В минувшую субботу, когда республика уже радостно готовилась к сегодняшнему празднику урожая, 140 бычков и телок из рыбнослободского фермерского хозяйства «Тургай» пережили сильное нервное потрясение.

Недоумение парнокопытных

Сначала их загнали в кузова «КамАЗов» — и это уже не могло не вызвать у них обоснованной тревоги, а потом и вовсе началось непонятное. На трассе колонну из 14 «КамАЗов» остановила ГАИ, люди что-то долго и непонятно говорили, размахивая руками… А потом водители большегрузов сказали понятное любой отечественной скотине: «На хрен такую канитель!» — да и уехали в свой Актаныш порожняком. А бычки и телки завершили этот непонятный и неприятный день возвращением в родной коровник.

Впрочем, нет, не в родной. Из родного, который в деревне Алан Полян, их перегнали в соседнее Товларово неделей раньше. Родной коровник опустел, и два десятка доярок (тамошние доярки славились в районе!) потеряли работу. Стойла же в товларовском коровнике «Тургая» опустели еще весной: оттуда «фермеры» успели продать за пределы района около 300 голов скота…

А в этот самый «Тургай», между прочим, поступали телята «на племя» — и напрямую по бюджетной программе, и опосредованно, через Ассоциацию крестьянских и фермерских хозяйств (есть в республике такая, близкородственная власти, структура).

Понятные объяснения непонятных обстоятельств

А для «непаркетного» фермера Михаила Муллина урожай — не столько праздник, сколько работа

В этом месте читатель, я полагаю, уже настоятельно нуждается в разъяснении как минимум двух обстоятельств. Во-первых, почему районная власть (а это ведь она устроила появление ГАИ, обернувшееся столь счастливо для компании рыбнослободских парнокопытных) вмешивается в суверенное право частного собственника продавать свою собственность? И во-вторых, почему мой собеседник, поведавший эту историю, хочет остаться анонимным?

Ответ на первый вопрос — в патриархальных особенностях татарстанского «рынка». До сих пор сельхозпроизводителю нельзя продать «на сторону» сколько-нибудь крупную партию продуктов (хоть зерна, хоть скота) без благословения районной власти. Что касается скота — тут особые строгости, и дело не только в рабочих местах для сельского населения, хотя и в них, разумеется, тоже. Но «допустить сокращение поголовья» — это жирный минус в отчете района и в служебной характеристике сельского главы. Вот Актанышский район, судя по субботней истории, был не прочь улучшить свои «поголовные» показатели, а Рыбнослободский на этом чуть не потерял…

А на второй вопрос ответ вот какой: за фермерским хозяйством «Тургай» стоит «влиятельное лицо». Его здесь боятся, похоже, чуть ли не все. Даже когда те 140 голов скота увозили на продажу (а это — рабочие места доярок, скотников…), люди решились только на тайный звонок в райцентр. Его боится даже районное начальство. Начальство, конечно, и за бычков и телок очень переживает, и за занятость населения болеет всей душой, и за отчетность — нельзя его не понять! — сильно опасается… Но «влиятельного лица» районное начальство, кажется мне, опасается чуточку сильнее.

Ну как же!.. «Он» такой!.. «Он», даром что к «Тургаю» формального отношения не имеет (просто родом здешний, и возглавляет это фермерское хозяйство его племянник), а смог «выбить» «Тургаю» и лизинг почти на 2,5 млн. рублей в республиканской лизинговой компании, и почти 1,5-миллионный кредит в ГУП «РАЦИН»… Говорят, и получение «Тургаем» тех племенных телят — тоже его заслуга. Прямо скажем, далеко не каждому фермерскому хозяйству такое счастье. И тут уж люди в районе совсем понижают голос: говорят-де, «он» — родственник Шаймиева, понятно вам?!

