Мы не умеем праздновать Рождество. Просто не знаем, как это делается. И даже не потому, что нам так долго объясняли, что его не надо праздновать. В Америке вот не объясняли, в Европе тоже. Поэтому там что-то помнят про индейку, звезду над Вифлеемом и дары волхвов. Но все-таки больше про индейку, чем про звезду и волхвов…

Мы не умеем праздновать Рождество как праздник самого главного чуда. Годовщину того дня, когда Бог пришел на землю Младенцем из плоти и крови. Больше половины населения нашей планеты не верит в это событие. Это статистика. Не хорошая и не плохая — просто данность. Какой еще статистики ожидать в начале XXI века, а лучше даже сказать, только-только расставшись с веком ХХ? Потому что именно ХХ век очень постарался и преуспел в деле развенчивания чудес.

С одной стороны, его старания оправдались, благодаря очевидным и блестящим успехам науки. Наука на самом деле очень многое поняла про устройство нашего мира. И хотя многие фундаментальные открытия, объясняя ряд предыдущих загадок, одновременно ставят ряд загадок новых, это обстоятельство в ХХ веке никого особенно не смущало. Разгадаем и их, еще что-нибудь откроем — и обязательно все-все-все разъясним. Вера в конечную познаваемость мира не новость, она точно такая же религия, только для ученых. Но ХХ век рассудил: в любом случае Гагарин летал, Бога не видел, вопрос с чудесами исчерпан.

А с другой стороны… Было и что-то еще. Плохо понимаемое и тем более объясняемое, но точно было. Какая-то усталость человечества от себя самого что ли, от своего несовершенства, от несовершенства нравственных законов. Иначе не случились бы концентрационные лагеря, истребления народов и мировые войны.

Но ближе к концу века, когда наука в очередной раз почти все открыла, а люди почти утвердились в том, что все можно, начались странные вещи. Целители принялись заряжать энергиями что ни попадя прямо с телеэкранов, МЧС обзавелось штатными экстрасенсами, Минобороны пригласило на работу военных астрологов, а солидные газеты запестрели объявлениями про снятие венца безбрачия и 100-процентные привороты-отвороты. Эти странности произошли не только у нас — везде, просто за границей они начались пораньше. Да, эмчеэсовским экстрасенсам довольно скоро указали на дверь (слишком уж нестабильными были их результаты), да, Минобороны тоже сочло за благо расстаться с астрологами в погонах, но факт остается фактом.

К концу ХХ века человечество, окончательно отказавшись от чудес, одновременно отчаянно озаботилось поиском чудес.

Должно быть, природа и правда не терпит пустот. И место для чуда, так старательно освобождаемое веком от религии, поспешили занять те, кто проворнее. Но если сама человеческая потребность в чуде настолько объективна, чего ради городить огород? Не проще вспомнить изначальный смысл самого этого слова — «чудо»?

«Чудо — сверхъестественное явление, вызванное вмешательством божьей силы». Большой толковый словарь русского языка (п/р С. А. Кузнецова)

«Чудо — богословское явление, нарушающее законы природы и объясняемое непосредственным вмешательством силы Божества. Понятие чуда признается религиозным сознанием, но отрицается рациональной философией». Малый энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона

«Чудо — всякое явление, кое мы не умеем объяснить по известным нам законам природы. Богу все чудеса доступны. Христос являл чудеса, исцелял чудесами». В. Даль. Толковый словарь живого великорусского языка.

Рассказывают, что на одном из правительственных приемов к известному хирургу, профессору и архиепископу Луке (Войно-Ясенецкому) подошел высокопоставленный коммунистический босс и не без иронии полюбопытствовал: «Как вы объясните тот факт, что наши спутники не обнаружили в космосе Бога?» Архиепископ молниеносно парировал: «Будучи хирургом, я много раз делал трепанацию черепа атеистов, но ума там тоже не обнаружил».

Слов нет, ответ блестящий. Но сам вопрос — он парадоксален. «Не обнаружили в космосе Бога». Значит, все-таки искали? Возможно, не там? Отказавшись от «суеверий», люди теперь идут за чудом куда угодно — в космос, в астрал, в Гималаи. Но то, что неверующий, не зная где, ищет, верующий заранее знает, где найдет.

