Измученные жители Беслана не могут обрести покой, несмотря на окончание формального 40-дневного траура: чудовищные случаи неверной идентификации вынудили людей проводить эксгумацию тех, кого они считали своими близкими и похоронили несколько недель назад.

В среду жители города коллективно и официально в последний раз в этом году поминали погибших. По православной традиции они вновь соберутся 3 сентября будущего года. Поскольку формальный траур закончился, от женщин в Беслане уже не требуется ходить в черном, а мужчины могут сбрить свои бороды. Но случаи неверной идентификации омрачили 40-дневный водораздел людям, похоронившим своих мертвых и стремящихся переступить некий порог, пишет издание Independent (перевод на сайте Inopressa).

В холодной гостиной в доме неподалеку от школы Светлана Бероева, ее муж Джорик, дочери Анжела и Залина и брат Бег Султан провели вчерашний день в отчаянии. Залина потеряла 10-летних близнецов Аслана и Сослана Токмаевых. С большой фотографии в рамке мальчики в школьной форме, вымытые до блеска, с подстриженными черными волосами, смотрели на скорбящих.

Аслана и Сослана назвали в честь древних богатырей осетинского фольклора. Когда мальчики были маленькие, Залина разошлась с мужем. Детей воспитывала сама, помогала бабушка. 1 сентября Залина не смогла отпроситься из парикмахерской, где работала, и мальчиков в школу повела бабушка. Бабушка была ранена и выжила.

Близнецов похоронили несколько недель назад, но во вторник родственникам позвонили и сообщили об ошибке. Вместо Сослана похоронили ребенка из другой семьи, а останки настоящего Сослана, идентифицированные по ДНК, находились в морге. Теперь власти выкопали тело неопознанного ребенка и должны были похоронить Сослана поздним вечером. Бероевы силятся понять, как могла произойти такая ошибка.

Бабушка Светлана кусает свою руку, говоря: «Когда мы нашли Сослана, его было трудно узнать. Его тело сильно обгорело. Мы узнали его только по остаткам трусов и ногтям на больших пальцах ног. Врачи посмотрели на его зубы и пломбы. Возраст и вес соответствовали».

Светлана объясняет, что у нее было странное чувство, что это не он, когда маленькое тело опускали в землю, а Бег говорит, что семья не вынесет новых похорон. «Мы помянем его через 40 дней, но мы не можем хоронить его снова. Дважды не хоронят».

Анжела, которая была в числе заложников, и на лице которой застыла страдальческая гримаса, говорит, что случай с Сосланом — не единичный. «Прокурор сказал, что были другие случаи, но их замалчивают». Известны случаи путаницы с идентификационными бирками, добавляет Бег.

Гарик Тедаев, прошел через такой же кошмар. Он несколько недель искал свою семилетнюю дочь Фатиму, но на днях ему позвонили и сказали, что ее похоронила другая семья. Теперь ее эксгумировали и снова похоронили, а другая семья должна начать болезненный процесс поисков своей дочери.

В маленьком клубе на противоположной стороне улицы Руслан Гаппоев, который до сих пор ищет свою жену Наиду и уже прочесал центральный морг, говорит, что понимает, почему происходят такие ошибки. Тела жертв, многие из которых буквально разорваны на части, давно перестали походить на людей. «Они ужасны. Обожжены, без голов, рук или ног. У некоторых не осталось зубов».

Многие неопознанные тела вывезли в окрестности Беслана в рефрижераторе. Руслан говорит, что людей, ищущих своих близких, больше, чем трупов. В некоторых случаях родственников просят осмотреть груду фрагментов тел, пишет Independent. По данным издания «Коммерсант», из 124-й военной лаборатории Ростова-на-Дону все еще приходят бумаги об опознании людей, которых давно похоронили.

Руслан Гаппоев, выпив еще водки, говорит, что не потерял надежды на то, что его жена жива и, может быть, остается заложницей, уведенной экстремистами. «Я хочу надеяться и буду надеяться. Я ждал 40 дней. Я ничего не могу делать». Две сестры его жены Наиды, ее сын и мать сдали кровь на анализ ДНК, но в среду Руслану позвонил следователь, который спросил, были ли у его жены зубные пломбы.

