Театральная реформа, о которой говорят давно, вновь взбудоражила театральную общественность после выступления Михаила Швыдкого в Санкт-Петербурге, затронувшего эту проблему. Известные театральные деятели на страницах «Известий» обсуждают, какой должна быть реформа и какими могут быть ее последствия: режиссер МАРК ЗАХАРОВ, статья которого «Зачем Москве двести театров?» несколько лет назад вызвала бурные споры, и режиссер ВАЛЕРИЙ ФОКИН, одним из первых предложивший организовать жизнь театров на новых экономических условиях.

Режиссер Марк ЗАХАРОВ, художественный руководитель Московского государственного театра «Ленком»:

Реформа — любовь моя

Хочется изо всех сил полюбить назревающую реформу российского театра. Но не получается. Все нынешние радикальные свершения в нашем обществе обрастают таким количеством неизвестных прежде катастрофических последствий, явлений неожиданных, побочных, неучтенных, что кажется, будто высокое руководство каждый раз взрывает детонатор, с самыми добрыми намерениями запуская смертельно опасную цепную реакцию. Почти всякое громкое предложение, поступающее свыше, вызывает на нижних этажах общества массовое содрогание. Лучше быть уже не может, будет хуже — привычно думается многим согражданам. Президент когда-то говорил о кадровом голоде. Похоже, в последнее время он перерастает в дистрофию. Возникает страшное предположение: большинство наших высоких управленцев не обладает необходимой квалификацией. Как правило, второй ход в затеянной ими реформации никогда не просчитывается. Некому считать. Мало кто способен взять на себя ответственность. Руководители в своем большинстве либо ждут тщательно прописанных президентских указаний, либо в ужасе расползаются по щелям.

Несколько лет назад я преждевременно высказал соображения по количеству московских театров, находящихся на бюджетном финансировании, и предложил в связи с этим подумать о создании авторитетного общественного совета. Я наивно полагал, что возникшая «снизу» инициатива по поиску гибкой и подвижной системы театрального дела поможет нам обрести правовую и экономическую надежность. Ведь когда-нибудь все равно встанет вопрос о максимально допустимых затратах, а значит, о приоритетах: где деньги налогоплательщиков необходимо употребить во благо театральной культуры, где можно и необходимо рисковать, когда и как следует ограничить этот риск, когда допустима лишь частичная поддержка сценического начинания, а когда речь может пойти лишь о символической поддержке частного финансирования. В моем представлении — а оно не изменилось, — совет должен состоять из известных, хорошо образованных людей разного возраста и профессиональной принадлежности. Они не должны заниматься хозяйственными вопросами, их авторитет, как это делается в странах с высокой театральной культурой, должен быть направлен на предложения по самым болезненным и деликатным проблемам — заключения, продления или завершения контрактов с руководителями городских театров. Такой совет не сможет гарантировать стопроцентную истину, но наверняка будет приближаться к объективности некоторых оценок.

Мои предложения в силу разных причин не имели успеха, но… сейчас тучи над актерским сообществом в России быстро и угрожающе сгущаются. Если идея укрепления властной вертикали обернется для отечественной театральной культуры административно-распределительным механизмом с грядущей казначейской регламентацией, последует сокрушительный удар по национальному достоянию и достоинству. Ведущие театральные менеджеры в своих прогнозах приблизились к тому шоковому состоянию, что испытали ученые-ядерщики после взрыва водородной бомбы.

Да, конечно, мы многого не умеем. Пока не получается у нас с телевизорами, мобильными телефонами, кроссовками, штанами, автомобилями, даже с прохладительными напитками. Но русский репертуарный театр — явление, признанное во всем мире, одно из немногих наших достижений, детище великой русской литературы, конкурентоспособный продукт, питаемый уникальным взлетом общественного самосознания, неповторимыми особенностями нашего исторического и культурного развития. За нами — плеяда великих созидателей русской сценической традиции от Федора Волкова до Иннокентия Смоктуновского.

Чиновники высшего ранга, уже не первый год смело реформирующие правоохранительные органы, пенсии, льготы, образование, фундаментальную науку, умеющие безошибочно определять разницу между федеральными зданиями и городскими, могущие смело провести границу между государственным водопроводом и региональным, в данном случае могут раскрутить еще один неожиданный для себя и губительный для русского репертуарного театра механизм культурной деградации. Опасно. Хочется робко попросить верховных менеджеров страны еще раз тщательно просчитать все последствия готовящихся указов. Может быть, даже пойти на крайность: выслушать нескольких самых приятных и проверенных театральных специалистов. В нашем сообществе есть неглупые люди, которые сделают так, будто реформаторы — в своем большинстве средние менеджеры — как бы сами до всего и додумаются. Без потери имиджа. Потерять они его успеют, впереди много дел.