Протоиерей Алексий Аверьянов: «Что, на мой взгляд, дает церковь современному человеку? Благоговение. Она возвращает человека в благоговейное отношение к миру и друг к другу. Если человек взошел к просветленности, к благоговейному отношению, то молитва для него — это энергетическое действо, и ему не нужны сторонние заклинатели. Все, что происходит в храме и от храма идет, — вполне достаточно. Скажем, когда я начинал служить, у меня была прихожанка — бабушка старенькая. Она лечила костный туберкулез, и я ее благословлял. Когда в местной больнице страдальцы проходили курс и никакого облегчения не получали, им там говорили: идите к бабушке Марии, отец Алексий благословляет. И она помогала. В самом деле. С Божьей помощью».

В книге «Непознанный мир веры», составленной Сретенским монастырем, собрана внушительная коллекция свидетельств о чудесах. Некоторые из них кажутся совсем уж невероятными. Например, история барнаульской жительницы Клавдии Устюжаниной, которая на третий день после официально засвидетельствованной смерти от рака очнулась в морге и при этом совершенно здоровой. Или случай в Куйбышеве, в конце 1950-х годов, когда девушка Зоя в Рождественский пост глумилась над иконой Николая Чудотворца и с этой иконой в руках вдруг застыла, и не могла сдвинуться с места 128 дней до самой Пасхи. А еще через три дня после того, как пришла в себя, умерла.

Но есть и такие свидетельства, которые нелегко оспорить. Некий сын адвоката, практиковавшего в Москве в начале прошлого века, свой рассказ начинает так: «Когда я родился, в честь отца меня назвали Сергеем. Любили меня родители безумно…» По делам клиентов отец Сергея часто ездил в Петербург. В ту поездку, о которой и пойдет речь, он по обыкновению остановился у своего брата Константина, семью которого застал в большом волнении. Заболела их младшая дочь Леночка. И хотя благодаря врачам девочка уже начала поправляться, родители пригласили отца Иоанна Кронштадтского отслужить молебен и с минуту на минуту ожидали его приезда. Адвокат посмеялся над «суевериями» родственников и уехал в суд. Вернувшись часам к четырем, обнаружил у дома брата огромную толпу, с трудом протиснулся в зал, где проходил молебен, и с любопытством стал наблюдать за знаменитым священником. Он был поражен, когда отец Иоанн, бегло помянув «болящую Елену», вдруг стал на колени и с непонятной горячностью стал молиться о каком-то неизвестном «тяжко болящем младенце Сергии». Молился о нем очень долго, потом благословил всех и уехал. «Он просто ненормальный! — возмущался адвокат после отъезда батюшки. — Его пригласили молиться о девочке, а он что делал?!» А на следующий день, вернувшись в Москву и взглянув в измученное лицо жены, адвокат понял, что случилось что-то из ряда выходящее. Заливаясь слезами, супруга сообщила: «Дорогой, твой поезд не успел, верно, отойти еще от Москвы, как заболел наш Сережа. Начался жар, конвульсии, рвота. Первым долгом хотела телеграфировать тебе, но не могла найти адреса Кости. Я пригласила доктора, но он не мог понять, что происходит, и попросил созвать консилиум. Три врача не отходили от Сережи всю ночь и наконец признали его положение безнадежным. Что я пережила! И вдруг вчера, после четырех часов дня, жар понизился, и он уснул. А сейчас у него только слабость, но он уже кушает и играет в кроватке. Врачи говорят, что никак не могут объяснить это чудо».

Завершая историю, рассказчик ставит такую точку: «Слушая, отец все ниже и ниже опускал голову, ему открылось, о каком младенце Сергии накануне так горячо молился отец Иоанн Кронштадтский».

Необъяснимые знания

Дар прозорливости отличал многих христианских подвижников, и особенно им прославились преподобные старцы. Профессор Иван Андреев записал воспоминания о поездке своих коллег профессоров Комаровича и Аничкова к старцу Нектарию в Оптину пустынь. В пути ученые мужи заспорили об имяславии (движение исихастов, делателей Исусовой молитвы на Афоне). Один сказал, что в имясловии не больше смысла, чем когда имя Божие произносится попугаем или граммофонной пластинкой. Второй не согласился. Так и не договорившись, профессора решили спросить, что думает на этот счет отец Нектарий. Но едва они вошли к нему и прежде чем успели задать свой вопрос, старец предложил им выслушать «сказочку». Смысл этой сказки был такой: в одном доме в клетке жил попугай. Горничная этого дома была очень религиозная и часто повторяла краткую молитву: «Господи, помилуй!» Однажды, когда горничная вышла, забыв закрыть клетку, в комнату вбежала кошка и бросилась к клетке. Попугай заметался и закричал голосом горничной: «Господи, помилуй!» Так как кошка очень боялась горничной, то, услыхав голос последней, убежала. Оба профессора были совершенно потрясены рассказом отца Нектария.