Его дети, 11-летний Сослан и семилетний Аслан, не понимают, где их мать. «Старший не задает вопросов, а младший думает, что она лежит в больнице». «Один из них видел мать перед тем, как она исчезла. Лицо у нее было окровавлено. Эта картина навсегда останется с ним».

Расследование: куда пропали дети из школы Беслана

До сих пор в Осетии есть люди, которых не могут найти ни среди живых, ни среди мертвых. «Комсомольская правда» провела собственное расследование этих трагедий.

«Тысячу раз я прошел все морги, — хрипло кричит журналист бесланской газеты «Жизнь Правобережья» Эльбрус Тедтов, — там нет моего сына! Сын Эльбруса, пятиклассник Тимур, 1 сентября ушел в первую школу. Собственно, больше ничего не известно. Мальчик пропал без вести. «Я сам провел следствие! Четыре человека подтвердили: Тимур выбежал из школы! Его одноклассник Виталий сказал, Тимур тащил его, кричал: «Беги, беги!»… Еще два мальчика и девочка…

Ситуация непонятная: даже если ребенок погиб после того, как помог другу (боевики стреляли бегущим детям в спину), тело его должно быть необожженное, узнаваемое… Сотни газет написали об этой странности бесланской трагедии: двести шестьдесят заложников исчезли из школы, буквально испарились. Листки с их лицами белыми заплатками обклеили Беслан, портреты крутило телевидение…

Вместе с товарищами по несчастью журналист Тедтов несколько недель ходил по «кругу ада»: морги — экстрасенсы — больницы… Экстрасенсы говорили: мальчик жив, сидит в казенном учреждении в районе аэропорта, посреди комнаты стол. Бедный Эльбрус прочесал все общежития, район аэропорта и вообще все конторы города. «Мы что, держим твоего сына, как террористы?!» — орали хозяева контор и чуть не кидались на отца с кулаками…

«Почему следствие не допрашивает моих свидетелей?! — вне себя кричит Тедтов. — Только на том основании, что они несовершеннолетние? Почему неопознанные останки из Владикавказа увезли в Ростов (в Ростове находится военная лаборатория, которая устанавливает личности погибших по ДНК)? А для того, чтобы легче было подтасовать: сказать, что один из этих горелых обломков — мой сын! Я не позволю, я кота в мешке хоронить не буду, я гроб-то вскрою…

Дверь кабинета, в котором идет разговор, открывается: лица входящих такие, что вся редакция непроизвольно встает: «Эльбрус… Как же нам сказать это тебе!» Эльбрус (тихо): «Опознали?» Тогда результат ДНК пришел не только Эльбрусу, но и еще одному сотруднику редакции — молодой женщине.

То, что большинство пропавших без вести мертвы, было ясно с самого начала. Отцы заложников и ополченцы, которые входили во взорванный школьный спортзал, рассказывают, что внутри было спекшееся мясо; кишки свисали с потолка. Потом там два часа бушевало пламя, а пожарные не тушили (кто говорит, не было воды, кто — не было приказа): оставшиеся от людей клочки могли сгореть дотла.

«Девяносто процентов пропавших — там, в этом месиве: его потом сгребали бульдозерами и увозили на «КамАЗах», — говорит тот же Тедтов (тонкий момент: очевидцы-бесланцы клянутся, что «КамАЗы» вывезли груз на свалку, Генпрокуратура на Северном Кавказе утверждает: все, даже самые мелкие, фрагменты тел следователи выбрали руками)…

Эльбрус видел месиво, но сказал «девяносто процентов»: когда он произносил эту фразу, в нем еще теплилась надежда. Против логики она теплится у всех, кто потерял кого-то в школе. В первые дни надеялись, что родной человек без сознания и не может назвать свое имя, что его увезли куда-то далеко — в Ростов или Ставрополь, что бывший заложник прячется в каком-нибудь подвале (девочка двое суток лежала на огороде в картошке и думала: город захвачен боевиками). Но через неделю, когда подвалы и больницы были обысканы, осталась одна надежда…

«Я надеюсь, — сказал муж пропавшей Златы Азиевой Сослан, — мою жену увезли боевики. Я молюсь об этом. Я продам все…»