Не родственник, конечно. Но верили же в Татарстане большие районные начальники в то, что мошенники, приезжавшие к ним на дорогих тачках с соблазнительными предложениями, — «сыновья Шаймиева»! Вот тоже загадка, между прочим. Явись, скажем, в окрестностях Бонна такие «сыновья Герхарда Шредера» — в первой же деревеньке повязали бы их и сдали в отделение. Чем объяснить, что наши люди с готовностью верят, что близкие высокого политика могут приехать и запросто за некоторую сумму дать разные соблазнительные разности? Географическое, может, положение поощряет в нашем народе такие странные идеи или дело в климате — вы как думаете?..

Знакомые все лица

А «влиятельное лицо»-то я, оказывается, знаю. Ничего в нем страшного нет. Сказала бы, «лицо как лицо», да не могу: все-таки доктор экономических наук, профессор, ректор Татарского института переподготовки кадров и агробизнеса. Зовут его Салимзян Шарипов. Познакомились мы весной 2002-го, за неделю до посевной. Вот как было дело.

Доктор наук и профессор «наложил арест» на зерно-склад с семенным зерном, принадлежавшим другому фермеру — главе соседнего хозяйства «Сокол» Михаилу Муллину. Просто сказал кладовщице, что за Михаилом он числит долг и зерна ему не отдавать. Долг не подтверждался никакими документами (потому что, как потом объяснил мне доктор наук и профессор, «в деревне такое договором не оформляют»). Муллин, правда, тоже числил за Шариповым долг, но он же не мог «наложить арест» ни на какое доставшееся «Тургаю» после развала колхоза имущество (а «Тургаю», и вы уже в состоянии об этом догадаться, досталась основная масса этого имущества)…

И вот два с половиной года спустя, то есть вчера, я нахожу Муллина в поле за околицей Алан Полян. Он при помощи кривоватого посоха и ученого Тузика пасет коров… «Михал Иваныч, вы что?! Простым пастухом теперь?!.». Глава «Сокола» широко улыбается:

— Моя очередь! Это деревенские коровы, мы по очереди пасем.

И немедленно разворачивает меня в другую сторону, туда, где на горизонте виднеется трактор. Чтобы я убедилась, что его фермерское хозяйство «заканчивает с зябью»: «У меня один трактор работает, а у них уже пять скончались!»

«У них» — это, понятно, про «Тургай». И: «Снимай, пожалуйста!» — это фотографу про поле привилегированного «Тургая», поросшее засохшим сорняком. «А я еще триста гектаров возьму, — сообщает Муллин, — а то мне мало!»

Он уже расплатился за «горючий кредит» и с владельцами арендуемых им земельных паев, и у него остались средства на будущую посевную кампанию. И 160 га ему уже мало. С его-то сравнительно слабосильным хозяйством — всего 29 паев, а работников, понятно, еще меньше. Без всяких привилегий — наоборот, в этом году даже удобрений по республиканской программе ему, в отличие от влиятельного соседа, не досталось. Зато как он доволен, что в будущем году удобрения будут.

Но вот какая история. Имущество, доставшееся Муллину от покойного колхоза (трактор да комбайн), с тех самых пор, вот уже три года, он не может, как положено, оформить в собственность. Говорит, Шарипов — официальный правопреемник «покойника» — не дает это сделать. И, стало быть, все это у него могут отобрать. И — конец? И районная власть, которая вначале, как могла, поддерживала «неформального лидера» «Тургая», теперь, если даже совесть прорезалась, уже ничего не сможет сделать… Ничего удивительного, если на сегодняшнем празднике урожая в казанской «Пирамиде» я увижу Салимзяна Шарипова. Михаила Муллина не будет на этом празднике.

Откуда в Татарстане фермеры берутся?

Другой осведомленный человек, уже в Казани, рассказал мне, как многие республиканские начальники оформляют на своей деревенской родине землю на себя или своих родственников. Ставят во главе этих «фермерских хозяйств» пешек, а сами ходят по знакомым высоким кабинетам и «выбивают» всяческую «помощь» для своих латифундий. Как идут дела в «имениях», обитателей кабинетов это в дальнейшем не интересует. Кредиты «зависают», имущество хиреет или распродается…

Вот какой урожай поспел на патриархальной ниве Татарстана.

Фото Александра ГЕРАСИМОВА.

Марина ЮДКЕВИЧ

Вечерняя Казань