— Я знаю, что вы были против публикации этой книги. Почему?

— Дело в том, что после Беслана, после терактов, которые ему предшествовали, мне стало ясно, что Россия перешла в другую историческую реальность.

До этого наши «академические», цеховые проблемы, такие как ликвидация Путиным свободы слова, гонения на журналистов, репрессии против некоторых олигархов, находились как бы в недрах земли. Они прорывались на поверхность слабыми толчками в два-три балла. Мы их ощущали как профессиональные сейсмографы и пытались предупредить общество, чем все это может закончиться. А сейчас грянуло очень серьезное землетрясение с огромными разрушениями и катастрофическими последствиями. Трагедия Беслана использована властью как повод для превращения страны в фашистское государство. Но понимание катастрофы пришло, к сожалению, поздно, и в этом весь ужас сегодняшней ситуации.

На этом фоне я задала себе вопрос: ну кому сейчас нужна моя книга? После Беслана у сотен людей такое горе, а я буду рассказывать о собственных проблемах полугодовой давности. Зачем? Но потом поняла: то, о чем мы предупреждали раньше, стало очевидным именно сегодня. Книга именно об этом. Такие вещи, как ликвидация свободы слова, как война в Чечне, как бесланская трагедия, бесследно не проходят — у них прямая причинно-следственная связь.

— Скажите, что все-таки всесильным кремлевским людям помешало уничтожить тираж вашей второй книги? Вы же меченая…

— Это вопрос времени, и очень короткого времени.

— Что пока мешает?

— Пока просто руки не дошли. Они действуют планомерно: сначала телевидение, потом частично газеты, теперь подбираются и к интернету.

Чего греха таить, цензура сегодня присутствует практически в каждом московском издании. Ваша газета, с моей точки зрения, остается последним неподцензурным печатным СМИ.

— В феврале, после взрыва у дверей вашей квартиры, вы уехали за границу — подальше от угроз и опасностей. Судя по тому, что вы говорите сейчас, ситуация стала еще хуже. Почему вы вернулись? Может быть, стоило остаться? Многие сейчас задумываются о таком выборе…

— Если честно, я ужасно люблю Москву, обожаю этот город. Я за границей-то выдержала всего несколько недель — такой творческий отпуск, если хотите.

И потом, я хотела показать этим людям: это моя страна, и мое возвращение для меня — единственно честное решение. Я не камикадзе, не революционер, я не пойду на баррикады. Но если есть хотя бы малейшая возможность быть здесь, я здесь буду. Это моя страна, просто она уже изуродована почти до неузнаваемости.

— После увольнения из «Коммерсанта» вы стали безработной. Каково это для человека, который был профессионально востребован и материально обеспечен?

— Действительно, теперь передо мной каждый месяц стоит насущный вопрос: как платить хозяйке за съемную квартиру? Честно вам скажу: тех денег, которые я получила за «Байки кремлевского диггера», хватало, чтобы сводить концы с концами, не более. Мне неоднократно приходилось занимать деньги у друзей.

— Где еще, кроме России, был издан первый «Диггер»?

— Я продала права латышскому издательству. Книга там вышла беспрецедентным для Латвии тиражом — 6 тысяч экземпляров. Все минувшее лето она занимала первое место по продажам. Еще есть договоренности с литовцами, они выпустят книгу в январе следующего года. Но это будет уже совмещенный вариант первой и второй книг. Кроме того, скоро книга выйдет в Китае, там уже закончен ее перевод. Пока китайцы купили права на печать 30 тысяч экземпляров с последующим выходом на один миллион. По крайней мере, китайские партнеры говорят, что они на это весьма рассчитывают. Ведутся переговоры о европейских изданиях книги в английском, французском и немецком переводах. Интерес к России на Западе опять огромный. Западные политики и журналисты вдруг перестали делать вид, будто они не понимают, что у нас происходит с прессой, с режимом Путина.

— Сколько экземпляров первого «Диггера» продано у нас?

— На сегодняшний день — 200 тысяч. Вторая книга напечатана тиражом в 50 тысяч, и он практически весь раскуплен торговыми точками. Читатели, наверное, хотят знать, что со мной произошло после выхода первой книги. Слава богу, не только в Кремле читают, но и в стране тоже. Поэтому я думаю, читателей у второй книги будет не меньше, чем у первой. Но коммерческого интереса у меня в данном случае нет, это такое прощание…

— Кто прощается и с кем?

— Это прощание кремлевского диггера, его больше нет. А есть я, есть мое желание как-то помогать моей стране, если она в этом нуждается. Есть, не буду скромничать, умение писать, и писать так, что после этого люди, у которых в наличии репрессивный аппарат, не находят другого адекватного ответа, кроме как взорвать под дверью моей квартиры бомбу. И, к сожалению, я прощаюсь с той независимой журналистикой, которая все-таки существовала все годы ельцинских реформ.

— Как вы относитесь сегодня к журналистской корпорации?

— К несчастью, наши с вами коллеги несут огромную долю вины за то, что сейчас происходит. Посмотрите: кагэбэшник — он и есть кагэбэшник, от него никто не ждет, что он бросится защищать свободу и демократию. Зато журналисты повели себя примерно так же, как женщина, которая вышла замуж за романтика, поклялась ему в вечной любви, а потом отправилась на панель. Все-таки журналистика — это некоторая миссия, а не только зарабатывание денег. Мы повели себя глупо, обидно и нечестно, после чего нам перестали верить. Я твердо убеждена: если бы журналисты — ну, не все, ну хотя бы процентов семьдесят — не встали в удобную для Кремля позу, Путин не смог бы сделать с нашей страной то, что он сделал с такой невероятной легкостью.

Беседовал Виталий ЯРОШЕВСКИЙ

14.10.2004

Новая газета

№ 76

14 октября 2004 г.

Новая газета