Официальных данных, ушли боевики или нет, не существует: тайна следствия. Зато есть бездоказательная, но безапелляционная народная молва. В такси и на базаре вам расскажут, что 1 сентября в город вошли не 30, а 200 террористов: в школу зашли пять — десять, а прочие дежурили вокруг в машинах, и глупые ополченцы своими руками клали спасенных заложников в эти машины. Что после штурма «смертницы» переоделись в белые халаты и пробрались в больницу: в день штурма это проходило даже по Центральному телевидению…

Ополченец Борис Колумбеков в некотором смысле профессионал: служил в силовом подразделении ФСБ Осетии, прошел три войны. Он первым влез через пролом в стене во взорванный спортзал, вытаскивал детей и отвозил в больницу; всего спас восемьдесят четыре человека.

«Сама посуди», — растолковывает он, — «вокруг школы — три кольца оцепления. Беслан — маленький город: все в цепи друг друга знали. Как боевик бы пролез? А женщины как чужих высматривали! Да его бы на части разорвали!»

Борис и сам поймал одного «подозрительного»: мужик в камуфляже, с наскоро отстриженной ножницами бородой, шел от школы и нес в руке гранату, Борис дал ему больно, толпа накинулась и добавила… Потом задержанного забрала милиция. Что с ним было дальше, не ясно — нам ведь объявили: живьем был взят только Нур-Паши Кулаев.

Колумбеков категорически утверждает: в незнакомые машины ополченцы заложников не клали. Но как тогда быть с показаниями очевидцев? С Виталием, которого тащил Тимур Тедтов? И если бы только с ним: подобных рассказов — десятки. Люди видели Илону Сабееву — девушку выносил из школы спецназовец; потом она исчезла. Во дворе бесланской больницы сотрудник ГАИ видел хорошую знакомую, 72-летнюю Кусову Марию Аркадьевну: бабушка лежала на носилках, три пальца у нее были отрезаны, бок в крови. Гаишник описал родственникам даже халат, в котором была «тетя Маруся», больше ее никто не видел.

Гадат Кантемиров с джипом Mitsubishi: «Я вез кого-то, но это была не Сабина». 6-летняя Алана Батагова (племянница районного прокурора Батагова), лежа на носилках, и вовсе кричала: «Я — Батагова!»…

И как быть с самым ярким, самым необъяснимым случаем исчезновения, когда бесланский автослесарь Константин Мамаев собственными руками положил в машину родную дочь Сабину? Этот случай стал в Осетии притчей, люди ссылаются на него как на доказательство («Сабина же пропала, значит, похищения были!»). Местные журналисты уже говорят об истории во множественном числе: «Страдают похоронившие своих детей, страдают отцы, видевшие дочерей спасенными, но так до сих пор и не смогшими прижать их к груди» (фрагмент передачи «Вести» — Алания»).

Кстати, момент спасения Сабины телевизионщики случайно запечатлели на пленку. Это уже не слова — прямое доказательство. Я отправилась в дом Мамаевых.

Лида Кулиева и Михаил Красовский — дядя и тетя пропавшей Сабины. Ее отец, Костя, в больнице — история с дочкой подкосила его здоровье, мужчине понадобилась операция. Мать Сабины Фатима тоже в больнице. Розыском занимаются Миша и Лида.

«Он вынес ее… Нашел во дворе училища (туда приносили всех, кого вынесли из школы. — Авт.), сам нес на носилках. Она была не ранена, только синяк на руке и очень сильный на ноге. Он разговаривал с ней: она сказала: «Папа, со мной все в порядке». Принес туда, где раненых в машины грузили, еще ей подмигнул, сказал: «Саба, на импортной поедешь!» Она сама внутрь села…»

Костя кинулся за женой, вместе они рванули в больницу: там сказали, Сабина к ним не поступила. Кинулись в Моздок, в Нальчик… О машине, в которую села дочка, Костя помнил только, что это была белая «Нива-Шевроле», Лида придумала пойти на телевидение… В те дни все аппаратные Осетинского ТВ были оккупированы родственниками заложников: десятки людей просили прокрутить им пленки, и наши добрые коллеги крутили. Лида увидела и Костю, и белую машину номер Н255АО; номер пробила в ГАИ… Водителем оказался Гадат Кантемиров — знакомый Мамаевых и даже дальний родственник. Он вспомнил пассажирку, сказал, она вышла у больницы. Но и только.

