. Будь у людей все эти знания, жертв было бы гораздо меньше.

Лет сорок назад на Курилах был случай: цунами-служба по каким-то причинам не передала предупреждения, а волна – хоть и не катастрофическая, но все же опасная – пришла. Однако жертв не было. Люди уже знали достаточно, чтобы осознать угрозу, и во-время ушли с берега. Знающие ведут себя иначе, чем незнающие. Не уходит из памяти телевизионная картинка о цунами нынешнем. Чья-то видеокамера запечатлела момент: люди уже видят налетающую стену воды, но все еще не понимают, что именно они видят, не понимают, что жизнь от смерти отделяют секунды. Ошалело застыв, смотрят на приближающуюся смерть, когда надо бежать.

Вроде бы не наша забота все это. Можем посочувствовать, оказать посильную помощь, но в своем жизненном укладе нам ничего менять не надо. Так может показаться. И это будет ошибкой. Тот, кто хочет избежать подобных потерь в будущем, должен думать прежде всего о просчетах в социальной организации, которые дают о себе знать при любых катастрофах, от землетрясений до терактов. Ведь это факт, например, что в землетрясениях последних лет на территории СССР и России – будь то гибель Нефтегорска на Сахалине или Спитака в Армении – в нашей стране оказывалось в десятки раз больше жертв, чем в землетрясениях аналогичной силы, скажем, в Японии. И современные постройки японцев в сейсмоопасных районах надежнее наших, и служба спасения оснащена и организована лучше. Отвечать на подобные сигналы судьбы лишь административными реформами – все равно что лечить от плоскостопия человека с парализованными ногами.

Опыт катастроф напоминает о значении знания: хранения знания, передачи знания, использования знания. Смысл предупреждения человечеству, пришедшего со дна океана, гораздо глубже, скажем, идеи о создании цунами-службы или правильного размещения береговых построек в опасных зонах. Каков социальный статус и какова социальная функция сведущих людей? Кто принимает судьбоносные решения: знатоки или невежды? И самое главное: почему порой даже образованные люди не знают того, что вовсе не является секретом? Такое может быть лишь по одной причине: не знают, потому что не хотят знать.

Я не имею в виду отдельные случаи кадровых ошибок. К примеру, недавнее изречение Сергея Иванова о «талантливых балалаечниках» показывает, что этот человек лишен того, что можно было бы назвать политическим слухом, по аналогии со слухом музыкальным. Трудности с воинским призывом он не в состоянии оценить, исходя из общеизвестных фактов, как признак бесповоротного изменения социальной структуры общества и социальных условий жизни. А потому сводит решение проблемы к заведомо безнадежной административной мере: ликвидации отсрочек. Попутно он показывает непонимание основополагающего соотношения: армия есть средство защиты безопасности населения, будь то академики, шахтеры или балалаечники. А в глазах министра обороны, наоборот, население – лишь средство пополнения личного состава. Но как не может человек без музыкального слуха работать дирижером симфонического оркестра, так не может человек, страдающий политической тугоухостью, занимать главную политическую должность в Вооруженных силах страны. Он даже не догадывается, насколько настроил общество против армии. Одной фразой он нанес больший урон обороноспособности России, чем могли бы причинить полчища врагов.

Исправление кадровых ошибок не требует изменений в самой системе управления жизнью общества. Но избавление России от череды катастроф требует более сложных решений. Надо разобраться в том, почему некоторая часть политической элиты – и прежде всего та часть, которая сегодня у власти, — не желает знать очевидного.

Некоторых катастроф страна даже не замечает именно потому, что с трудом догадывается об их смысле. Не различаем происходящего на наших глазах, потому что пытаемся понять жизнь с помощью негодных, давно отживших критериев – как несчастные люди на берегу Индийского океана, которые видели цунами, но не понимали, что видят цунами. Не понимающих волна настигает.

