Мигранты пиногоры, камбалы и местные рыбы-уродцы уверенно оккупируют акваторию великой русской реки, вытесняя исконных ее обитателей — осетров, стерлядь, белугу.

Кто же сегодня обитает в водах великой русской реки? Да кто угодно! Каким-то чудом в срединную Россию забрался покрытый костными шипами с головой хищного динозавра пинагор — природный абориген Северного и Баренцева морей. Совершенно необъяснимым образом через каскад гидроэлектростанций до берегов Самары доплыла каспийская камбала. Но более всего ихтиологов изумила не сама странная миграция океанических рыб, а их способность к выживанию в пресной воде. Мозговая мутация посланцев далеких морей произошла в обширной и довольно чистой среде обитания. Так что же тогда говорить об организмах, зажатых в череде полупроточных болот-водохранилищ, в которую превратилась ныне песенная Волга?

Слабонервным видеть это не рекомендуется. Странные существа, которых промысловики и любители регулярно отлавливают в Куйбышевском и Саратовском водохранилищах, начали пополнять коллекцию лаборатории ихтиологии Тольяттинского академического НИИ экологии Волжского бассейна с начала 90-х годов. Безглазые, бесхвостые и даже безжаберные уродцы с искривленными позвонками после тщательного изучения были признаны учеными не чем иным, как мутантами. Естественно, прозвучал и зловещий вывод: волжская вода стала обладать мутагенным эффектом. К чему есть все предпосылки. По данным этого НИИ, в нормальном состоянии сегодня пребывают лишь 20 процентов экосистемы реки, 40 процентов — в критическом, еще 40 — в аварийном.

— В бассейне Волги имеются, по крайней мере, пять кризисных патогенных зон, где вообще не водится живность, — поясняет профессор Института экологии Игорь Евланов, автор нашумевшей в научных кругах книги «Аномалия у рыб».

— Немало мест, где мальки просто не выживают. Уже из икры они вылупляются с опухолями и деформациями головы и смещенными внутренними органами.

Мы насчитали около сорока видов различных патологий и уродств, возникающих из-за переизбытка в воде вредоносных химических веществ.

Дабы не будоражить рыбаков и едоков волжской рыбы, результаты исследований были засекречены. А в общественное мнение внедрена незатейливая, но доходчивая мысль: действительно, под воздействием химии товарный вид отравившейся рыбы несколько попортился. Варить и жарить мутантку не очень рекомендуется. Хотя, если ее съесть в правильном приготовлении, ничего страшного не случится. Однако верность наукой не подтверждена. Тем более что рассчитывать на качественное и видовое улучшение рыбного стада не приходится. Само же стадо изменилось до неузнаваемости. Самые ценные промысловые виды — осетровые, лососевые, сельдевые — по большому счету уже навсегда покинули Волгу. Даже хищных щук, окуней, судаков, предпочитающих для жизни и размножения чистую воду, осталось немного. Их нишу стремительно занимает мутирующий «сорняк»: природа не любит пустоты. Причины известны: естественные нерестилища в тех же водохранилищах за последние годы сократились в восемь раз — до жалких 450 гектаров. Каскад ГЭС, созданный в послевоенный период для восстановления и развития промышленности за счет относительно дешевой электроэнергии, сверху донизу перегородил плотинами Волгу, полностью разрушив ее изначально природный жизненный цикл. Если до великого энергостроительства от Рыбинска до Волгограда вода пробегала за 50 дней, а в половодье — за 30, то теперь — за полтора года. Механизм самоочищения экосистемы сломан, в ней быстро накапливаются разлагающиеся органические и минеральные вещества. Развиваются крайне агрессивные синезеленые водоросли, от яда которых противоядия пока не найдено. А сезонные сбросы воды гидростанциями наносят экологии реки ущерб, пожалуй, больший, чем все промышленные и бытовые стоки.

— Каждую весну мы, волжане, наблюдаем жуткую картину: на прибрежных кустах под палящим солнцем усыхают гроздья рыбьей икры. Гибнет тьма не вылупившихся лещей, язей, судаков, — делится наблюдениями начальник федерального государственного учреждения «Средневолжрыбвод» Василий Павловский.

— В момент сброса вода затопляет луга, старицы, заливы. На это мелководье устремляется нереститься рыба. Потом шлюзы закрывают, вода уходит, а икра остается на суше на радость воронью. Это не вредительство, а издержки единой энергосистемы страны. Я не раз обращался в РАО «ЕЭС России» с просьбой сбрасывать воду попозже дней на 15—20, в которые Волга превращается в рыбий «роддом». Сигнализировал законодателям. Весной написал письмо Анатолию Чубайсу. Ответа все жду. Учинить жесткий спрос с энергетиков не получается: руки связаны. По сей день нет закона о рыболовстве. Нет утвержденных Минюстом методик подсчета ущерба от сезонных сбросов воды.

По данным Института экологии, в задыхающуюся реку ежегодно сбрасывается 23 кубокилометра сточных вод — почти треть их общероссийского объема. А НИИ «ВодГео» дополняет: только с территорий поволжских городов туда же смывается 300 тысяч тонн органики, 60 тысяч тонн нефтепродуктов. 120 тысяч тонн азотных соединений сбрасывает агропром. Через атмосферу Волжского бассейна в виде осадков в воду попадают 7 миллионов тонн твердых веществ. Опускается вся эта отрава на уже накопившиеся гигантские донные отложения.

Неудивительно, что анализы взятой в разных местах воды устойчиво показывают превышение содержания в ней меди, цинка, ванадия, никеля в 200 — 300 раз по сравнению с нормой. Зато живительного кислорода остается все меньше и меньше. Зимой подо льдом Куйбышевского водохранилища в литре воды содержится лишь один кубический сантиметр кислорода — в 20 раз меньше, чем требуется для нормальной жизни рыб. Увы, массовые заморы уже давно перестали удивлять ихтиологов. Так на какие волжские биоресурсы может рассчитывать сегодня охотливый до рыбки российский потребитель? И есть ли вообще смысл забрасывать удочку в сине-белесые волны колыбель реки?

Владимир УЛЬЯНОВ

(Соб. корр. «Трибуны»)

САМАРА

Это было когда-то

Еще в XIV—XV веках все русло матушки-Волги от валдайских истоков до астраханской дельты было поделено на обширные рыболовные участки между великокняжеским двором, крупными феодалами и влиятельными монастырями. Ежегодно, как свидетельствуют древние летописи, монастырские служки засаливали десятки тысяч бочек рыбы, «кою черпали из реки ведрами».

Говорят, что еще при Екатерине Второй здесь ловили белуг шестиметровой длины и весом под тонну. Не были редкостью такие гиганты и веком позже. Даже в середине прошлого столетия по всему среднему и нижнему течению Волги у лодочных причалов рыбаки на продажу привязывали вожжами живых двухметровых осетров, а сушеной воблой топили печки. Рыбное изобилие в те девственные времена позволяло волжскому человеку быть изысканным гурманом. В пищу шла только белорыбица — стерлядь, осетр, белуга. Деликатесную ныне чехонь считали недостаточно жирной.

Сомом брезговали, ибо питается падалью. Селедку!черноспинку не ели совсем, почему-то полагая, что от этого случается помрачение ума. Щука и карп считались сором.

среда, 17 ноября 2004 года

(Иллюстрация с сайта Правда.ру)

"Трибуна"