(«Русский курьер»). При входе публику встречают люди-«бутерброды»: впереди у них слюнявчик с репертуаром на декабрь, на спине – та же афиша изнаночной стороной. Почетным гостям выдают желтые бейсболки, по виду совсем макдональдовские, но с логотипом Театра Сатиры. Зал набит до отказа. То ли еще будет 16 декабря, в день официальных юбилейных торжеств…

История «Сатиры» славится своими обозрениями. Здесь трудились Типот и Гутман, Ардов, Масс, Червинский, Дыховичный и Слободской… В конце концов, что есть «Баня» и «Клоп» товарища Маяковского, как не вершина жанра?

Александр Ширвиндт – мастер обозрений, особенно юбилейных. Он придумывал и режиссировал бенефисы Татьяны Ивановны Пельтцер, Георгия Тусузова, Валентины Токарской, Георгия Менглета, Ольги Аросевой и самого Валентина Плучека. Ширвиндт же – один или в соавторстве – готовил вечера, посвященные 50-, 60-, 70- и 75-летию Театра Сатиры. Программа 60-летия впоследствии была переработана в спектакль «Молчи, грусть, молчи…». Вот на таком богато унавоженном культурном слое родилось сатирически-ностальгическое обозрение «Нам все еще смешно…».

Впрячь в одну телегу сатиру и ностальгию довольно-таки трудно, чтобы не сказать – нереально. Стоит ли удивляться, что в жилах спектакля вместо крови течет какая-то сыворотка. С одной стороны, вроде бы очевидная тоска по Советскому Союзу. Выходит свежеприобретенный актер «Сатиры» Олег Вавилов в образе агитатора, горлана, главаря с близлежащей площади и декламирует: «Я волком бы выгрыз демократизм!». Оно и понятно: сатира как жанр приказала долго жить, когда обломками СССР расплющило коммунистическую идеологию. Опять же, говорят, у «сатировского» худрука в кабинете висит портрет президента. Угадайте с трех раз, какого именно…

При этом ухитрились походя оскорбить едва ли не все нации и народности, которые считались прежде нашими братьями. Проститутки, наркодилеры, нелегальная рабсила, кавказские группировки и прочий криминально-неблагополучный элемент воссоздает вокруг Вавилова фонтан «Дружба народов» с бывшей ВДНХ…

Портрет президента – как ружье: если висит, должен выстрелить. Пулей знаменитого ширвиндтовского конформизма сражен в «Сатире» Александр Андреевич Чацкий. Его вывели под личиной продажного оппозиционера. Катит на нынешний строй, следуя исключительно корыстным мотивам. Интересно, кто спонсирует Чацкого? Не иначе – Березовский…

Тоскуя по прошлому, Театр Сатиры тоскует прежде всего по себе самому. Обозреваются, если быть точной, не 80 лет творческого пути, а шестьдесят шесть. Последний из представленных спектаклей – «Трехгрошовая опера» – датирован 1980 годом. (Кстати, если на сцену может выйти только Мекки-Нож – Юрий Васильев, то неужели на экране нельзя было показать фрагмент не с Васильевым, а с Мироновым?..) Таков печальный итог: за последние годы в «Сатире» не выпущено ничего, что могло бы претендовать на место в истории и в благодарной зрительской памяти.

Авторы оттолкнулись от спектакля «Москва с точки зрения» (если не ошибаюсь, именно в нем дебютировала на «сатировской» сцене Рина Зеленая). Даже благодарный зритель, отдавший в среднем по 600-800 рублей за билет, хлопал глазами молча. При этом надо учитывать, что за 800 рэ наш народ готов либо оборжаться, либо застрелиться. Третьего не дано.

Затем перевели квартирный вопрос в плоскость «Маленьких комедий большого дома». Оркестр грянул знаменитый марш Давида Тухманова «Обожаю я переезжать!», который с незабываемым энтузиазмом исполняла когда-то Татьяна Пельтцер. Дальше так Тухманова и эксплуатировали, поднимая людям настроение и одновременно выжимая из них слезу.

Тут надо сказать, что живой оркестр для драматического театра сегодня большая редкость и большая роскошь. Честь и слава Ширвиндту за то, что он его не упразднил. Правда, мало кто из «сатировских» актеров попадает голосом в ноты, и ни один не умеет прилично двигаться (вальсирующая Ольга Аросева – исключение).

Крайне утомительный и абсолютно не смешной конферанс Алены Яковлевой и Игоря Лагутина состоит из обжиманий, голливудских поцелуев, бесконечного воспроизведения расчетного счета и зачем-то присовокупляемых всюду «собака точка ру». Вообще тексты в большинстве своем написаны и озвучены плохо: каша в голове, каша во рту. Ру.

Какой-то немолодой человек изображает представителя нового режиссерского поколения. Судя по упоминанию «Грозы», имеется ввиду Кирилл Серебренников. Вряд ли публика способна расшифровать прототип: кто ходит на спектакли Серебренникова, обычно не заглядывает в «Сатиру». Во всяком случае, одно я знаю со стопроцентной вероятностью: Серебренников никогда ни при каких обстоятельствах ничего в «Сатире» ставить не будет. Хорошие режиссеры там не работают. Поэтому их объявляют плохими – чтобы не мучаться.