Или другая история. Ольга, жена Булата Окуджавы, как-то ездила к отцу Иоанну (Крестьянкину) в Псково-Печерский монастырь. В разговоре она печалилась, что муж не крещен, и не хочет, и вообще равнодушен к вере. Батюшка на это сказал: «Не волнуйся, ты сама его окрестишь». Она, пораженная, не поверила: «Как же я сама окрещу?» «А вот так и окрестишь!» — был ответ. «А как же назову? Булат ведь имя неправославное». «Назовешь как меня — Иваном», — произнес отец Иоанн и заторопился по своим делам. Так вот, уже перед смертью, в Париже, Булат сказал Ольге, что хочет креститься. Он уже отходил, звать священника было поздно, но Ольгу научил крещальной формуле ее духовник о. Алексий. Она только спросила: «Как тебя назвать?» Булат сказал: «Иваном». И она крестила его с именем Иоанн. Но только много позже вдруг вспомнила, что все случившееся ей лет пятнадцать назад предрек старец Псково-Печерского монастыря.

Непостижимые совпадения

Известны и чудеса иного рода. Александр Вертинский вспоминал удивительный эпизод из своей китайской эмиграции. Харбин начала прошлого века был переполнен русскими. Они привезли с собой множество образов и даже на железнодорожном вокзале повесили большую икону Николая Чудотворца. В один из дней ранней весной на вокзал прибежал совершенно мокрый старик-китаец, распростерся на полу перед иконой и забормотал что-то нечленораздельное, но явно восторженное. Оказалось, он шел по слабому льду через реку и провалился в полынью. Бедолагу уже затягивало течением под лед, когда он по странному наитию вспомнил, что русские всегда просят помощи у старика, изображение которого висит на станции. «Старец с вокзала, старец с вокзала, спаси меня!» — прошептал несчастный и потерял сознание. Очнулся на другом берегу и, придя в себя, со всех ног понесся благодарить «старца с вокзала» за чудесное спасение.

В последний год перед Милленниумом к лику святых причислена блаженная старица Матрона Московская — Матрона Димитриевна Никонова (1881-1952). Похоронена она на Даниловском кладбище. Люди приходят на ее могилу и просят: «Помоги!» Или даже не просят ничего, только молятся. Но по совершенно непостижимому совпадению после посещения «заступницы Матронушки» чаяния людей сбываются. Через два часа (!) семье Матвеевых сообщили, что им выделена долгожданная двухкомнатная квартира. Утром следующего дня безработному Андрею предложили работу. Спустя сутки барышня, у которой никак не получалось избавиться от курения, легко бросила курить. Отец другой девушки, за которого она просила, молниеносно избавился от наркотической зависимости. Директор православной гимназии диакон Валерий Бехтерев с изумлением обнаружил, что дата, которая значится на распоряжении префекта о выделении помещения гимназии, — тот самый день, когда родители, и ученики, и он сам, служили панихиду на могиле блаженной Матроны…

На каждое свидетельство об этих чудесах если и можно возразить, только одно: это совпадение. Но «совпадений», случившихся после поездки к той же «Матронушке», известно уже несколько сотен.