Принципиально не касаясь «императорских» театров, думаю, что, заказывая музыку в других творческих коллективах, нельзя полагаться лишь на всевластность сметного финансирования. Не стоит казначейству определять для композитора протяженность скрипичного звучания, желательное количество тактов для ударных и духовых инструментов, а сэкономленные средства возвращать обратно в казначейство, называя это бюджетозамещением.

Театральное дело еще хуже музыки. Выбивать фундамент из-под всех поголовно театров-студий опасно. Потому что захочется ликвидировать заодно и театральную педагогику. Уже прозвучал вопрос — не много ли театральных специалистов готовят наши творческие вузы? Куда нам такая прорва актеров? Но самое главное — зачем столько режиссеров? Тут я согласен. Отстрел нужен. Начинать надо, конечно, со старших поколений. Вахтанговское училище вообще, не зная меры, дожило до девяностолетия…

Не все понимают: чтобы родился Пушкин, нужно иметь хотя бы полсотни обыкновенных поэтов. А чтобы российские композиторы образовали «Могучую кучку», необходимо, чтобы в каждой просвещенной семье музицировали. Это и наблюдалось у нас, особенно при последнем императоре. Не хочу поминать вождя всех народов, но и он, при всем его людоедстве, понимал, что означает для России Театр. Даже в 1941 году.

Конечно, у нас должны быть частные антрепризы и замешанные на мощных капиталах мюзиклы, смыкающиеся с праздниками шоу-бизнеса. Однако рубить под корень плодоносящее древо чисто театральных новаций по меньшей мере непростительно для духовного произрастания будущих мастеров российской сцены. В своем подавляющем большинстве великие и самые любимые актеры нашего Отечества рождаются не в сериалах, а на сценических подмостках.

Главная беда, она же — новость для многих лиц в правительстве: драматический репертуарный театр по своей природе не может существовать без государственной или стабильной меценатской поддержки, поэтому при уравнительно-приказном реформаторстве наше театральное дело исчезнет, останутся островки «императорских» цитаделей, но, вырванные из среды многослойного театрального процесса, они наверняка будут хиреть, теряя свой исполнительский и постановочный уровень. Некоторые признаки такой надвигающейся кадровой деградации можно наблюдать уже сегодня, еще до введения всеобщих законов о реорганизации социальной сферы.

Жизнь у нас хороша тем, что как ее, подлую, ни реформируй, она продолжается. Пусть в другом качестве. Вероятно, на обломках нынешних драматических и музыкальных театров возникнут новые коммерческие, акционерные увеселительные центры. Возможно, некоторые театральные руководители вместе со своими актерами будут во что бы то ни стало стремиться к выживанию. У нас тоже есть свой бизнес-план: каждую неделю по воскресеньям — драматический спектакль. Понедельник, вторник — ночная дискотека. Среда — вечеринка с молодыми звездами из числа тех, кого не приняли на «Фабрику звезд». Четверг — прикольный фуршет с мастерами экстрима и пирсинга. Пятница — выездной джек-пот с боями без правил. Суббота — вечер распродажи элитного белья с моделей на подиуме.

Конечно, долго нам не продержаться, из собственной истории знаем: случится как в песне: «Отряд не заметил потери бойца и «Яблочко»-песню допел до конца».

Грядущая реформа лишний раз напомнит нам об инерции мощного имперского мышления. Можно уповать на личную демократическую устремленность и даже интеллигентную внешность, но они трещат под натиском политического наследия. Оно у нас не самое лучшее. Лавина имперских рефлексов упорно деформирует демократическое сознание наших реформаторов. Вот их-то и надо прореформировать в первую очередь.

Валерий ФОКИН, режиссер: «Реформа не просто созрела, она перезрела»

С художественным руководителем Центра имени Вс. Мейерхольда в Москве и Александринского театра в Петербурге встретился корреспондент «Известий» Артур СОЛОМОНОВ.

«Начнутся драмы, угрозы самосожжения»

известия: Как вы думаете, реформа действительно назрела?

Валерий Фокин: Эта реформа не просто назрела, она перезрела. Мне жалко, например, что в 1987 году или в 1986-м, когда СТД России образовался и я был секретарем вновь избранного Союза и отвечал как раз за организацию театрального дела, мы не довели наши преобразования до конца. Тогда мы сделали резкий шаг по отношению к советскому прошлому: убрали цензуру, стали резко действовать в отношении тогдашнего Министерства культуры, дали большую экономическую независимость театрам. Этот шаг всколыхнул театральную ситуацию, но, к сожалению, мы остановились. Надо было вводить контрактную систему, менять КЗОТ: сделать так, чтобы контракт был не формальным, а реальным документом, действующим на определенный срок, где были бы проговорены все обязательства театра перед актером и актера перед театром. Но этого мы не сделали. Разорвать контракт с актером сейчас практически невозможно. Для его продления есть масса юридических уловок… Я думаю, что театральная реформа, которая должна состояться, пройдет болезненнее, чем могла бы пройти. И, конечно, начнутся драмы, угрозы самосожжения… Это очень понятно.