Но что режиссеры… Критики – вот кто не дает Александру Анатольевичу Ширвиндту спать спокойно. По нашему многострадальному цеху со сцены Театра Сатиры нанесли аж три (если не четыре) массированных удара. Какая честь… Какое признание собственных комплексов… Мы выяснили, что существует две разновидности критиков: халявщик и сексуально озабоченный. Что касается первой категории, то любителей халявы лично я знаю множество. В том числе, среди артистов. В том числе, среди заслуженных и народных. А насчет фрейдистского анализа… Жаль, раньше в голову не приходило. Спасибо, подсказали. Как ни крути, а «импотенция» – самое точное слово, которым можно обозначить и состояние некоторых театров и стиль руководства некоторых худруков.

«Надоело быть артистом, – звучат со сцены задорные частушки, – лучше в критики пойти. Ты и в детстве был говнистым, так что доброго пути!». Смешно, ребята. В кои-то веки смешно. Правда, с подобной метамофозой – из актеров в критики, я лично не сталкивалась ни разу. Более распространенный вариант: «Надоело быть артистом, лучше в худруки пойти…». Вот с этим мы сталкиваемся постоянно. И однако же не спешим огульно охаивать тенденцию в целом. У кого-то получается лучше, у кого-то хуже. У кого-то совсем не получается.

«Раньше были театроведы, – на днях жаловался худрук театра Сатиры в каком-то интервью, – Рудницкий, Марков, Бояджиев… Вот это было театроведение…». Я не знаю, много ли в своей жизни Павел Александрович Марков писал об Александре Анатольевиче Ширвиндте. Я поверю на слово, если мне скажут, что Григорий Нерсесович Бояджиев мечтал стать его, Ширвиндта, личным биографом, а Константин Львович Рудницкий ночей не спал, если у Александра Анатольевича ожидалась премьера… Увы, современным критикам и театроведам с этим вопросом катастрофически не везет. Ни господин Ширвиндт, ни подведомственный ему театр не дают нам ни малейших зацепок для серьезного разговора. В действительности критики о Театре Сатиры почти не пишут. Бывать там давно уже стало не актуально. Может, на это Ширвиндт и злится? На наше индифферентное молчание?

То есть, спору нет, и старые пленки свидетельствуют: господину Ширвиндту от природы был даден большой драматический талант. Но он его благополучно пр… В общем, вы поняли, какое слово здесь подразумевалось. Хотя чего стесняться? Разве излюбленный глагол Александра Анатольевича, а именно – «просрать», не звучит в юбилейном обозрении? Разве там не присутствуют реплики: «Соси громче», «Ты политические частушки петь не бздишь?», «Я тоже мог бы достать из штанин доказательство того, что я грузин»?.. А ровесница театра Ольга Александровна Аросева не рассуждает об оральном сексе? И маленькая девочка не поет куплеты про то, что станет дорогой путаной? Лично мне не нравится, когда детей заставляют исполнять похабщину. Но это дело вкуса. Родителей.

Прошу прощения за вышеприведенные цитаты. Разумеется, не смешно. Разумеется, тошно. Человек, который не посещает концерты Задорнова и не смотрит «Смехопанораму», должен держаться от «Сатиры» подальше. При наличии известной чувствительности здесь и заболеть недолго. Но таковы издержки профессии: критик обязан каждый свой постулат доказывать, обосновывать, иллюстрировать. И если я говорю: Театр Сатиры потерял не только вкус, но и чувство юмора, то есть стал профнепригодным, вы должны понимать, откуда такое впечатление. А уж потом согласиться со мной. Или не соглашаться наотрез. С чем, с чем, а с публикой у «Сатиры» проблем нет. Во всяком случае, на премьерных показах.

Значит ли это, что в обозрении «Нам все еще смешно…» не было ни одного по-настоящему остроумного номера? Ну почему же, был. Один. Блестящая пародия на Беллу Ахмадулину, исполнененная артистом молодым и мне, к сожалению, не знакомым. Маленький шедевр, вполне прохладно принятый публикой: многие просто не узнали эту невменяемую гениальность и мутную просветленность. Клянусь, рядом со мной две взрослые тетки шепотом спрашивали, кого там изображают… Повторимся: с количеством публики у «Сатиры» проблем не было, нет и, вероятно, не будет. Зато все острее встает проблема с качеством.

Самого теплого приема, естественно, удостоились «сатировские» старейшины: Ольга Аросева, Вера Васильева (странно, что хит «Я люблю тебя так, что не сможешь никак» не подвергся двусмысленной переработке), Спартак Мишулин – Карлссон и Пичем из «Трехгрошовой оперы», а также Михаил Державин, который, распахнув на груди алую рубаху, потоптался в «цыганочке» в качестве Семена Подсекальникова. Ибо настоящий Подсекальников, главный герой «Самоубийцы» – Роман Ткачук, пребывает в мартирологе Театра Сатиры.

Не стыжусь признаться, что я плакала, когда на экране сменялись лица усопших. Тех, кто, собственно, и творил легендарную историю московской «Сатиры». У Акунина сказано: старые города отличаются тем, что мертвых там больше, чем живых, и живые существуют, со всех сторон зримо и незримо окруженные своими мертвецами. То же самое относится и к театрам. Наверное, всем нам трудно конкурировать с легендами. Но Театр Сатиры перед лицом собственного прошлого пасует катастрофически. Так что страшно становится от вопиющего несоответствия. Над кем смеетесь, господа?

Елена ЯМПОЛЬСКАЯ

«Русский курьер»

№ 436 2004-12-15

"Русский курьер"