И еще про совпадения. На вопрос о них епископ Василий (Родзянко), умерший в Вашингтоне, обычно лишь усмехался: «Когда я перестаю молиться, совпадения прекращаются». В жизни владыки было много поразительных случаев, но один совсем особенный. В 1995 году по приглашению молодого батюшки из прихода, затерянного в Костромской глуши, епископ в очередной раз приехал в Россию. В результате в один из летних дней он очутился на разбитой дороге на пути в деревушку, затерянную в лесах. Ехали на двух машинах — владыку сопровождали московские друзья. Внезапно первая машина резко затормозила. Впереди, поперек шоссе застыл грузовик, чуть дальше валялся мотоцикл. Два водителя в оцепенении смотрели на окровавленного и неподвижного пожилого человека, распростертого на асфальте. Сомнений не было: произошла авария. Владыка и его спутники поспешно вышли. Пожилой мужчина был мертв. Молодой человек, сжимавший в руках мотоциклетный шлем, — как выяснилось, его сын — беззвучно плакал. Обняв его за плечи, владыка Василий сказал: «Я священник. Если ваш отец был верующим, сейчас время совершить особые молитвы». Молодой человек согласно кивнул: «Сделайте все как надо. Отец был верующим, православным. В церковь он никогда не ходил, у нас тут все церкви давно разрушены. Но у него был духовник». Владыка не выдал удивления. Из машины ему принесли облачение, он начал готовиться к панихиде. Но в последний момент все-таки не удержался и спросил: «Как же так: в церковь не ходил, но имел духовника?» — «Отец много лет подряд каждый день слушал религиозные передачи из Лондона. Их вел какой-то батюшка Владимир. Этого батюшку папа и считал своим духовником. Хотя, конечно, никогда его не видел». Тут владыка опустился на колени перед своим умершим духовным сыном, с которым он все-таки встретился — чтобы проводить его в вечную жизнь. Дело в том, что более двадцати лет именно он, епископ Василий, вел православные передачи для России по Би-Би-Си. Но тогда он еще не был монахом, и звали его отец Владимир Родзянко. Владыка понял: не случай привел его в летний день на эту разбитую дорогу, не случай и не совпадение, а Божий промысел.

…Хорошо-хорошо-хорошо. Все это свидетельства верующих и священников. А больше половины планеты, как говорится, ни то, ни се. Но пожалуйста — вот несколько высказываний нейрофизиолога с мировым именем, научного руководителя Института мозга человека РАН, академика Натальи Бехтеревой: «Вещие сны возможны, хотя и невероятны»; «Иногда человек получает готовую подсказку как бы ниоткуда»; «Может ли озарение быть результатом работы мозга? Да, может, но я не очень хорошо представляю себе как, уж больно красивы и совершенны формулировки, которые мы получаем как бы извне». И, наконец, такое: «Я верю в Бога и имела случай лично убедиться в возможностях религии. Я никогда не была воинствующим атеистом, но настоящая вера пришла ко мне после того, как я испытала очень многое из того, что находится за пределами выносливости человека. И тогда то, что оказалось не под силу врачам, было сделано буквально за десять секунд обычным священником».

Автор и соавторы

Но вопреки расхожему мнению и вера церкви в чудеса не так уж безоглядна. Она, эта вера, выросла из мучительных раздумий, сомнений и поисков истины. И опять же вопреки общепринятому убеждению церковь свой путь сомнений еще не прошла до конца.

Протоиерей Александр Шмеман однажды сказал, что в том, как подходят к чуду, заключается одно из самых больших недоразумений между верующими и неверующими. Верующие любят ссылаться на чудеса, и порой создается впечатление, что вера вся основана только на сверхъестественных явлениях. Но и в голом отрицании чудесного тоже мало хорошего. В нежелании видеть, чувствовать и признавать необъяснимое слишком много духовной слепоты и узости.

«И вот создались и стоят, один против другого, два лагеря — одинаково упрямых, одинаково непримиримых. Очевидно, что и те и другие, и верующие и неверующие просто забыли, а может быть, никогда и не знали, что вопрос о чуде в христианстве не так прост, и его никак нельзя свести к простой дилемме: либо естественное — либо сверхъестественное, либо законы природы — либо их нарушение. О Христе сказано в одном месте, что Он не смог совершить чудес из-за неверия людей. И, таким образом, как бы мы ни определяли чудо, для христиан не вера от чуда, а чудо от веры».

Ранние христиане верили, что только Иисус Христос своей волей лечил неизлечимых, воскрешал умерших, превращал воду в вино, ходил по воде и смог восстать из бездны небытия на третий день после погребения. Кроме веры, в этом, между прочим, просматривается и железная логика. Понятно, что лишь для Бога не существует границ возможного. Тот, Кто устанавливает законы природы, Тот — и только Он — может их и нарушать. Никто из библейских пророков не обладал дарованиями Иисуса: чудеса в ответ на их молитву творил Создатель, но никогда они сами. И никто из апостолов или отцов церкви не мог иметь власти над установленным ходом вещей. По той же простой причине: они — и пророки, и апостолы, и церковные иерархи — были всего лишь людьми.

