Жизнь после смерти. Что может спасти от гибели пенсионную систему ("Профиль")
Повышение возраста выхода на пенсию спасает от гибели пенсионную систему. Но в результате мы можем получить рынок труда, где в бой идут одни старики.
Приключения новостей в российском информационном поле бывают иной раз весьма замысловатыми. Стоило председателю Пенсионного фонда Геннадию Батанову что-то такое походя сказать о повышении пенсионного возраста, как начался пожар в наших каменных джунглях. Казалось, что, во-первых, проблема поставлена только сейчас и, во-вторых, нововведений следует ожидать уже с завтрашнего дня.
Говорили эксперты. Клеймили позором профсоюзные деятели. Разогрелся докрасна радио- и телеэфир. Г-н Батанов, уже в силу своей биографии в принципе не склонный к либеральным взглядам и тем более практическим шагам, тридцать раз повторил, что по этому поводу должно состояться политическое решение и достигнуто согласие в обществе.
Кончилось тем, что вспомнили три принципиальные вещи. Первое: повысить пенсионный возраст по причине старения населения и увеличения нагрузки на работающих пытались еще в 1997 году, когда в стране работало правительство младореформаторов. Второе: план очень постепенной, «бархатной», растянутой на годы процедуры повышения пенсионного возраста уже давно разработан и лежит в Минсоцздраве. Третье: ситуация такова, что надо либо замораживать физические объемы пенсий, либо отправлять граждан на заслуженный отдых попозже.
Все вроде бы понятно. А осадок остался. Прежде всего стало очевидным, что любая новация в социальной сфере — безотносительно к ее проработанности, общественной полезности, осмысленности и т.д. — воспринимается резко в штыки. Трудящиеся и не очень трудящиеся массы, и без того психологически подкошенные монетизацией льгот и готовые на Горбатом мосту, этом зеркале русской экономики, отстаивать более высокие зарплаты в бюджетном секторе, не приемлют саму идею поработать чуть дольше привычного с советских времен срока.
Дело ведь даже не в том, что повышение пенсионного возраста — это, с учетом ранней смертности населения России, своего рода жизнь после смерти. (Хотя если верить целевым показателям Минсоцздрава, продолжительность жизни в России к моменту увеличения пенсионного возраста значительно вырастет.) Речь идет не только о социальных, медицинских и ритуально-сервисных материях, но и — что важно — о трудовой мотивации.
Эта самая трудовая мотивация стремительно меняет свои тактико-технические характеристики в среднем классе, который много, охотно и продуктивно работает. Но в массовом смысле среднестатистический российский работник по-прежнему демотивирован. Ему даже деньги не нужны — он просто считает, что по достижении определенного возраста нормальный человек не должен, прямо-таки не имеет права работать. Такое вот абсолютно принципиальное отношение к труду.
Впрочем, не исключено, что спустя десятилетие мотивационные механизмы изменятся, а проблема ранней смертности будет решена. Однако остается еще такая штука, как структура рынка труда. Граждане, приближающиеся к 60-летнему или 65-летнему рубежу, будут, что естественно, страстно, до побеления в пальцах, держаться за свои рабочие места. Те самые места, на которые могли бы претендовать молодые. Стечение этих обстоятельств вполне может спровоцировать рост безработицы в младших возрастных категориях трудоспособного населения России.
Проблема еще и в том, что сегодня невозможно предсказать, какие профессии будут в наибольшей степени востребованы рынком труда через 10-15 лет. Сегодняшняя же структура рынка превращает в безработных более чем трудоспособных сограждан в возрасте от 50 лет и далее. Фундаментальные перемены в экономике, сдвиг от производства к сервисным отраслям в первую очередь выбрасывают с рынка труда среднюю и пожилую возрастные группы. И где гарантия, что ситуация не изменится или даже не усугубится в среднесрочной перспективе? Можно, конечно, обязать работодателей резервировать рабочие места для тех, кому за 50 или 60. Но такие меры будут противоречить природе рынка и эффективной экономики.
Согласие в обществе по этому вопросу, которого с «томленьем упованья» ожидает Геннадий Батанов, едва ли будет достигнуто. Однако демография сильнее согласия. А экономическая политика, не учитывающая реальность, данную нам в ощущениях, и ориентированная только на согласие, в результате обречена на болезненное поражение. Поэтому придется и возраст повышать, и накопительную систему вводить, и регулировать рынок труда таким образом, чтобы он не стал геронтократическим.
АНДРЕЙ КОЛЕСНИКОВ
«Профиль»
№39 (406) от 25.10.2004
*