Алексей и Анатолий Солоницыны родились в г. Богородске Горьковской области. После войны, в 1945-м семья переехала в Саратов, на родину матери Алексея и Анатолия. Потом Алексей учился в Свердловске, где закончил факультет журналистики.

В 25 лет, сразу после окончания университета, он поехал в Прибалтику и стал работать в Риге в редакции одной молодежной газеты. «Я стал тогда перепечатывать в нашей газетке «Один день Ивана Денисовича», за что был немедленно вызван «на ковер» и с должности заместителя редактора снят, — рассказывает Алексей Алексеевич. – В то время я начитался Хемингуэя и мечтал попасть на китобойную флотилию. Мне хотелось написать роман о рыбаках или о китобоях. Я ждал выхода в море, но не знал, что есть такое понятие «невыездной». А так как я диссидентствовал, я оказался как раз этим самым «невыездным». Меня то назначали на высокие должности, то резко снимали. Партийные товарищи объясняли это тем, что я, как они говорили, совершал «необдуманные поступки»».

В то время у Солоницына уже была семья, ребенок и волей-неволей приходилось думать о хлебе насущном. Он устроился на телевидение «внештатником» с испытательным сроком. Алексей Алексеевич писал рецензии, делал инсценировки. Спустя два года Солоницын стал главным редактором литературно-драматических программ.

А потом пришло время, когда Алексей Алексеевич понял, что ему нужно что-то совсем другое. Перемена взглядов на жизнь во многом произошла под влиянием Виктора Астафьева, которому Солоницын посылал свои рассказы и первую книгу. «Моя первая книжка вышла в 1967 году в Калининграде и называлась «До завтра», — рассказывает Алексей Алексеевич. – В ней я написал о жизни рыбаков, водителей, то есть, о жизни на берегу. О людях, переживающих внутренние драмы, о неустроенности, о внутреннем беспокойстве…Меня всегда интересовал человек, который стоит на пороге выбора, каких-то душевных испытаний».

Под влиянием Астафьева Солоницын понял, что надо ехать на родину и писать там, где родился и вырос. «Так как у меня отец – нижегородский, а мать – саратовская, я сказал своей супруге, что мы поедем или в Нижний, или в Саратов, — вспоминает писатель. – Но жена моя был актрисой. Ей надо было знать, в каком театре есть для нее роль. Оказалось, героиня нужна была в Самаре. Там супруге предложили в качестве дебюта роль Настасьи Филипповны в «Идиоте» Достоевского. Федор Михайлович – мой любимый писатель. Ну, как тут было не согласиться?! Когда в 1973 году мы приехали в Самару, выяснилось, что она очень похожа на Саратов. Моя судьба сложилась имеено в Самаре, здесь я сформировался, как писатель. Когда я стал писать повети и начал свой первый роман, то в качестве места действия выбрал подобный город на Волге, который назвал Кручинском».

Первый роман Алексея Солоницына «Звезда вечерняя» посвящен судьбе и светлой памяти брата Анатолия. «Очень многое в нем навеяно «Андреем Рублевым», судьбой Тарковского, его окружения, — поясняет Алексей Алексеевич. — В основе романа -судьба моего брата и моей супруги. Меня интересовал человек, задумывающийся о смысле жизни, человек, у которого растревожена совесть. Собственно, об этом и у Анатолия все роли и в театре, и в кино. «Звезда вечерняя» выдержала три издания. Роман включен и в двухтомник, изданный к моему 65-летию.

Один из самых значимых моментов в жизни Алексей Солоницына – поездка к брату на съемки «Андрея Рублева». «Тогда я ответил себе на вопрос, почему в нашей жизни все возвышенное и прекрасное связано с верой, — говорит Алексей Алексеевич. – Толя показал мне храм Покрова на Нерли. Это был совершенно незабываемый день. Мы шли по туристской тропе через луг. Я не понимал, куда ведет меня Анатолий, зачем? Ну, стоит на бугорке маленькая церквушка и стоит… Была осень, и освещение было такое великолепное, и вдруг я стал замечать, что церквушка у меня на глазах вырастает и становится все белее и белее. Я помню, что настолько был переполнен этой красотой и гармонией, что слезы невольно полились из глаз. И когда Анатолий увидел, что я заплакал, он радостно улыбнулся. Брат увидел, что я осознал это.

Вернувшись со съемок «Андрея Рублева», Алексей Солоницын стал ходить в храм. Приобщение к вере шло у него постепенно. Второй важной вехой на этом пути стало знакомство с владыкой Иоанном, который был тогда архиепископом Самарским и Сызранским. В историю он вошел как митрополит Санкт-Петербургский и Ладожский, хотя в Самаре прослужил почти 30, а в Петербурге только 5 лет. Встречи с ним очень многое открыли для Алексея Солоницына.

«Когда Толя готовился ехать в Москву на съемки «Андрея Рублева», наш отец получил из Таншаево Нижегородской области от местного краеведа очерк о нашем предке Захаре Степановиче Солоницыне, — рассказывает Алексей Солоницын. – Как оказалось, во второй половине XVIII века Захар был летописцем и иконописцем. И вот, промысел такой Господний, судьба нашего пращура аукнулась в судьбе Анатолия. Перед поездкой отец дал прочитать Анатолию этот очерк, чтобы поддержать сына. После этого брат укрепился духом, Анатолий поверил, что играть Рублева должен именно он.

Но перед поездкой брат ничего о своих мыслях не говорил и рассказал о них лишь спустя годы…»

Задумался о судьбе рода Солоницыных и Алексей Алексеевич. Вместе с отцом они очень мечтали съездить в деревню Зотово, где жил Захар Степанович, но этого сделать им так и не удалось. Когда Алексей Солоницын схоронил отца и мать, он все-таки выбрался в Зотово. Оказалось, что в этой деревне на территории Нижегородской области все жители — Солоницыны. «Представляете, целая деревня Солоницыных! —

восхищенно говорит Алексей Алексеевич. – В местном музее есть экспозиция, связанная с Захаром Степановичем. Мой предок закончил Вятскую семинарию и увлекся масонскими идеями. У него был друг, некий Колокольников, который переписывался с самим Новиковым. Вскоре Колокольникова сослали, а заодно и Захара Степановича. Его буквально поселили в тайге. Дали топор и сказали: «Живи здесь. Выживешь — так выживешь, нет — так нет». Вместе с еще одним ссыльным они срубили домик. Самым ближайшим к ним поселком был Таншаево. И Захар Степанович прорубил в тайге тропу длиною в 5 верст к таншаевскому храму. Это было как бы актом покаяния за увлечение масонством. Тропа и по сей день называется «Захаровой тропой». Когда я об этом узнал, и мне показали ту самую тропу, я подумал: «Господи, да ведь это потрясающий образ! Вот она — дорога к храму. Захар масонскими идеями переболел, а потом ходил и замаливал свои грехи»».

Сергей Ишков

«Русский курьер»

№ 415 16.11.2004

"Русский курьер"