Да, для церкви чудо — исключительно Божий промысел. Но так было не всегда.

До IV века после Рождества Христова христиане на самом деле признавали только Божий промысел. Не собирали предметов, упомянутых в Евангелиях, и не знали не то что чудотворных икон, вообще никаких икон не знали. Только на Вселенских соборах в 787 году и в 843 году христианская церковь завершила догматическое творчество и приняла образ как свидетельство веры. После чего и началось: почитание икон — обретение чудотворных образов, и почитание реликвий — обретение частиц креста, на котором распяли Иисуса Христа, одежд апостолов, волос Богородицы, святых мощей…

В эпоху крестовых походов чудотворные святыни вошли в такую моду и цену, что их розыски, дублирование, фабрикация и продажа превратились в гарантированный источник доходов для целых армий всевозможных ловцов удачи. Надо заметить, что сыны эпохи средневековья отличались творческим подходом к делу. Они «нашли» не только предметы, которые в принципе могли существовать, но и материализовали все, до чего дотянулось их воображение. Например, слезы Богородицы. Или, например, кости семи тощих коров — съевших в свою очередь семь тучных коров в сновидении библейского фараона.

А уж фрагменты Креста Господня и нетленные мощи святых поставлялись в храмы христианского мира разве что не вагонами. Да и то лишь оттого, что вагонов, паровозов и рельсов к тому времени еще не изобрели. По разным оценкам, церкви Запада и Востока в эпоху Крестовых походов приобрели: св. Григория — 30 туловищ; св. Филиппа — 18 голов; св. Анны — 2 туловища, 8 голов, 6 рук и ног; св. Андрея Первозванного — 5 туловищ, 6 голов, 17 рук и ног… А сверх того, например, нашли 7 «подлинных» голов Иоанна Крестителя. На честь обретения каждой из них в католической и православной церкви установлены отдельные, соблюдаемые до сих пор праздники.

Тем, кто особо интересуется подробностями и «техниками» создания этих реликвий, стоит почитать последний роман Умберто Эко. «Баудолино» называется. Причем это ни в малейшей степени не скучное дидактическое произведение в духе «как служители культа обманывали темных византийцев и столь же темных западноевропейцев». А нечто вроде философско-приключенческой саги о людях, потративших жизни на поиски не одного хлеба насущного, но идеала.

Самое поразительное: мистификаторы и «соавторы» христианских реликвий сами искренне верили в их подлинность. Средневековье — это ведь не одни трубадуры и рыцари, странствующие в поисках приключений. Это было время, когда эпидемии чумы выкашивали по половине населения Европы, а из уцелевшей половины все равно почти никто не умирал своей смертью. Там, куда не дотягивалась чума, кровавую работу довершали бесконечные войны, стихийные бедствия и голодные десятилетия. Человек тогда жил в таком ужасе, что ему нужны были чудеса, и он начал их творить. Не за тем, что поверить, он и так верил. А чтобы просто не сойти с ума. Чтобы спрятаться от ужасов. Чтобы обрести хоть какую-то опору под ногами. Но главное, чтобы усмирить зверя, живущего в нем самом. Или, как мы говорим сейчас, явить жестокому веку и жестоким сердцам положительные примеры. Все эти мощи, головы, тулова и прочие реликвии для средневекового человека служили материальным доказательством существования доброго, любящего, святого человека. Которого он ни в себе, ни рядом не видел. Но и в себе, и в ближних, и в конечном счете в нас будущих — взращивал.

И надо признать, небезрезультатно. При всех оговорках, при всех примерах истребления человека человеком в последующие столетия и особенно в XX веке. Пусть мы только учимся — но ведь учимся — не враждовать с природой. Пусть мы только пытаемся — но ведь пытаемся — врачевать себя от ненависти друг к другу. И праздновать Рождество тоже учимся. Учимся тратить силы не столько на шоппинг и стряпню, сколько на проникновение в истинный смысл события, славя приход в мир Богомладенца. Который, по словам протоиерея Алексия Аверьянова, мог прийти как полководец, как герой, как гений, а пришел как младенец. Потому что вокруг младенца распространяется стихия мира.

Последний аргумент Бога

Скептик современного формата хотя бы в душе готов согласиться с тем, что существует «что-то» необъяснимое и странное.