Уж кажется нет недостатка в критике российского вмешательства в украинские выборы. Со всех сторон гремит: грубо действовали, не на того поставили, не надо было прежде срока дважды поздравлять, не следовало президенту России лично вмешиваться. Осуждается неуклюжесть действий, приведших к неудаче. Осуждаются потерпевшие провал «специалисты» по бюрократическому манипулированию, посланные на Украину Кремлем. Не обсуждается только поставленная российской политикой цель – тут вроде бы все в порядке. Цель же была вдвойне неприглядная: во-первых, сбить с европейского пути Украину, европейскую страну, во-вторых, заставить украинских избирателей подчиниться административному нажиму, отказавшись от собственной воли. Даже многие либералы молчаливо приемлют представление о том, что так было нужно в интересах России. А в интересах России было бы противоположное: использовать украинский импульс для того, чтобы самим продвинуться по тому же пути, пути европейской цивилизации.

Бывает и так, что людей сведущих просто отодвигают в сторону, даже если они остаются при своих должностях. Кто принимает в России решения, касающиеся всех нас, решения в области экономики? В правительстве есть для этого Александр Жуков, Алексей Кудрин, Герман Греф и другие специалисты, чья компетентность не вызывает сомнений. Их можно упрекнуть за недостаточное внимание к социальным последствиям экономических решений, за медлительность в проведении реформ, но за ними нет просчетов в экономической стратегии. Однако всем очевиден парадокс минувшего года: ухудшение всех основных макроэкономических результатов при неслыханно благоприятных объективных условиях. Как такое может быть? Очень просто: определяющие всю экономическую жизнь решения принимаются не в правительстве.

Германская газета подсчитала: «рыночная капитализация России» в 2004 году упала на 55 миллиардов долларов. Видимо, речь идет о потерях в биржевой стоимости акций российских предприятий. Это не какая-то условная величина, это отражение вполне реальных потерь вследствие ухода из российского бизнеса инвесторов – отечественных и зарубежных. Приобретения России от улучшения соотношения внешнеторговых цен (то есть подарок судьбы, не зависящий от усилий нашего государства) составили почти столько же – 54 миллиарда долларов – даже не за весь год, а только за 10 месяцев. Получить подарок в 54 миллиарда и после этого стать беднее на 55 миллиардов – это надо суметь.

Какие же решения нашего правительства привели к таким плачевным результатам? А никакие, если не считать некоторых узко направленных действий налоговой службы. Формально входящая в состав исполнительной власти, эта служба по каким-то непонятным причинам реально действует как силовая структура, получившая загадочную автономию. Но и ее действия сами по себе не причинили бы большого вреда, если бы их можно было нормальным законным образом оспорить в суде. У нас же прокуратура, судебная система и налоговая служба работают как могучий таран, успешно разрушающий российскую экономику. Основные таранные удары обрушились на ЮКОС, что само по себе немало: сто тысяч работников и пятая часть нефтедобычи и нефтяного экспорта страны. Но главное даже не это. Преподан наглядный урок всем российским и зарубежным инвесторам: в эту страну денег не вкладывайте, здесь можно потерять все. Достаточно оценить хотя бы одно из многих замечательных ноу-хау, примененных в этой бесславной битве: в нашей стране можно в 2004 году предъявить не какие-нибудь копеечные, а многомиллиардные налоговые претензии, скажем, за 2001 год. И никто не спросит: а в 2001 году у нас что – не было налоговой службы? Как можно было не заметить такую недоплату, если действительно была недоплата? Ведь ЮКОС – не обувная мастерская, и продукция, якобы укрытая от налогообложения – не пара сапожек. Это нефть, которая прокачивается по трубе миллионами тонн, ее не спрячешь. А если такая невероятная ошибка была обоюдной (ошибка компании и ошибка налоговой службы), то почему нельзя позволить компании доплатить, почему приемлется только один приговор – к высшей мере? И какой же чудак пойдет в бизнес при таких фискальных ухватках?

Нет смысла повторять все, что написано о тайных причинах и целях разрушения российской экономики российскими властями. Здесь отметим одну несомненную прореху в нашем государственном строе: роковые для экономики решения принимают (имеют возможность безнаказанно принимать!) государственные органы, которые никакой ответственности за экономику не несут и, похоже, даже не ведают толком, что творят. И что-то не слышно, чтобы проекты административных, судебных и иных реформ что-либо предусматривали для устранения таких гибельных для страны возможностей.