известия: Как вы представляете эту реформу?

Фокин: Я об этом говорил и в администрации президента, и с Михаилом Швыдким. Мне кажется, выход только один: сделать несколько дифференцированных театральных кругов. Должен быть один круг, связанный с такими значительными, корневыми театральными коллективами, как Малый, Большой, МХАТ, Александринка и еще ряд театров, которые являются некими академиями в высоком значении этого слова. Эти академии должны находиться в особом театральном кругу. То есть должны быть абсолютно под защитой государства и на особом положении.

известия: Не получится, что одни будут «священными коровами», которым все позволено, а другие — под постоянным страхом закрытия?

Фокин: Я об этом и хотел сказать. Конечно, подход «Мы двести пятьдесят лет назад родились, и, что бы у нас ни происходило, вы нас не трогайте» порочен. Именно потому что вы стали музеем русской драмы, через вас прошли выдающиеся актеры — на вас лежит большая ответственность, и вы должны быть постоянно реформируемы. И руководители, в том числе и я, как худрук Александринского театра, должны не стоять на страже традиций, а думать о постоянном обновлении при опоре на великое прошлое.

Дальше идет круг театров, которые финансируют сами регионы, и содержание их город берет на себя. Дальше возможны варианты частичного финансирования. Например, расходы по сценическому оборудованию и коммунальные услуги финансирует город, а спонсоры берут на себя расходы по созданию спектакля. Форма частных театров должна быть более активна. Они неизбежно выберут нишу общедоступно-разлекательную, и это правильно, потому что нельзя же делать только авторский театр.

Нужны конкурсы малых театров и студий, которые должны доказать свое право на жизнь. Мы научились рождать театр, а вот с финалом все время медлим. И по стране тысячи театральных организмов, которые, быть может, давно уже умерли, но все равно финансируются.

В эту реформу надо записать контракты для руководителей. Чтобы не было пожизненных должностей. И худруком может быть не только режиссер или актер. Надо не бояться какие-то театры, извините, расформировать, и освободившееся театральное здание отдать под свободные площадки. Некоторые труппы можно соединить в одну. Например, соединить Вахтанговский и БДТ невозможно, но есть коллективы, из которых можно взять лучших артистов и соединить в одну труппу, и будет один хороший театр вместо двух средних при условии наличия талантливого руководителя.

Это я говорю о том, какие возможны позитивные результаты. Но есть же и проблемы. Ведь никогда никто не поймет, что он плох и ему надо уходить из профессии. Это первое. Второе — нужны деньги, чтобы эту проблему закрыть. Люди, оставленные без театра, должны социально приспособиться и перераспределиться. Таких людей окажется много, и у них будут претензии: «Я всю жизнь играл «кушать подано», но это вы так решили, на самом-то деле я — Гамлет. А теперь вы меня и вовсе оставляете без театра. Вы мне сломали всю жизнь». И дальше идет монолог в духе раннего Достоевского. И уволенный актер потребует социальной защиты. И будет абсолютно прав. Самый большой удар, конечно, примет среднее поколение. Старики, если им обеспечат хорошее лечение и пенсию, конечно, будут по театру тосковать, но у них позади — большая театральная жизнь. А молодежь тоже еще может куда-то двигаться, менять театры, менять профессию, в конце концов.

«Я не хотел бы быть в экспертном совете. Эти люди будут заклеймены»

известия: Но реформа-то затевается в первую очередь для того, чтобы деньги сэкономить.

Фокин: Они будут сэкономлены. Но не в ближайшие времена. В процессе реформы мы, конечно, получим демонстрации, крики и стоны. И это объяснимо. Уйти от уравниловки нам необходимо. Потому что нельзя продолжать давать всем сестрам по серьгам.

известия: Кто будет решать: кому из театров жить, а кому — умирать?

Фокин: Если это будут делать чиновники — невозможно, если заинтересованные театральные люди — тоже невозможно. Нужно создавать смешанный совет, в который войдут объективные эксперты. Они должны понимать, что берут на себя колоссальную ответственность за людей, за их судьбы. Я бы не хотел быть в этом совете. Эти люди будут заклеймены.

известия: Как убийцы русского репертуарного театра.

Фокин: Да. При том что русский репертуарный театр должен быть защищен и сохранен. Это — великое достояние. И нам надо сохранить лучшие репертуарные театры. А многие — отсечь.