Елизавета Толстая, старшая сестра писателя Алексея Толстого, очень дружившая с архиепископом Иоанном (Шаховским), по этому поводу как-то заметила: «Мне приходилось в большом обществе заводить разговор о чудесном, большинство присутствующих прилагали свое, и выходило так, что почти с каждым бывали «непонятные случаи». Слово «чудесное», разумеется, не произносилось, потому что людям кажется стыдно верить в сверхъестественное. А чудо — именно сверхъестественное, против которого возмущается мнимо-свободный разум человека. Отметив что-то необъяснимое, люди стараются это забыть, как будто души, слабые и тесные человеческие души, пугаются того необъятного, которое стучится к ним, и которого они не в силах вместить».

Мы пугаемся «необъятного», это правда. Мы избегаем самого слова «чудо» в его изначальном значении. Потому что признать существование чудес нельзя без того, чтобы сначала не признать существование Бога. А это целый путь, про который каждый человек сам решает, проходить ему его или нет.

Только на всякий случай: во-первых, наука до сих пор не доказала, что у мира, в котором мы живем, нет автора, а во-вторых, никто не может определенно утверждать, что ей это когда-нибудь удастся. Люди едва подошли к разгадке каких-то секретов материального мира. Но мир мыслей, мир внутреннего «я», чужая и даже своя душа для нас все еще потемки.

Протоиерей Алексий Аверьянов:

— В наши дни как будто бы сняты все покровы над тайнами, но это не так. Человеку дано разгадывать тайны. Но разгадает он их, и как много, зависит от тех богатств, к которым он устремлен. А сегодня человек приворожен материей. Все, что он ищет и находит, как бы на рынок предлагается. Но только вся культура, все образование, все воспитание — все для чего? Чтобы стать собеседником Бога. Вот в чем назначение и дерзновение, в чем суть нашего прихода в мир. Мой друг покойный был чемпионом России по командной шоссейной велогонке. Он говорил, что самое страшное, когда выходишь в лидеры, оказаться привороженным колесом. Тот, кто идет первым, должен смотреть вперед. А все остальные смотрят на колеса, чтобы удерживать дистанцию. Когда раскатываются до 130 км/ч — это важно. Если ведущего привораживает колесо, все погибают. Так вот я это к тому, что задача человека культурного, духовно просвещенного — не быть привороженным как бы вращением колеса материи. Он должен помнить о главном. О сути нашего прихода в мир.

Чудо имеет только один смысл: нравственное преображение человека. Это последний аргумент Божий, а не один из многих, как считают дураки и лентяи. Как таким представляется, Господь должен стать чуть ли не актером и выступать на сцене, чтобы их, глупых, ленивых и праздных, убедить. Но для человека деятельного, для человека мыслящего, нет нужды в таких аргументах.

Протоиерей Александр Шмеман:

«Христос творил чудеса, потому что любил, жалел, сострадал, страдания и нужды людей воспринимал Своими нуждами, Своим страданием. Между тем все, что мы знаем о любви, весь наш опыт ее, сколь бы он ни был ограничен, указывает на ее потрясающую, действительно чудесную силу и возможности. В любви становится возможным то, что по-человечески кажется невозможным. В любви человек преодолевает свою естественную ограниченность и открывает еще один — высший — закон природы, который обычно остается скрытым от него. В любви узнает он, таким образом, ключ ко всем законам природы, последнюю их подчиненность человеку, его духу, его царственному достоинству. Чудеса без любви — обман и самообман, и их действительно нужно и можно отвергнуть. Но любовь есть чудо, и это чудо открывает нам чудесные возможности, не увидеть, не признать которые — значит ничего не увидеть и не понять на земле».

Все-таки по меньшей мере одно чудо объективно существует. Оно же и главное.

На протяжении всей видимой и невидимой истории считалось: человек человеку волк. Но если природа человека такова, что ничего хорошего от ближнего он ждать не может… Почему мы любим друг друга, откуда сама эта способность? Ведь даже самые несовершенные люди, завистливые и убогие, могут любить. И как мы сумели придумать Спасителя, несущего любовь? Могли ли придумать, если нет для человека Бога, и нет любви, и невозможны чудеса?

Текст ЮРИЙ ЗУБЦОВ, ЕЛЕНА ХОДАКОВСКАЯ

"Домовой"

*