Самое скверное – даже не то, ЧТО сделали с лучшей нефтяной компанией России. Самое скверное – КАК сделали. Законность, целесообразность – все пасовало перед напором нерассуждающей силы. И оправдывали это одним аргументом, будто бы пересиливающим все противоположные аргументы. Все происходящее оправдывали лозунгом, до боли знакомым с тридцатых годов: так надо во имя укрепления державы. А укрепление державы – оно, конечно, необходимо, потому что только держава, только государство может облагодетельствовать народ.

Лишь после смерти Сталина нам сообщили, что «враги народа» вовсе не были врагами народа, а многие из них были лучшими его сынами. Лишь на горьком опыте мы узнали, что государство всегда печется только о благе правящей касты, но далеко не всегда – о благе всего народа. Это теперь уже ни для кого не секрет. Но одному лукавому лозунгу по сей день многие верят. Верят лжи о том, будто приемы насилия бюрократии над прочими гражданами укрепляют государство. Кто-то еще хранит верность древнему критерию: сильное государство – то, которого боятся. И есть еще много охотников эксплуатировать эту веру.

Бог весть, почему так прочны подобные представления. Казалось бы, народное чувство издавна их отвергало – достаточно вспомнить хотя бы тот «добрым молодцам урок», который пересказал Пушкин в «Сказке о золотом петушке». Правда, необходимость защищаться от гитлеровского нашествия невольно укрепила тягу к становлению государства, которого должны бояться. Но затем брежневская и послебрежневская эпоха дала достаточно доказательств того, что такое государство опасно само для себя. Государство, не терпящее возражений от своих подданных, неотвратимо стремится к самоубийству. Сначала вторжение в Чехословакию смяло в глазах Европы остатки авторитета, который принесла Советскому Союзу Победа над фашизмом. Потом вторжение в Афганистан, для которого не сочли нужным даже созвать полный состав Политбюро, высосало кровь и соки страны. Наконец решение собравшихся в ГКЧП высших руководителей государства, идиотское решение вывести танки на улицы собственной мирной столицы, добило уже полумертвый после эпохи застоя Советский Союз. Вроде бы память обо всем этом свежа, но, видно, традиции рабского мышления, впитанные с веками крепостничества, должны и вытравляться веками. Однако современный мир не оставляет нам столько времени для освоения цивилизованных политических норм. Если мы хотим жить в нормальной современной стране (таковы устремления большинства, по данным социологов), то надо понять: жандармские приемы не укрепляют государство, а разваливают. Старые приемы в новом мире могут только ослаблять тех, кто ими пользуется. Они способны только уронить конкурентоспособность России на международной арене.

Водораздел здесь на самом деле прост и ясен: надо посмотреть, кто признается субъектом, самостоятельно определяющим свою судьбу, а кто – лишь объектом чужих манипуляций. Если бюрократия не подчинена демократическому контролю, она не признает ничьей субъектности, кроме своей собственной. Этим определяется отношение правящей российской бюрократии к истории с ЮКОСом, к проблеме воинского призыва, к украинским выборам, ко всем российским реформам, к «укреплению вертикали власти» и к пресловутой монетизации льгот. В связи со всем этим «державникам» нет надобности спорить с критиками государства. Тем и другим пора понять: государство такими приемами не укрепляется, а разваливается.

Небывалые подарки, полученные за последние годы Россией от конъюнктуры мирового рынка, до поры, до времени сглаживают столь же небывалые потери, понесенные нашей экономикой от рук тех, кто вообще не должен был бы ее касаться. Рядовые граждане пока не ощущают в полной мере гибельных последствий государственного неустройства. Похоже, это случайное благополучие убаюкивает и многих политиков: они верят, что так можно жить и дальше. Землетрясение уже ощутимо, но волна цунами еще не рядом. Однако надо бы помнить: она способна покорять пространство с жуткой скоростью. Она может снести не только отдельных людей, но и государство. У тех, кто на берегу, совсем немного времени, чтобы одуматься. И спастись.

Отто Лацис

«Русский курьер»

№ 449 2005-01-11

"Русский курьер"