известия: Есть в России города, в которых только один театр. Уровень этого театра, не имеющего конкурентов, почти всегда очень низок. И, если следовать вашей логике, надо город лишить театра вовсе. Потому что он наверняка хуже, например, какого-нибудь московского театра, который скорее всего закроют.

Фокин: Подход должен быть индивидуален. Города, в которых есть один-два театра, вряд ли нужно трогать. Эти театры должны внутри переформироваться постепенно. Вот привел свою группу в Театр на Таганке Юрий Любимов, и возник знаменитый театр. То же самое было с БДТ, когда туда пришел Георгий Товстоногов, который получил право уволить всех, кого хотел, и набрать тех, кто ему нужен. В городах, в которых около десятка театральных коллективов, — а таких в России много — можно, например, из семи-восьми средних театров сделать четыре хороших. Но, конечно, если в городе один театр, закрывать его и строить на его месте фитнес-клуб — дико.

известия: Если эта реформа будет проведена, Александринский театр и Центр Мейерхольда окажутся в разном финансовом положении.

Фокин: Центр не имеет никого отношения к этой реформе — у нас нет дотаций от государства, и бюджет свой мы формируем сами. Лишь иногда получаем гранты от комитета по культуре, если они нам дают.

Театральных центров масса, и очень многие тоже можно закрывать

известия: Александринскому театру, конечно, извне ничего грозить не может. А вот внутренние реформы, в которых театр нуждается, вы проводите? Многие худруки говорят, что уволить почти никого невозможно — кто-то семьдесят лет назад удачно сыграл роль, у кого-то тяжело болен дедушка, а кто-то уже сам дедушка. Эти факторы мешают шагам, которые не могут не быть резкими. У вас такая же ситуация?

Фокин: Я прекрасно понимаю, что присутствие стариков в труппе необходимо. Сейчас я очень активно чищу молодой состав. Они могут еще пойти в другой театр или переквалифицироваться и пойти зарабатывать хорошие деньги, которые никогда не заработают в театре. Но для такого театра, как Александринский, максимальное количество актеров — пятьдесят человек. Словом, реформа экономически назрела — и в театральной жизни страны в целом, и в каждом конкретном театре.

известия: Михаил Швыдкой сказал следующее: «Если менеджер сделает ошибку, государство за нее ответственности не несет, то есть учреждение может быть обанкрочено». То есть, если упростить проблему, однажды мы можем услышать, что, например, «обанкрочен театр драмы в Нижневартовске».

Фокин: Это очень сложно и очень болезненно. Но реформу все равно надо начинать: готовить общественное мнение, проводить конференции, «круглые столы».

известия: Вы помните, какой крик поднялся, когда вы в восьмидесятые предложили из Театра имени Ермоловой сделать Театральный центр. Представляете, что сейчас из регионов начнут раздаваться отчаянные возгласы о крушении русского театра, и в этом будет доля правды.

Фокин: Но ведь тогда я был прав — этих театральных центров сейчас масса, и очень многие тоже можно закрывать. Я был первым, кто об этом сказал, и поэтому получил по голове — это всегда так. Конечно, я не исключаю, что и на эти мои реплики будет реакция болезненная. Но, повторяю, жизнь изменилась так, что выхода у нас нет.

известия: Не получится, что те деньги, которые выделялись на театры, просто пойдут на другие нужды, и от того, что перестанут финансироваться плохие театры, хорошим легче не станет?

Фокин: Нужно будет добиваться сохранения этих средств. Хотя чиновники будут хотеть иного, но можно защищать освободившиеся средства. Между лучшими театрами начнется более острая конкуренция. Появятся лишние театральные здания, которые можно будет дать новым театральным коллективам. Но прыжок в эту ледяную воду без денег, без социальной защиты — будет очень страшен.

Артур СОЛОМОНОВ

Что предлагает Валерий Фокин:

— Надо сохранить лучшие театры, а многие — отсечь.

— Малый, Большой, МХАТ, Александринка и ряд театральных академий должны быть под защитой государства и на особом положении.

— Часть театров финансируют регионы и город.

— Нужны конкурсы малых театров и студий.

— Не должно быть пожизненных должностей для худруков.

— Часть театров надо расформировать и освободившиеся здания отдать под свободные площадки.

— Некоторые труппы можно соединить в одну.

Чего не советует Марк Захаров:

— Если идея укрепления властной вертикали обернется для отечественной театральной культуры административно-распределительным механизмом с грядущей казначейской регламентацией, последует сокрушительный удар по национальному достоянию и достоинству.

— Выбивать фундамент из-под всех поголовно театров-студий опасно. Потому что захочется ликвидировать заодно и театральную педагогику.

— Однако рубить под корень плодоносящее древо чисто театральных новаций по меньшей мере непростительно для духовного произрастания будущих мастеров российской сцены.

www.izvestia.ru