Человек и родина
Константин Титов. Позиция. Размышления.
Патриотизм – прибежище негодяев или скульпторов?
Аристофан говорил, что где хорошо там и родина. Можно поспорить. Я много где побывал, знаю немало стран, в которых жить комфортнее, чем у нас, но родина моя здесь, в России. А еще спокойнее, еще увереннее я чувствовал себя в СССР, когда мы были шестой частью суши. Сейчас только восьмой частью. Я специально считал. Много исконно российских окраин отошло Украине, Казахстану… Жаль. Территориальное пространство – важная составляющая мощи державы, ее геополитической безопасности. Компенсировать потери можно только наращивая экономическую мощь. О чем в отдельной главе.
Родился я в Москве, а вот малой своей родиной считаю Самарскую – Куйбышевскую область. Все же более полувека живу и тружусь на берегах Волги. И чувствую причастность своей семьи и себя ко многим свершениям. Мы поселились поначалу в Ставрополе – на – Волге, нынешнем Тольятти, и отец –строитель возводил там важнейшие объекты. До сих пор помню, какая гордость владела им, когда пускали плотину через Волгу. Одно из ярких впечатлений детства — приезд Хрущева. Я тоже стоял в толпе встречающих. Радость наша была искренней, и мы потом удивились, узнав, что куйбышевцы приняли главу государства более чем прохладно.
Потом вся страна строила ВАЗ. Технический шедевр того времени в СССР. Мы собираем каждые три из четырех отечественных автомобилей. И наша продукция востребована. Именно ее мы меняли на хлеб и масло в годы экономической разрухи и благодаря этому достаточно ровно прошли период испытаний.
Когда мы переселились в Куйбышев, я не раздумывая поступил учиться в авиационный институт, хотел и до сих пор хочу строить самолеты. И мы будем ставить их на крыло, продолжим выпускать космические корабли. Воздушные трассы, равно как и автомобильные магистрали, будут всегда покоряться изделиями, сотворенными талантом и трудолюбием волжан.
Люблю я и наши волжские ландшафты. Очень красиво у нас. Но почему она такая хрупкая, эта красота?
Особенно остро чувствую это в дни тревожные, трагические для страны, такие как изуверский захват школы в Беслане. Становится больно и обидно, почему мы не способны возвести щит против всяческой заразы? Почему мы не способны сделать то, что совершили США?
За три года после 11 сентября в Америке не было ни одного теракта. Американское государство изыскало и возможности, и средства, чтобы обеспечить безопасность людей.
Чрезвычайно расширились полномочия Федерального бюро расследований основного ведомства, ответственного за борьбу с терроризмом. Агенты ФБР получили возможность вести практически бесконтрольную слежку за подозреваемыми или просто за лицами из так называемых групп риска. Новые инструкции позволили им отслеживать действия подозреваемых в Интернете, проникать в религиозные и общественные организации. Малейшее подозрение стало основанием для так называемой профилактической слежки за кем бы то ни было.
Закон о патриотизме, принятый в США через месяц после атак 11 сентября, отменил ограничения на внутренний шпионаж, который осуществляет ФБР. Этот закон требует от руководства высших учебных заведений предоставления списков студентов, участвующих в антивоенных митингах. Библиотеки должны передавать данные о прочитанной человеком литературе в случае, если ФБР объявит его заподозренным в террористической деятельности. Агенты также могут потребовать сведения о том, на какие газеты и журналы подписался тот или иной американец.
Этот закон вводит жесткие ограничения в деятельность СМИ. В частности, он предполагает возможность требовать от журналистов не обсуждать отдельные темы до принятия правительством тех или иных решений.
В законе о патриотизме сам термин «терроризм» определен настолько широко, что включает действия, которые могут быть интерпретированы просто как «запугивание» правительства.
Правительственным постановлением Буш создал военные трибуналы, чтобы судить не граждан США, подозреваемых в связях с терроризмом, без элементарной юридической защиты. И, наконец, администрация Буша организовала новое суперполицейское агентство – Министерство внутренней безопасности, которое объединило, полностью и частично, 22 существующих правительственных агентства со 170 тысячами занятых в них и общим бюджетом более 37 млрд. долларов.
Понятно, что многие из описанных мер можно трактовать как ущемление прав и свобод самой свободолюбивой нации. Пошумели было правозащитники, но широкой поддержки в обществе не нашли. Оказалось, что для большинства американских граждан право на жизнь отодвигает на второй план перспективы превращения США в полицейское государство.
А нам слабо двинуть с такой же мощью по угрозе терроризма на родной земле? Слабо принять подобный же закон «О патриотизме»?
Кстати, тогда и у наших левых не будет оснований присваивать себе монопольное право считаться патриотами.
Кто – то говорит, что патриотизм — последнее прибежище негодяев. Другие говорят, что патриотизм — последнее прибежище скульпторов.
Лично я – за последнюю формулировку. Настоящий патриот тот, кто не скулит с тоской о прошлом, а вопреки любым трудностям кует будущее из настоящего.
*