«Куда мы ни обращались, — говорит Лида, — и к Ткачеву (начальнику следственной группы Управления Генпрокуратуры РФ на Северном Кавказе. — Авт.), и к прокурору республики Бигулову, и в парламентскую комиссию… Везде ответ: «Пока в морге есть неопознанные, пропавших мы искать не будем». Валят на Костю: «Ты обознался!» Наше правительство не хочет признать факт: дети похищены…»

«Негласная информация прошла, — вступает Михаил (он русский, воевал в Чечне; здесь, на Кавказе, нашел свое счастье), — в заложниках у боевиков сорок детей. И вторая информация: они уже вышли на родственников, передали: «Подождите: пена осядет — будем договариваться о выкупе…»

Садимся смотреть кассету. Сценка — две с половиной секунды: мужик с проплешиной суетливо идет за носилками (несут другие), заглядывает в них как-то сбоку, оттопыривает руки. «Это Костя, — показывает Лида, — на носилках — Сабина». Увы: предполагаемую Сабину полностью закрывают мужчины, от девочки виден только кусок ноги. Вот тебе и доказательство…

Остается еще одна надежда — водитель белой машины Гадат Кантемиров. Лицо пожилого человека трясется: в тот день, 3 сентября, он сделал две «ходки» в больницу: один раз вез ту, кого считают Сабиной, второй — ребенка с дыркой вместо живота. Одной рукой Гадат держался за руль, другой держал ребенку кишки. С тех пор у Кантемирова плохо с сердцем.

«Я все скажу», — видно, что история с Сабиной Мамаевой Гадата достала. — «Не помню я Костю: может, он и клал, а может, другие люди девочку в машину клали. И девочка была не та. Лицо не помню, но Костя говорит, Сабина худенькая, а эта была полная. Она синяк на ноге показала, боевик ее пнул — нога — во! Она боялась очень меня. Такой страх в глазах: «Дяденька, ты меня убивать везешь?» Я: «Да ты что?!!» (В ходе расследования выяснилось, это была реакция стандартная: заложники до смерти боялись своих спасителей.) Если бы ей Костя был отец, она бы никогда его не отпустила, вцепилась… Мне она рассказала, что родом из Кисловодска, что отец у нее богатый… Хоть бы найти ее, может, откликнется!

В стройном (как казалось раньше) рассказе Кости, теперь — одни дыры. Если Мамаев положил дочь к Гадату, то почему разыскивать водителя пришлось через ГАИ? Ведь мужчины прекрасно знают друг друга! Затем: Костя говорил, что положил Сабину в «Ниву», а у Гадата джип «Мицубиси»: он больше «Нивы» в два раза. И спутать машины мог кто угодно, но не Мамаев: он — автослесарь!

«Я думаю», — наконец не выдерживает Гадат, — «бухой он был: люди говорят, пахло от него! Он, видно, девочку свою не нашел, в школу лезть побоялся — а жене правду сказать не решился. Потом увидел себя на пленке рядом с моей машиной…»

Страшно так обвинять человека, но еще двое ополченцев подтвердили: в оцеплении Мамаев действительно употреблял. «Все три дня!» — заявил Борис Колумбеков. — «А как стали детей носить — на каждые носилки кидался: «О, мою девочку вынесли!» Потом: «Нет, не она!»

Когда Гадат остался с Костей один на один, спросил: зачем, мол, все не так говоришь? Тот: «Только при женщинах моих не говори»…

«Неопровержимая» история Сабины Мамаевой оказалась пшиком. Целый месяц Мамаевы отказывались сдавать кровь для экспертизы ДНК («Наша девочка жива, мы ее из-под земли достанем!»). Милиция уговаривала семейство, ездила к ним домой… И, наконец, уговорила. 6 октября Мамаевы сдали анализ, 9-го Сабину опознали, 11-го тело опустили в могилу.

NEWSru.com